МЫСЛИ О МЫСЛЯХ

Николай Стародымов

Николай Стародымов - родился 24 февраля 1956 г. Донской казак, потомственный офицер. Окончил факультет инженерных войск Донецкого высшего военно-политического училища.  Служил в Афганистане. Совершил более 20 боевых выходов. В 1987 г. переведён в Ашхабад, на должность редактора газеты «За Родину» 61-й мотострелковой дивизии. В 1995 г. получил звание подполковника. За освещение хода Первой Чеченской кампании награждён орденом «За военные заслуги», удостоен премии Союза журналистов России. За освещение событий на Северном Кавказе награждён медалью Суворова. Член-корреспондент Международной академии духовного единства народов мира. Член Союза писателей России. Член Союза журналистов России. Сотрудник аппарата Исполкома Международного сообщества писательских союзов. Живёт в Москве.

Экскурс по парадной зале моих мыслительных процессов

09.08.11. Когда лежишь в госпитале (больнице), хорошо думается. Вернее, не хорошо, конечно, думается (какие хорошие мысли могут рождаться, когда окружён людской болью, да и сам далёк от идеального состояния), а много. И даже не столь принципиально, в каких условиях лежишь – в комфортных или же в обычной палате (а то и вовсе в коридоре) рядового городского лечебного учреждения. Мысли всё равно одолевают. Другое дело, что в уютной палате лежать всё ж таки уютнее, а в комфортной – комфортнее. Но это уж во всём так!

Оказавшись три года назад в кардиологическом отделении Московской городской больницы №15, я как-то невольно начал подводить итоги, какие крупные долги остались у меня на этом свете. Пришёл к выводу, что самый крупный на тот момент у меня оказался следующий.

Когда я служил в Афганистане, вёл дневник. И многие-премногие годы эти тетради с записями лежали у меня на антресолях без особого проку… Вот тогда, в мае 2008-го,  я и подумал о том, что, случись со мной какая неприятность, никто с расшифровкой тех записей возиться не станет, и пропадут они втуне в печке у сватов на даче. Вышел я из больницы, взялся за дело, и месяца за три примерно всё расшифровал, выложил в интернете. На меня обрушился град писем (электронных, понятно) – хвалительных, ругательных, предлагательных… Разных, в общем. Ну а потом издательство «Яуза» с подачи моего друга Александра Окорокова предложило эти воспоминания издать отдельной книжкой. Сейчас «Боевой дневник Афганской войны» в продаже особо и не найдёшь – значит, нашли расшифрованные записи своего читателя.

В этот раз, оказавшись на больничной койке, я тоже прикинул, что нужно безотлагательно сделать – благо, с тех пор у меня появился нетбук, а лежу я в Центральном клиническом военном госпитале ФСБ России, так что за сохранность в палате дорогостоящей техники можно не беспокоиться. Наметил несколько важных целей… И кроме них – одну несерьёзную, так, каприччо: поделиться своими мыслями, которые посещают сердечного больного (больного сердечника). Почему бы и нет, в самом деле? Мысли-то есть, так почему бы о них и не поведать миру? Вдруг, кому да любопытно станет?..

Начал эти записки набрасывать… И вдруг мне пришёл в голову образ, о котором и пойдёт речь ниже. Тогда я вычленил данный фрагмент записок из общего их сонма, который последует отдельным блоком, и решил поставить на открытие сериала.

Итак, мысли о тех мыслях, которые я стану описывать позднее.

Наверное, не всё, о чём пойдёт речь ниже, и записывать-то следует, не всем людям, чьим мнением я дорожу, всё сказанное понравится. Кое-что, вполне вероятно, пойдёт во вред мне, моему же имиджу, который я в своих записках себе же столь тщательно вырисовывал.

 Если существуют некие высшие силы, которые судят нас по делам нашим, тоже должны эти письменно изложенные мысли внести в мой пассив. Даже не так, не сами мысли – о чём я сам про себя думаю, в конце концов, только моё дело; а вот то обстоятельство, что я выношу их на всеобщее обозрение, ибо это уже, вполне возможно, неправильно. Но с другой стороны, коль уж взялся делиться своими мыслями, которые посещают на госпитальной койке… Эти ведь суждения, о которых пойдёт речь, тоже порой заглядывают, теснятся в мозгу, затесавшись средь других гостей…

Вот так рассуждал я… И вдруг!..

Ёлки зелёные, какой замечательный образ мне сейчас пришёл в голову! Действительно ведь, это у Газманова мысли, быть может, и скакуны. А вот такой образ, который предстал перед моим внутренним взором, – он представляется куда как лучше, ярче, правильнее, точнее…

Где-то в голове у меня (или в душе – не принципиально, где-то ж образы рождаются!) словно бы существует огромная  приёмная зала. И в ней теснятся мысли, воспоминания, мечты, раздумья… В каком-то неведомом мне порядке некоторые из них вдруг оказываются доминантными, встают перед внутренним взором в цветах и красках… Остальные продолжают ждать своей очереди востребованности. Кого-то призывают часто, по несколько раз на дню, а какие-то информационные единицы так и чахнут в том зале многие-многие годы, не удостаиваемые вниманием, не востребованные, а то и вовсе не нужные.  Они, все эти мысли, составляющие внутреннее, истинное моё «я», все очень и очень разные, и относятся друг к другу очень по-разному, нередко очень не любят друг друга. Они зачастую сторонятся одна другой, не приемлют, придушить готовы друг друга… Однако вынуждены сосуществовать вместе, в одной голове, в одном комплексе нейронов, составляющих мой личный головной мозг (или сплетённых воедино флюидах моей же души).

В самом деле, кто может объяснить, по какой причине вдруг некая мысль, некий образ всплывает вдруг в мозгу! По какой аналогии-ассоциации? Почему мы иной раз невесть с чего вспоминаем нечто давно и прочно, казалось бы, забытое?.. Никто не знает.

Вот мысли высокие, философские, абстрактные, отвлечённые… Они сгрудились особняком, неторопливо и благожелательно общаются между собой, обмениваются мнениями, даже спорят, но очень уважают друг друга – потому что они ведь все мои, родные, из одного корня взращённые, в одной среде выпестованные. Здесь много противоречий, здесь нет единой и неделимой точки зрения. Однако царит взаимное признание альтернативности воззрений.  Потому они не могут одна без другой, они повязаны между собой некой моделью моего личного представления о Вселенной…

Здесь мои мысли о бытии, о Мирозданье, о богах и религии, об атеизме и соотношении диалектики и метафизики, о природе и человеке, о природе человека… Здесь соседствуют педант Кант и ёрник Вольтер, здесь проклятый церковью Дарвин, здесь неистовый Коперник спорит с осторожным Галилеем, здесь столь нелепо умерший Тихе Браге и его выдающийся ученик Иоганн Кеплер, здесь Вернадский с ноосферой и его ученик академик Никита Моисеев с изумительной книгой «Человек и ноосфера», здесь же и ещё один тандем из автора идеи и его ученика – Борис Поршнев и Борис Диденко, изложивший теорию в своём шедевре «Цивилизация каннибалов»…

Здесь владычествуют ключевые мысли: что есть Мирозданье, что есть Разум, что есть Человек…  Обо всём сейчас говорить – не место. Только один пункт.

 Что есть Мирозданье? Я об этом много думал – когда чаще, когда подолгу не обращался к этой бесконечной во всех смыслах теме… И вот что удумал.  Я считаю, что всё и всюду состоит из энергии. Только энергия эта не равномерно размазана по мирозданью, а подобна ткани, на которой образовалось множество катышков. Вот эти катышки, то есть сгустки энергии, и есть первоматерия.  Именно потому она умеет зарождаться, казалось бы, из ничего,  и потому же способна к аннигиляции. Зарождение материи – это процесс сгущения энергии, а аннигиляция – её растворение.

Эти катышки, которые мы называем кварками, суть чуточку видоизменённая энергия. Но она уже наделена свойством взаимодействовать с такими же кварками, в частности, умеет объединяться с ними в более крупные структуры, в элементарные частицы, потом в более крупные, в протоны-электроны… Ну и так далее. Но в основе лежат – сгустки энергии! Потому светит солнце. Потому хлорофилл вырабатывает кислород. Потому мы так нуждаемся в постоянной энергетической подпитке, без которой сложные структуры неизбежно начинают расползаться.

То есть материя изначально наделена свойством, даже не просто свойством, а изначальным стремлением к бесконечному усложнению. Не будь этого свойства, материя оставалась бы на уровне космической пыли, а то и вовсе возвратилась бы в своё первоначальное состояние – растворилась бы в энергию. И только по причине стремления к усложнению мы видим столь непонятный окружающий нас мир. 

Откуда это стремление, я не знаю. Но это свойство присуще всей материи, как магниту присуща способность притягивать железо, а Луне вызывать приливы.

К слову, мы ведь так и не знаем, что такое магнетизм, гравитация, электричество… Пользуемся, а не знаем! В прекрасной книге Стругацких (как много они заложили мудростей в своих книгах!) «Пикник на обочине» Ричард Нуннан рассуждает о том же, когда пользуется этаком… Как бесконечно много ещё останется на земле непознанного, когда мы уйдём!.. И вообще, будет ли хоть что-то распознано из фундаментальных загадок до конца? Или процесс познания бесконечен?..

Ну и так далее – это мои философские умные мыли. Я об этом много могу рассуждать. Только смысл какой?.. Вот ведь что любопытно: за всю мою жизнь эти мысли гложили меня постоянно.  Однако поделиться, обсудить их мне всегда было не с кем. Это как снобы и эстеты, которым не нужны собеседники, которые сами по себе считают себя самодостаточными… Этакое внутреннее нарциссианство.

И каков же кпд от таких мыслей, которые нужны только для того, чтобы их думать, и никакой отдачи от них нет?.. Только Надежда (тогда ещё Акимова) как-то взялась обсуждать эти мои мысли, прочитав «Фиолетовый кокон». А так – на фиг они никому не нужны. С другой стороны, быть может, и не нужно их обсуждать? Пусть будут – да и всё, не вести же мне по поводу своих воззрений учёные диспуты – засмеют ведь дилетанта, заклюют!

Правда, утешаю я себе иным. Всё же философия тем и хороша, что, отнимая какую-то часть времени и энергии на бесплодные и бесполезные мысли, одновременно привносит некий элемент умности и в материалы, которые я готовлю, в книги… Повторюсь: утешаюсь этим.

…А вот в том же зале ожидания собралась другая группа мыслей. Эти уже более востребованы, эти чаще бывают в употреблении, даже озвучиваются, и нередко имеют успех. Это моя любимая, моя разлюбезная история. Здесь теснятся мои мысли о воззрениях Льва Гумилёва и Владимира Чивилихина, о пассионарности и перекосах историографии, о необратимости прошлого и о его влиянии на будущее… Здесь несколько ярких фигур, в восстановление памяти о которых я что-то сделал значимое: это в первую очередь Николай Артамонов, это Алексей Куропаткин, это Нестор Анисимов, это Александр Засядко и великий князь Михаил Николаевич… Тут же исподлобья сверкают ненавидящим взором предатели моего Отечества, о которых я тоже писал – в частности, Власов и Шкуро… Здесь мои исторические подборки юбилейных дат, подготовку которых я забросил, но которыми искренне горжусь и по которым скучаю… Тут мои нереализованные замыслы… Ну и конечно же, замыслы реализованные хотя бы частично…

А вот рядышком расположился мой творческий, литературный уголок. Тут много всего.  Тут скопился целый винегрет из великого множества мыслей по поводу прочитанных книг.  Что-то там валяется, чего я и не вспомню, плесневеет, рассыхается, покрывается пылью забвения, совершенно мне не нужное. Что-то в этом тлене вдруг ярко сверкнёт – наверное, в напрочь забытой книге когда-то поразила меня какая-то мысль, запала в память некая деталь. А вот аккуратно стоят на полочке томики, которые я в памяти своей постоянно достаю, регулярно ими пользуюсь, не забываю протирать замшей благодарности. Это замечательные труды моих добрых друзей и знакомых Николая Шефова, двух Александров – Торопцева и Окорокова, Анны Гранатовой и Светланы Савицкой… Здесь книги, о которых я много думал и думаю: и глубочайшие по своему потенциалу Библия, Коран и «Бхагават-гита», и величайшая трагедия «Дон-Кихот», и загадочная «Мастер и Маргарита», и умнейшее «Имя розы», и трогательный «Маленький принц», и великолепный «Путь меча», и полный драматизма и сомнений четырёхтомник «Адъютант его превосходительства», и не идущая из памяти «Фламандская доска», и стремительный «Буйный Терек», и забавный водевиль о сэре Максе из Ехо, и Пикуль, и Дюма, и Конан-Дойль, и старина Хем, и даже «Незнайка на Луне» не по возрасту затесался в эту компанию… Да мало ли теснится мыслей о прочитанном в голове у каждого любителя литературы!..

Здесь же рядышком и мои книги. Сколько-то написанных – одни из них прохаживаются  гоголем, поглядывают на других свысока. Это мои любимцы, мои удачи. Кто-то пристроился в уголочке, тусклые, невзрачные, глядят уныло – эти мне не удались. А в тенёчке жмутся книги так и не написанные – так даже, не книги, а тени, бесплотные, эфемерные, подобные душам из «Божественной комедии» великого Данте Алигьери. И мысли есть, и замыслы, и сюжеты, и герои… Да только не напишу я их уже, ушло их время. Так и сгинут эти замыслы со мной, не родившись. Так вы уж простите меня, непутёвого!

Здесь же ошивается один из главных врагов пишущего люда – графоманство. Ну такое ж подлое создание – никак от него не избавишься. Прятаться научилось, маскироваться, глаз замыливать… Вроде и следишь, чтоб носа не показывало, а чуть только расслабился, а оно уже тут как тут – растекается по тексту безобразной лужей, размывая умные мысли, выстраданные чувства, выстроенные фразы.

А вот сурово стоит Главный замысел Главной книги. Сурово и напряжённо-настороженно, надеется ещё увидеть свет. Пока книга называется «Сыны Троежёна», а там видно будет; если, конечно, будет!.. Он един, этот замысел, да только рассыпается на множество составляющих. И братья Кривоустовы все разные, все уже чётко обрели свою индивидуальную и неповторимую, ни с кем не спутываемую непохожесть. И исторические деятели, которые теперь станут в глазах прочитавших мой роман (если, конечно, он увидит-таки свет) именно такими, как я их опишу: Иван Воротынский, Лжедмитрий, семья Годуновых, мать и сын Пожарские, отец и дочь Мнишеки, Иван Болотников… Вот это – под вопросом: успею ли написать… Ведь всё время уходит на повседневную суетню, а не на высокое творчество. Вот и мается эта мысль, колеблется от надежды до полной безнадёги…

Здесь же, рядом, мысли и о других сферах творчества – о скульптуре, о живописи, об архитектуре, о музыке… Тут я не дока, однако кто ж мыслям запретит родиться? Вот например, буквально недавно открыл для себя современного изумительного художника Павла Рыженко. Да и величайшая мистификация ХХ века – «Чёрный квадрат» - ну кого ж оставит безучастным то, насколько просто не заслуживающее ни малейшего внимания НИЧТО возвели в ранг величайшего шедевра?..

А вот ещё одна  группа мыслей – о повседневном бытие. Все мыслишки меленькие, суетливые, да только слишком много их, потому места и времени съедают много, а толку-то от них… О том, что много нужно успеть, а вот не успевается, что нужно больше времени уделять важным делам, а вот не уделяется, что нужно точнее распределять силы по степени важности решения вопросов – а вот не распределяется… О несовершенстве своём много думаю (вон мазохистское моё начало стоит, ухмыляется, плёткой для самобичевания поигрывает). О том, что не умею выстраивать взаимоотношения свои с окружающим миром – в семье, в коллективе, в творческо-издательском мире, в первую очередь в сфере обращения денег вообще и гонораров в частности…

Тесно с этой группой смыкается, частично смешиваясь с ней, и следующая, личностно-персональная – мысли мои о друзьях и знакомых, о сослуживцах и коллегах, о друзьях и подругах, о людях, мною уважаемых и о тех, кого я к этому числу никак причислить не желаю. Тут всё личное, субъективное, оглашению без крайней нужды не подлежащее.

Здесь же рядом гниют мои обиды. Большинство уже мхом поросло, заплесневело, а вот не выкорчуешь их никак из подкорки сознания, прочно укоренились… Вот память о том, как близкий человек предал, и второй раз предал, и третий… И по сей день считает, что так и должно, что и предательства-то и не было вовсе, а ежели что и имело место, так всё уже в прошлом, а что в прошлом, то автоматически не считается… Да я и сам рад бы, чтобы не считалось, а вот не получается. Против обиды ведь только одно противоядие существует – когда человек искренне приносит свои извинения. А нет этого – и обида сама собою не проходит, не растворяется, быть может, чуть приглушается с годами, однако продолжает гнить, отравляя своими миазмами тебя же… А там гноем исходит обида на другого, вовсе, казалось бы, постороннего, который уже многие годы просто долгом своим считает оскорблять меня…

Ладно, были бы те предательства и прочие нападки ответными – но тогда и не являлись бы они предательством, оказались бы возмездием, а обида за возмездие всё ж не такая стойкая… Вокруг хихикают недоброжелатели: а мы всё знаем, всё знаем… И в самом деле ведь многие знают, как меня предавали, и я знаю, что все вокруг в курсе!.. И обида от того только множится.

И потом, не может быть общения на равных, если одна сторона всегда считает себя безусловно правой, оставляя за всё в ответе другую.

А вот тут, совсем рядышком с описанным в предыдущих абзацах, – мой подленький уголок. Пытаюсь его контролировать, глушить его происки на корню, да только не всегда получается. Такие гадости иной раз лезут в голову, такие мысли провокационные – самому потом стыдно перед собой же становится. Выкорчевать бы с корнем, да только это как хрен в огороде – сколько с ним ни борись, а он всё равно где-нибудь, да проклюнется, раскинет широкие лопухи листьев над своим жгучим корневищем… И говорить о нём не хочется!

Что, читатель, скажешь, что у тебя такого подленького уголка не имеется?.. Не лги, брат, у всех он есть, у каждого! Только власть над человеком у каждого имеет разную…

О сексуально-эротическом уголке тоже распространяться не стану. Лица… Былое… Нет, не брошу в прошлое ни единого персонального камня, в каждый адрес – исключительно только слова признательности и благодарности. Нельзя в прошлое – камнем неблагодарности! Тем более, что дарили тебе добро... Фантазии… Что хотелось бы, да не случилось… Что случилось, а лучше бы и не было… И надежды, надежды, надежды на будущее… И кривая злорадная ухмылка прочно обосновавшегося среди надежд скепсиса: не ерепенься, батенька, вниз ты уже сползаешь со своих вершин, вниз… Хорохоришься перед ним: я, мол,  ещё огого, фору молодым задам!.. А он всё хихикает подленько, не скрывая насмешки…

Здесь же рядышком столики стоят, тесно уставленные рюмками, фужерами, кружками, бутылками, графинами, бутылями со всевозможным спиртным, и даже банками и канистрами с пивом… А вокруг – друзья, с которыми в своё время немало выпито. И красивые застолья тут, и безобразные кутежи, и попойки, за которые стыдно – и за сами попойки, и особенно за последствия… Всё было – именно было, потому что больше вряд ли уж будет.  Не скрою, и хочется порою присоединиться к былым собутыльникам, приложиться к рюмочке, или пивка по нынешней-то жаре глотнуть, да только рядом тут же возникают мысли в белых халатах, потрясают кардиограммой с зубьями «пилы» - нельзя уж.

Вообще сожаления о минувшем, осознание, что многое уже в прошлом, что того, что было – не вернуть, эти сожаления встречаются повсюду, в какой уголок приёмной залы ни загляни. Душой-то ещё совсем, казалось бы, молод, а разум твердит: ты в зеркало-то давно гляделся, вьюноша?.. Однако душа не успокаивается, зовёт ещё на подвиги, напоминает про порох в пороховницах. Значит, есть ещё. 

Уголок спеси – и таковой имеется. Здесь же ютятся мысли о том, кем я бы стал, если бы в тот или иной момент не помешало кое-что. Личное хамство с нарочитой покорностью примолкло, однако в постоянной боевой ждёт своей минутки, когда какая напасть протаранит мои защитные блоки, и можно будет вырваться наружу и с наслаждением облаять кого-нибудь. Барство здесь же, занудство, высокомерие… В этом уголке приёмной залы  гордыня заправляет, которая сродни, но всё же чем-то неуловимым отличается, разнится от вполне добропорядочной заслуженной гордости; и рад бы от этой гордыни-поганки избавиться, да только как чуть зазеваешься, а она тут как тут, сестрицу свою заслуженную в сторонку отодвигает, на первый план выползает, чванится…

Кого ещё из мыслей – гостей своей приёмной залы – пропустил?

Ах вот, ну как же можно было-то!.. Мысли благодарности людям, событиям, судьбе самой – за то, что в разное время помогали мне, не бросали, руку протягивали, хотя и куда легче было ногу подставить… Родным своим благодарен – в конце концов, как бы кто из них ни относился к моему стремлению к писательству, а только ведь таким как есть я вырос как раз потому, что окружали меня сызмальства именно  эти люди – Стародымовы и Лобачи! Новой моей родне спасибо: Федоровским, Коссе, Гавриленко, Сухоруковым…  Педагогам моим, которые в разное время преподавали мне уроки, далеко не всегда в первую очередь обогащавшие меня собственно знаниями, а по большей части жизненные – Кацман, Крапивко, Трепецов, Аблаев, Химич, Арафалов, Ужегов и многие-многие другие… Людям, на судьбу мою в разное время повлиявшим, пусть и не всегда складывались у меня с ними отношения: Толику Королёву, Вершинину, Лисенкову, Здановичу (прости меня великодушно, Александр Александрович, подвёл я тебя),  Анатолию Елизарову,  Шорохову, Торопцеву… Сослуживцам, с которыми в разное время сводила меня судьба – тут я даже начинать список не берусь – слишком необъятным он получился бы. Друзьям моим: Василию Гаврилюку, Сердару Овлиекулиеву, Владимиру Грачёву, Валерию Рокунцу, Александру Окорокову… Покинувшим наш мир Владимиру Шостаку, Андрею Матяху, Сергею Анисько,  Василию Денисову, Сергею Васильеву, Игорю Устякину, Мише Кириллину, Александру Пельцу, Евгению Грекову, Сигису Спангелису, Валерию Ермакову, Светланке Половинкиной,  и многим-многим другим хорошим людям…

Вообще, если я попытался бы составить список хороших людей, с которыми сводила меня судьба, которым я от души благодарен, он получился бы поистине необъятным. И много строк в нём остались бы с вопросительными знаками, так как многие имена выветрились из памяти. Имена выветрились, а память осталась – такой вот парадокс!

…Беспокойство за судьбу детей и внучки присутствует здесь же, в зале. Нет у них жилой площади, кроме моей квартиры. Как они эти выслуженные мною в Кара-кумах и в предгорьях Гиндукуша квадратные метры пилить станут? И честные слишком выросли, совестливые, чтобы ловчить, уметь приспосабливаться за счёт других, вырывать какие-то блага у ближнего. Ведь не раз посетит каждого из сыновей мысль о том, что  честное имя, конечно, хорошо, да только без звонкой монеты мало чего стоит оно. За внучку страшно, в каком тяжком мире предстоит ей жить…

Опять же, думы о здоровье. Они в общем-то тихо себя ведут, редко голос подают, нечасто в голову лезут. Но ведь понимаешь, что это – до поры до времени, что усиливаться станут, волю забирать… Ну а нет, так есть кому подсказать о них, напомнить, вызвать на первые роли… Потому что тут же среди них примостилась мысль привнесённая, которая всё время вторгается извне, которая как специально постоянно будоражит  эти самые раздумья о том, что нездоровье уже подступает… Что говорить-то об этом? Так нет же: напоминают об этом всё время, страсти нагнетают, всевозможные напасти накликают…

Мысли о работе. Они связаны едва не со всеми остальными: накрепко связаны с семьёй, с персоналиями, с думами о деньгах и прочих материальных благах, всё время оглядываются на мысли-страшилки о кризисе, о безработице, о возрасте, о здоровье… Да что там – со всеми перекликаются, кроме, разве, сексуальных. Хотя, впрочем… Нет, всё же думы о работе перекликаются со всеми без исключения!

…И вот такие толпы теснятся в моей голове всегда. Равно как в голове каждого другого. 

Казалось бы, свихнуться можно! Так ведь не свихиваемся – во всяком случае, далеко не каждый.

Вот и я решил: поделюсь-ка я своими мыслями, которые зарождались у меня в период, когда я пребывал на больничной (госпитальной) койке. Мысли-то разные! А думал их один человек.

Как широка моя палитра!