ДИАЛЕКТИКА ОТ ЛИТЕРАТУРЫ. КНИГА ИГОРЯ ГОЛОВКО КАК ЗЕРКАЛО ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ЛИТЕРАТУРНОЙ РЕДАКТУРЫ

Николай Стародымов

Николай Стародымов - родился 24 февраля 1956 г. Донской казак, потомственный офицер. Окончил факультет инженерных войск Донецкого высшего военно-политического училища.  Служил в Афганистане. Совершил более 20 боевых выходов. В 1987 г. переведён в Ашхабад, на должность редактора газеты «За Родину» 61-й мотострелковой дивизии. В 1995 г. получил звание подполковника. За освещение хода Первой Чеченской кампании награждён орденом «За военные заслуги», удостоен премии Союза журналистов России. За освещение событий на Северном Кавказе награждён медалью Суворова. Член-корреспондент Международной академии духовного единства народов мира. Член Союза писателей России. Член Союза журналистов России. Сотрудник аппарата Исполкома Международного сообщества писательских союзов. Живёт в Москве.

18.08.11. Критиковать сделанное другими куда как проще, чем то же сделать самому. Это я по себе знаю. Напишешь книгу о событиях, в которых принимал участие – и вокруг тотчас формируется хор голосов: не так всё было. Так казалось бы: напишите сами, напишите правильно, как было!. Нет, очереди желающих не видать. Критиковать легче.

Это я сейчас такую преамбулу сделал к своим заметкам о книге Игоря Головко «Сирия 1967 год. НЕОКОНЧЕННАЯ ВОЙНА. Записки участника».

Представляю себе состояние автора, который сейчас, вот в это самое мгновение читает данные строки. Ведь каждый из нас, издав книгу, жаждет успеха, мечтает, чтобы произведение хвалили, чтобы появлялись положительные отклики… Это нормально. Ведь сколько сил, времени, нервов положено на то, чтобы твои мысли воплотились в слова, облеклись в книгу, попали в руки читателю. Ну право же, хочется адекватного морального вознаграждения, хочется! (Материального, понятно, тоже, но просто коль речь идёт о рецензии, то на первое место выплывает моральный аспект).

А тут появляется некто, кто начинает тебя свысока поучать, что ты что-то сделал не так, что надо было иначе… Конечно, берёт обида, конечно, хочется швырнуть в ругателя чем-нибудь потяжелее. И душу охватывает тягостное: ну зачем я старался, коль такая реакция!..

Так что я перед Игорем Головко и в самом деле испытываю неловкость – потому что сам бывал в его шкуре, и знаю, насколько неприятно читать критику в свой адрес. Причём, если бы книга оказалась просто дерьмом – тут бы никакого такого чувства неловкости не присутствовало бы. А так ведь и книга неплохая – а вот даже до конца её не дочитал, бросил на середине. Почему? Расскажу – положение обязывает. Это и в самом деле не некий разбор полётов – просто мысли, которые «Сирия…» вызвала.

Итак, перво-наперво книга должна иметь какую-то цель, книга должна быть изначально адресована какой-то аудитории. Как не бывает таблетки от всех болезней, так не существует книги, интересной для всех.

Книга «Неоконченная война» (как удобно обращаться с таким сложным названием – вариантов, как называть книгу и не повторять одно и то же словосочетание, множество) вроде как ориентирована на читателя, который интересуется историей событий на Ближнем Востоке в 1967 году. Однако на деле это не так. Автор настолько подробно описывает быт и взаимоотношения людей внутри «контракта» (об этом термине мы ещё поговорим), что далеко не у всякого читателя хватит терпения добраться до 210-й страницы текста, где, собственно, и начинается война. Скрупулёзная детализация повествования о жизни людей напрочь затмевает то, ради чего я, во всяком случае, взял в руки книгу, что ожидал увидеть: анализ причин, которые привели к той войне, разбор её, в конце концов, личное отношение к происходившему самого автора и участника. Оно всё это, конечно, присутствует, однако как-то вязко и безнадёжно утопает  в бесконечном бытописании.

Таким образом получается, что реальный основной читатель книги – отнюдь не человек, интересующийся  историей арабо-израильских войн. В первую очередь она заинтересует выпускников старшего поколения Военного института иностранных языков (ВИИЯ), а также ветеранов, причастных к тем событиям, по причине самой банальной: потому что им интересно будет вспомнить молодость.

Это как рассматривать альбом с порыжевшими фотографиями, всматриваясь в давно полузабытые лица, вспоминать ситуации, происходившие полвека назад… Такие альбомы имеются у каждого. Посмотреть его вместе с теми, кто некогда вместе с тобой попал в кадр – это одно, а демонстрировать посторонним просто нелепо.  Гость станет вежливо кивать, а думать о чём-то своём.

С подобной постановкой вопроса автор книги может не согласиться, даже попытается это сделать. Ведь в книге множество фактов, которые детализируют развитие ситуации лета-67. Согласен, есть. Но они, повторюсь, просто тонут, теряются среди бесконечного множества второстепенных, не играющих на основную идею книги деталей. Повторюсь и ещё по одному поводу: эта детализация  интересна только непосредственным участникам тех посиделок, тех возлияний, тех разговоров.

Но тут мы упираемся в другой принципиально важный вопрос: будут ли они от этого в восторге?

Игорь Николаевич очень подробно выдаёт характеристики своим бывшим товарищам. И при этом характеристики эти далеко не всегда лицеприятные. Я понимаю, что личные отношения между людьми – штука сложная. И если имеешь возможность, припечатать в книге человека, на которого некогда заимел зуб, очень хочется. Однако при этом надо бы как-то придерживаться неких моральных ограничений! Все мы по молодости допускали некие ошибки, все мы грешны. И о некоторых грехах можно, а то и должно упомянуть, они простятся читателем, который примет их с пониманием. Но всё же ограничения должны существовать, на мой взгляд.

(Тут я должен признаться, что и сам на эти грабли наступал, лишку про людей писал, а потом обиды выслушивал, так что знаю, о чём говорю!).

Так, в частности, про одну семейную пару автор рассказывает (открытым текстом имена называет!), что они зарегистрировали брак исключительно ради командировки за границу, что супруги дали друг другу полную свободу иметь связи на стороне, пользуются этим правом, да ещё и живописует, как мать жёстко обращается с дочерью, торопясь поскорее вернуться к прерванному застолью, от которого дочь отвлекла. Стоит ли сегодня, когда у тех людей, которых автор называет по именам, уже внуки взрослые, писать об этом?.. Походя названо подлинное имя эпизодически возникшего в книге человека и тут же дана ему характеристика «совершенно никчёмного человечишки» - за такие слова, в общем-то, можно и по физиономии схлопотать. Или открыто называть имя и фамилию другого своего коллеги – бездари и халявщика, который любит занимать у всех подряд спиртное и не возвращать…

Поверьте, я не ханжа, и не призываю стыдливо отводить глазки от куч навоза. Но описывать навоз следует только при необходимости, когда это играет на пользу повествованию в целом. А в данном случае эти фрагменты служат лишь иллюстрацией к теме «Вот какие люди служили за границей в составе советнического аппарата». Если именно это и являлось целью книги – тогда пожалуйста! Если же цель иная, то подобные факты тут ни к чему.

Следует отметить такую особенность книги: в ней очень много прямой речи. Само по себе это здорово, прямая речь всегда играет на пользу произведению. Только ведь здесь в уста реальных людей вкладываются слова, якобы произнесённые ими почти полвека назад. Будь это художественное произведение – тогда пожалуйста. Но в документальном повествовании цитировать реальные речи – дело скользкое, особенно если написано, что именно данный человек сказал некую гадость про третьего человека. Неужто автор обладает настолько уникальной памятью, что помнит сотни диалогов, которые тогда происходили?.. И главное – может это доказать!

Дальше. Автор во всех подробностях описывает, как стал негласным осведомителем резидента ГРУ Алексея Назаревского. Мир тесен, и так случилось, что я с Алексеем знаком. Я, например, не знал, что он являлся резидентом нашей военной разведки. Вполне допускаю, что это не является тайной, однако вот не знал же! И сколько ещё знакомых у Назаревского не знали о том же?.. Так стоило ли об этом сообщать всему свету?.. Впрочем, быть может, сам же Назаревский и разрешил… Так что данный абзац я оставляю исключительно как размышление – в конце концов, у разведки свои секреты, и быть может, сегодня как раз выгодно о том этапе её деятельности приоткрыть завесу тайны.

Должен признаться, в связи с данной темой меня больше царапнуто другое. Автор рассказывает, как его привлекли к сотрудничеству с разведкой. Тут всё понятно, кто из нас в молодости не мечтал пополнить ряды «рыцарей плаща и кинжала». Но в этой части повествования я ожидал описание вполне закономерных моральных терзаний автора – ведь он не скрывает, что докладывал своему куратору о том, что происходит в коллективе…

Я отдаю себе отчёт, что в каждом коллективе имеется такой осведомитель, и уж за границей особенно, признаю, что в этом  имеется определённая необходимость. Что скрывать – и сам когда-то оказывался в ситуации, когда приходилось информировать руководство о некоторых негативных фактах, которые считал необходимым пресечь… Но ведь каждый такой поступок неизменно натыкался на некий внутренний моральный барьер,  который заставлял скрупулёзно анализировать, о чём следует говорить, а о чём умолчать, чтобы до «кого следует» дошла исключительно нужная информация и не повредила бы кому-то информация излишняя. Потому и не собираюсь откровенничать о случаях своей подобной откровенности – потому что признаю, что это выглядит некрасиво, какими бы первопричинами ни было вызвано.

А здесь – никаких моральных колебаний, никаких сомнений в правоте принятого решения. Наверное, автор просто не счёл нужным акцентировать на них внимание. На мой взгляд, напрасно – так бы он показал свою планку представлений, что дозволительно по отношению к своим товарищам, а что выходит за эти рамки.

Я просто представляю, что прочитал бы в какой-то книге воспоминаний о том, как мой сослуживец имярек после наших дружеских посиделок ходил в особый отдел (или в политотдел)  и докладывал о содержании разговоров. О том, что такие люди в моём окружении имелись, в том я не сомневаюсь! Но в открытую признаваться в этом?!. Не знаю, не знаю… У меня лично к такому человеку отношение несомненно изменилось бы к худшему. 

Несомненная удача автора – это большое количество арабских поговорок, которые приведены в книге. Нет, правда, это здорово! Приобщение к культуре других народов – это всегда замечательно, и честь и хвала авторам, которые помогают нам в этом деле.  Тем более, что абсолютное большинство приведённых эпиграфов – просто замечательны по своему смыслу.

Однако и тут не обошлось без некоторой толики дёгтя.

Я, конечно же, не знаю, откуда Игорь Головко черпал эти жемчужины народной мудрости. Наверное, в каком-нибудь переводном сборнике. Потому что не думаю, что он сам, профессиональный переводчик-арабист, выразил бы некоторые мысли другого народа настолько небрежно. Если же брал из готового сборника, то, очевидно, занятый мыслями о своей книге, порою просто не вдумался в смысл афоризмов, полагаясь на мудрость своих коллег.

Вот пример. «Живой осёл лучше мёртвого философа». Это, простите, как понимать? Прежде всего, осёл – это дикое непарнокопытное животное. Философ – это учёный человек. Приведите мне хоть одну шкалу ценностей, по которой можно осуществить  сравнительный анализ живого дикого животного и умершего человека, склонного к абстрактным размышлениям… Даже не так… Я просто не в силах сформулировать аргументацию, которая объяснила бы изначальный абсурд приведённой поговорки. Быть может, речь идёт об осле в переносном смысле, как о глупом человеке? Но тогда это необходимо оговорить...

Дальше. «Чтобы люди были довольны – цель недостижимая». Это как понимать?.. О чём тут вообще речь?.. Человек изначально всем недоволен? Или не существует рецепта сделать довольными всё человечество?..

Ну и ещё одна поговорка: «Если хозяин дома любит играть на тромбоне, домочадцам приходится плясать». Я просто представляю себе великое множество арабов, которые играют на тромбонах перед пляшущими домочадцами… Ведь народная поговорка – это не что-то придуманное интеллигентом за чашкой кофе, это те фразы, которыми обмениваются простые люди в некой повторяющейся ситуации. Так вот, я отнюдь не уверен, что все бедуины, да и оседлые феллахи, знают, что такое тромбон. Я сомневаюсь, что этот весьма недешёвый музыкальный инструмент перевозят на верблюдах во время кочевий, чтобы играть на нём во время стоянок. Ну и потом под тромбон вряд ли можно плясать – ещё танцевать, быть может, да и то навряд ли, но плясать…

А теперь – резюме, то, ради чего и взялся я писать данные размышления.

…Главная беда данной книги – это отсутствие редактуры. Книга рассказывает об интереснейшем, но малоизвестном фрагменте истории Ближнего Востока, об участии в нём наших соотечественников. Она ведь сама по себе довольно интересна и познавательна. Однако вот не доведена до совершенства, и из-за этого утратила немалую часть своих потенциальных читателей. 

Автор указывает, что весомый вклад в редактирование книги внесли два человека с той же фамилией, что и у него (без сомнения – его родственники),  а также Анна Гранатова. Родственники – понятно, они могут высказать суждение, но переспорить авторское видение книги мало кому удаётся. А Анна Гранатова – вдумчивый писатель-документалист, публицист. Литературное редактирование – не её сфера творчества; к тому же непосредственно редактировать и вносить в этот процесс весомый вклад – всё же не одно и то же.

Сейчас пошло всеобщее поветрие выпускать книги в авторской редакции. Конечно же, такое явление получило распространение не от хорошей жизни. Это – подлинная беда современной отечественной литературы. Великолепная советская школа редактирования умирает у нас на глазах. Не слишком искушённые авторы недооценивают роль этой важнейшей составляющей рождения произведения. И напрасно.  Несколько лет мои книги обрабатывала замечательная наша «литмама» (как она любила себя называть) Нина Матвеевна Беркова – вот благодаря кому я постиг важность данного творческого процесса.  Сейчас её, к сожалению, уже нет в живых… И вообще уходит поколение истинных редакторов.

А ведь именно они являлись тем свежим оком, которое вылавливало огрехи в наших произведениях, подмечало нелепости, указывало на ляпсусы, заставляло переписывать неудачные места.

Вот ещё пример в подтверждение вышесказанного. Уже пятое предложение в книге Игоря Головко нуждается в том, чтобы его причесать, разбить на более простые, заменить некоторые слова более точными. Уже в восьмой строчке высказывается предположение, что всечеловеческая вакханалия страстей завершится одним большим «бухом» - и это уже само по себе вызывает ухмылку, потому что слово «бух» имеет, в том числе, и значение «выпивать», что для вакханалии как таковой в изначальном понимании этого слова вполне закономерно. Второй абзац на седьмой странице весь нужно переписать… Слово «контракт» в книге употребляется не в привычном для абсолютного большинства наших сограждан смысле, а как обобщающее обозначение советского советнического аппарата в стране пребывания в целом – и это даётся без пояснения, а потому становится понятным не сразу. Ну и так далее.

Или вот такая нестыковка. Несколько авторских посылов, которые противоречат друг другу, и которые при редактировании непременно ушли бы. В одном месте автор пишет, что в ВИИЯ их держали в строгости и «готовили спартанцев». А в другом описывает, как они столько выпивали в казарме и такое количество бутылок выбрасывали в форточку (будущие дипломатические работники), что пустую тару потом вывозили грузовиками, да ещё спьяну выплясывали летку-енку… Ну никак не стыкуется «спартанство» с кузовами выпитых бутылок!

Ещё. Книга утверждает, что в связи с пожаром 163 года город Босра упоминается в Библии. Но позвольте: собственно Библия описывает историю человечества до рождения Христа, т.е. до того условного нулевого года, который мы договорились считать началом «новой эры». Библия в широком понимании включает кроме того Евангелия, Деяния апостолов, а также Апокалипсис. Т.е. 163 год в эти временные рамки  никак не попадает. Вполне понятно, что в столь всеобъемлющий труд, как Библия,  могли войти и более поздние фрагменты истории, но в этом случае было бы логично, если бы автор своё утверждение конкретизировал, а не ограничился лишь констатацией!

Содержит книга и несколько пикантностей. Например, автор уточняет особенности подбривания лобка женщинами-сирийками, живописует эпизод, где во время вечеринки у него случилась эрекция… Если бы это имело значение с точки зрения развития сюжета – да ничего страшного, прошло бы как по маслу, и посмеялись бы, и о с таким смаком описанной сирийке помечтали бы. Но если нет в том насущной нужды, к чему этот натурализм?..

Поверьте, я не придираюсь! Но судите сами: как читать изданный в виде книги неотредактированный черновик! Я ведь не об огрехах автора – когда пишешь, непременно утратишь чувство меры и непременно куда-то тебя занесёт, это неизбежно. Я об отсутствии редактуры!

Более того, говоря откровенно, тут я как раз автора понимаю. Редактированием должен заниматься профессионал. И эта работа стоит немалых денег. Раньше оплатой труда редакторов занимались издательства. Сейчас они из экономии на это дело особо не тратятся. Ну а автору отдавать свои кровные, чтобы кто-то исправлял твои мысли, жалко. Предвосхищая выпад оппонентов, уточняю: и меня тоже жаба душит!

…Как учил нас Тихонов-фон-Штирлиц, запоминается последняя фраза. Надеюсь, что Игорь Головко прочитает всё до конца, прежде чем бросится разыскивать меня с мстительно-хулиганскими намерениями.

Так вот, те моменты, на которые я указывал, абсолютно любой внимательный читатель смог бы адресовать и мне, если бы взял на себя труд прочитать мои книги. И небрежность со словом, и неточность употребления выражений, и излишняя детализация, и избыток эротизма у меня случался… Всё было. Прежде всего, в тех книгах, которые вышли в «авторской редакции». Так что я не брал на себя роль критика, разбирающего данное произведение. Эти мои записки о том, как же плохо, когда по сути своей хорошее произведение так много теряет именно из-за того, что оно не прошло процесс редактирования.

Ну и несколько фраз в завершение – фраз, которые напрочь перечёркивают едва ли не всё сказанное выше.

Три года назад ко мне обратился человек, издающий свои произведения под  псевдонимом Иван Днестрянский, который написал книгу о Приднестровской войне. Я книгу прочитал, высказал ряд суждений по её улучшению, свёл с хорошим редактором, с помощью которого книга стала значительно лучше… Потом она увидела свет под названием «Рожденный в РССС»…

Так вот, нет сомнения, что книга та увидела бы свет и в первоначальном виде – за счёт неизбитости темы. Она оказалась бы чуть ниже качеством, но всё равно пользовалась бы спросом. Разница только в том, что автор не потратился бы на оплату труда литературного редактора – к слову, это нелёгкий труд, а потому и не дешёвый.

…И вот передо мной лежит книга Игоря Головко «Сирия 1867 год. НЕОКОНЧЕННАЯ ВОЙНА. Записки участника». У неё непременно найдётся свой читатель. И на имеющиеся огрехи будут смотреть не столь придирчивые глаза, как у меня (всё же 30 лет журналистского стажа, из них семь лет на посту главного редактора журнала). Ну право же – сойдёт и без редактуры!

Да, от редактирования она бы заметно выиграла. Но автору обошлась бы дороже.

Такая вот диалектика!