№28 Тамара КОШЕВАЯ (Беларусь, Волковыск) Поэтическая страница

Тамара Кошевая родилась 22 марта 1954 г. в г. Пятихатки Днепропетровской обл. В шестилетнем возрасте с родителями переехала на родину матери в Беларусь. Закончила Гродненское музыкальное училище по классу фортепиано и Рязанский филиал Московского государственного института культуры по специальности «режиссура массовых зрелищ». Работала в учреждениях культуры на Камчатке и в Рязани. В настоящее время живёт в Беларуси в г. Волковыске, работает режиссёром образцового детско-юношеского театра в районном Доме культуры. Стихи пишет с юных лет, но большого значения своему творчеству до недавнего времени не придавала. В 2005 г. к 1000-летнему юбилею Волковыска издала книгу своих стихов и песен «Ваўкавыск – радзімка (родинка) Беларусі» на русском и белорусском языках. В октябре 2009 г. увидела свет ещё одна книга – поэма «Каханне ваўкалака» (Любовь оборотня) по одной из легенд о возникновении названия г. Волковыска. Готовы к изданию ещё три сборника: русских стихов, белорусских стихов, песен.

 Посредине…

Гляжу, как простирается окрест

Земная твердь – на ней стою я, граждане,

На полдороги к пику Эверест,

На полдороги к Марианской впадине.

Как равнозначны эти «над» и «под»

Для жизни, для любви, для откровения!

Гора и бездна – это антипод,

Разумная гармония планетная.

Вершины и глубины – что кому!

Но обретаюсь в самом нужном месте я,

На самой середине. Почему?

Чтоб удержать подобье равновесия.

За две минуты до…

Живём мы в ожидании сигнала
И вслушиваясь в утреннюю тишь.
За две минуты… много, или мало?
Для красной кнопки нужен палец лишь.
 
Пока мы живы и почти здоровы,
Но волею чужих послушных рук
Однажды будут сброшены покровы
И чей-то палец тронет кнопку «Пуск».
 
И зажужжат открывшиеся шахты,
В движение придёт секундомер,
Отсчитывая две минуты вахты,
Совсем не признавая полумер.
 
И ни к чему креститься торопливо,
Когда придёт прозрение вины
За две минуты до Большого Взрыва,
За миг всего – до Вечной Тишины.
 

Псковским десантникам

За сына мать всегда в ответе.

Как тросы, хлёстки и крепки,

Мальчишки, вы мне все как дети,

Хоть с виду, вроде, мужики.

Мы крещены одной Победой,

Её несём мы сквозь года.

Руси Великой с Русью Белой

Не раздружиться никогда.

Пусть кто угодно вас отринет,

А я сказать не побоюсь:

Есть у России три твердыни –

Флот, Армия и Беларусь!

Не чуя под собой страны…

«Мы живём, под собою не чуя страны...»

О.Мандельштам

У каждого из нас своя страна,

Но, что ни день, опять разборки в стае.

Какого, люди, вам ещё рожна?

Каких красот опять вам не хватает?

Наш мир, пока его потоп не смыл,

Равно велик для плебса и для знати.

Страна и сторона – в них жизнь, и смысл,

И притяженье родственных понятий.

Кому-то мил, кому-то хоть бы хны –

Клочок земли и свет родимых окон…

Когда не чуешь под собой страны,

То значит, ты в неё уже закопан.

 
Содом и Гоморра

Творил Всевышний чудеса,

Воздев божественные длани…

Вдруг раскололись небеса,

Умчались спугнутые лани…

В ту присно памятную ночь,

Не тратя времени на споры,

Бежали праведники прочь –

Прочь от Содома и Гоморры!

Да будет свет! Да сгинет тьма!

Тела скворчали жирной пеной,

Горели люди и дома,

Как факелы в ночи кромешной.

Могу представить лишь с трудом

Тот апокалипсис позора:

Крестился молнией Содом…

Крестилась молнией Гоморра…

…Летят ошмётки и клочки,,

Стервятникам – да будет пища,

Пока не занесут пески

Два города, два пепелища…

И мысли бьются у виска:

А не сгорим ли мы когда-то

В пылу содомского греха,

В пылу гоморрского разврата?

Блуд… Искусительная вонь…

ЧТО разразится вдруг над нами?

С небес карающий огонь,

Или вулканов адских пламя?
 

Эй, кто-нибудь!

Всё это – словно не со мной!

Рассвет так безмятежно светел,

Но мир меня молчаньем встретил,

Почти вселенской тишиной.

О, жизнь, надежды дай чуть-чуть,

Звук, шорох… хоть какую малость!

Куда же люди подевались?

Эй, отзовитесь кто-нибудь!

Но я не слышу голос свой.

Да что ж творится здесь такое?

Эй! Есть тут что-нибудь живое,

Или хоть кто-нибудь живой?!

И в небесах – коварен Бог! –

Возникли огненные строчки:

- Твой путь – удел для одиночки,

Означенный пунктиром строк.

Одно у жизни торжество,

Одна для жизни есть основа.

Ведь ты же знаешь силу Слова,

Попробуй произнесть его! 

***

Земля, очнись от тяжких снов,

Исторгни боль свою из лона,

И неразумным – благосклонно

Даруй опять свою любовь.

Вернитесь, люди и зверьё!

И, вопреки законам прежним,

Наполните свой мир безгрешьем

Во имя грешное моё!

Да будет светел мир и тих,

Пусть будет радостен и счастлив,

К поэзии моей причалив,

Как свой, читая этот стих.

Тот свет, что тлением пропах,

Не призовёт меня к расплате,

Коль жив здесь, хоть один читатель,

Что держит томик мой в руках.
 
 
Ave, Caesar, morituri te salutant!

Вспышка памяти – странная прихоть судьбы –

Застилая багровым туманом глаза,

Как невзнузданный конь, поднялась на дыбы

И швырнула меня на столетья назад…

Что же это? Видение, бред, или сон?

Иль безумья тревожно мерцает маяк?..

…Предо мной ветеран с рассечённым лицом,

Но могуч и поджар, закалённый в боях.

Глядя, как я колю и рублю от плеча,

В изумленье учитель-ланиста притих.

«До» и «после»  сокрыты. Я – здесь и сейчас.

Он мне мать и отец – я не помню других.

Сожаление, страх и безумства любви…

Да помогут мне боги, и Марс, и Арес!

Если битвы искусство исконно в крови,

Первый бой свой придётся принять на заре.

До кровавого пота, до мушек в глазах

Я шлифую коронный смертельный удар,

Даже старый ланиста сегодня сказал,

Что нечасто он видел столь редкостный дар.

Жаждет зрелищ жестоких пресыщенный Рим,

Разодеты матроны, патриции, плебс…

…Погружаюсь в атаки стремительный  ритм

И пощады не жду от бесстрастных небес.

Белоснежная тога, лавровый венок,

Императорским пурпуром рдеет хитон…

Да, всесилен тиран, и ему всё равно,

Для кого нынче лодку готовит Харон.

Расползлись, словно змеи, сплетения вен

По моим загорелым и сильным рукам,

Ave, Caesar! Я больше не жду перемен,

Разрубая трезубец и сети аркан.

Morituri salutant! И новый бросок,

Ретиарий повержен и встанет едва ль,

Жадно пьёт его кровь раскалённый песок,

Кровь, что в жертву приносит разящая сталь.

На арене для нас нет врагов и друзей,

Каждый сам за себя, даже брат мне не брат,

Полстатысячной глоткой ревёт Колизей,

От кровавого зрелища бешено рад.

И в последнем замахе мой гладис воздет,

А трибуны беснуются, с пальцами – вниз!

У меня и противника выбора нет,

Просто боги послали нам разных ланист.

Эти странные судьбы нам рок начертал.

Снова гаснет в глазах ослепительный свет...

Милосердная память закрыла портал…

Я убила его. Или… всё-таки нет?
 
 
Айсберг

Без всяких забот, поспеваний везде

Без родины, герба и флага,

Плывёт, как корабль по солёной воде,

Застывшая пресная влага.

Какая над ней и под ней глубина!

Готовая вмиг расколоться,

Дрейфует в морях-океанах она

С отвагою первопроходца.

Две трети сокрыты, одна – наверху,

Блуждает, теченьем влекома,

Но встретиться с нею – беда моряку

Вдали от надёжного дома.

Так я, от неё отличаясь едва ль,

Скрывая натуру баранью,

Бодну ненароком беспечный корабль,

Приветствуя – острою гранью.

И люди, держась на плаву, на весу,

Беспомощны станут, как дети…

Я, может быть, даже кого-то спасу

На той, всеми видимой, трети.

Того, кто не станет меня проклинать,

Кто гнев на меня не обрушит,

Я, может быть, даже доставлю – как знать? –

До этой, не нужной мне, суши.

И станет потом вспоминать он не раз,

Что виделось в смертных оковах,

И то, что я скрыла от алчущих глаз –

Две трети моих. Родниковых.