О СОБЫТИЯХ 1991 ГОДА 20 ЛЕТ СПУСТЯ

Юрий Прокофьев

Юрий Анатольевич Прокофьев (1939) - бывший первый секретарь Московского городского комитета КПСС, член Политбюро ЦК КПСС (1990-1991); родился в 1939 г. в г.Муйнаке Каракалпакской АССР; окончил Московский автомеханический институт в 1962 г., Заочную высшую партийную школу при ЦК КПСС в 1972 г., кандидат экономических наук; трудовую деятельность начал в 1957 г. старшим пионервожатым средней школы в г. Москве; работал секретарем комитета комсомола Московского автомеханического института, инструктором, вторым и первым секретарем Первомайского райкома ВЛКСМ г. Москвы, заместителем заведующего, заведующим отделом Московского горкома комсомола; с 1968 г. - на партийной работе: инструктор, заместитель заведующего отделом Московского горкома КПСС, 1977-1985 - секретарь, второй, первый секретарь Куйбышевского райкома партии г. Москвы, с 1985 г. - заведующий отделом Московского горкома КПСС; 1986-1988 - секретарь Мосгорисполкома; с 1988 г. - секретарь, второй, первый секретарь Московского горкома КПСС. 

Ныне -  Президент неправительственной организации «Фонд стратегической культуры», Председатель Президиума Всероссийского социалистического народного движения «Отчизна».

18.08.11. Я уже неоднократно высказывал в средствах массовой информации и книгах свою точку зрения на события августа 1991 года.

Первой была публикация в газете «Правда» 28 ноября 1991 года. Затем в журнале «Плацдарм» в связи с 10-летием события, в книгах «До и после запрета КПСС» (2005), «Как убивали партию» (2011).

Последней была публикация в первом номере журнала «Великороссъ» за 2011 год. На основе двух упомянутых книг, в которых излагалась моя версия событий 19-22 августа 1991 года.

Понимая, что в связи с исполняющимся в этом году 20-летием контрреволюционного переворота, изменившего общественно-политический строй страны и приведшего к распаду СССР, неизбежен поток вымыслов и клеветы со стороны так называемых «демократов», посчитал правильным рассказать и о цепи тех событий, заключительным звеном которых стал ГКЧП.

***

Есть люди, которые считают, что создание ГКЧП в августе 1991 года, это попытка сохранить существующий общественно-политический строй. Я с такой позицией не согласен, неоднократно ее высказывал. Нельзя говорить об этом, не рассматривая предыдущие события в нашей стране, приведшие к распаду Советского Союза, и к ликвидации КПСС. Таких событий было много в разные периоды. Но основные связаны с началом перестройки М.С.Горбачёва.

О чем необходимо сказать. Первое. Это – упразднение 6-й статьи Конституции. КПСС не была в полном смысле только политической организацией, а была, на мой взгляд, хорошей, ли плохой, – системой, структурой управления огромным многонациональным государством. Все государственные решения принимались на уровне Центрального Комитета партии, его Политбюро, а затем по иерархии спускались вниз. А так как у нас в любом цехе, в любой организации, в том числе и самой малочисленной, были коммунисты, все эти решения принимались к исполнению и реализовывались.

Когда отменили 6-ю статью Конституции, в которой было записано, что КПСС является руководящей и направляющей силой общества, возник вакуум.

Была создана президентская власть, но не было президентской вертикали. Под М.С.Горбачёвым был только Совет Безопасности.

Отсюда и пошли очень многие неприятные явления в управлении экономикой, в жизни нашего общества.

Если говорить о других событиях, которые привели к краху Советского Союза и КПСС, надо сказать об учреждении Коммунистической партии Российской Федерации летом 1990 года. Значительная часть коммунистов, партийных организаций выступали против этого. И понятно почему. Ни при Ленине, ни при Сталине Коммунистическая партия Российской Федерации не создавалась. И не потому, что они неуважительно относились к русскому народу. Речь о другом. Коммунистическая партия была унитарной организацией. Ее можно было сравнить с унитарным государством, где Коммунистические партии республик обладали теми же правами, что и областные партийные организации. А некоторые крупные областные партийные организации имели даже больше полномочий, чем Коммунистические партии небольших республик СССР.

Таким образом, и областные организации КПСС, и Коммунистические партии республик были равноправны и выходили на ЦК партии для решения вопросов без каких-либо промежуточных звеньев.

При создании Коммунистической партии Российской Федерации областные партийные организации теряли такую самостоятельность. Появлялось промежуточное звено. Их статус становился ниже, чем у партийных организаций республик. Практически КПСС из унитарной организации превратилась в конфедерацию партийных организаций республик, что не могло не нанести ущерб самой Коммунистической партии.

Н.С.Хрущев создавал какое-то подобие руководящего органа. Это было Бюро ЦК КПСС по РСФСР. Оно просуществовало несколько лет и ушло в небытие, оставив только одно после себя – газету «Советская Россия». Других каких-либо следов от работы этого Политбюро назвать трудно.

М.С.Горбачёв также создал Бюро ЦК КПСС по РСФСР, но и оно безславно закончило своё существование, ещё более безславно, чем первое. Даже не было ни одного заседания, кроме первого, учредительного.

…После учреждения Коммунистической партии Российской Федерации проходил XXVIII съезд КПСС. На съезде был принят новый Устав, в соответствии с которым Генеральный секретарь и его заместитель избирались не Центральным Комитетом, а его съездом. Казалось, дело благое – демократизация партии. Реально же получалось так. Если Генеральный секретарь поступал неверно, допускал какие-то ошибки, то освободить его мог только съезд. ЦК не имел такого права. А для того, чтобы собрать внеочередной съезд и рассмотреть на нем этот вопрос, в соответствии с Уставом требовалось как минимум полгода. Говорить о демократизации тут не приходится. Это, наоборот, была система укрепления личной власти.

Поскольку была упразднена 6-я статья Конституции, партия теряла свою руководящую роль. Но она могла бы ее сохранить, если бы в состав Политбюро вошли так, как было прежде, Председатель Совета Министров, министр обороны, председатель комитета Государственной безопасности, но этого сделано не было. По новому Уставу в состав политбюро избирались только секретари ЦК и секретари республиканских партийных организаций. В том числе и Москвы, столичная организация была приравнена к республиканским. Тогда и меня избрали в состав Политбюро.

Но это Политбюро не могло решать никаких вопросов. По существу это был совет секретарей республиканских организаций. Такое Политбюро не могло вынести никаких решений по своим полномочиям, а только предложить какие-то рекомендации.

Всё это резко ослабило и управление государством, и влияние партии.

Была ли это ошибка или спланированные действия? Сейчас я это воспринимаю как хорошо продуманную или кем-то подсказанную программу. Ведь не обязательно было кем-то на Западе сказать Горбачеву: «Вот 100 тысяч долларов, нужно сделать то-то и то-то». Можно было через его помощников, через людей, которые оказывали на него влияние, привнести какую-то идею под видом демократизации. Даже при поверхностном анализе мы видим, что такие шаги приводили к разрушению.

Кстати, на XXVIII съезде партии я начал свое выступление с осуждения создания Компартии Российской Федерации. Зал зашикал на меня. Потребовалось 2-3 минуты, чтобы заставить зал прислушаться.

Такой точки зрения придерживался не только я один, но и целый ряд партийных руководителей и рядовых коммунистов.

Одновременно с разрушением КПСС как единой унитарной организации происходило и постепенное разрушение государственных структур.

Самым серьёзным шагом в этом направление было решение съезда народных депутатов РСФСР – принятие Декларации о государственном суверенитете России.

Казалось бы дело благое. Республика приобретает свое правительство, свои права, как и другие республики. Сейчас, когда об этом говорят, обращают внимание лишь на отдельные пункты. Молчат о самом главном. В Декларации говорится, что законы РФ имеют приоритет над законами СССР. Только если законы союзные совпадают по смыслу с республиканскими, они подлежат исполнению. В противном случае действуют только законы РФ. Это прямое начало развала Советского Союза. И недобрый пример другим республикам

Понимая эту ситуацию, а съезд народных депутатов РСФСР проходил в то же время, что и XXVIII съезд партии, ряд коммунистов предложил Горбачеву направить делегацию на российский съезд, чтобы убедить не принимать в таком виде Декларацию о суверенитете.

Однако Горбачев это предложение не поддержал. Такой встречи делегатов двух съездов не состоялось. А каковы последствия – известны. Дальше было знаменитое ельцинское: «берите столько суверенитета, сколько сможете проглотить…».

Последним серьезным событием перед августом 1991 года был июльский Пленум ЦК КПСС. На этом Пленуме рассматривалось положение дел в стране и проект новой программы партии.

На предыдущем, апрельском Пленуме ряд коммунистов высказался за предложение об отставке Горбачева. Но это было бесполезно, так как уже действовало решение, что Генеральный секретарь избирается не Пленумом, а съездом.

Кроме этого, накануне Пленума Аркадий Иванович Вольский (1) предупредил меня, а я своих единомышленников, что Горбачев готовит провокацию. В случае если Пленум поставит вопрос об его немедленной отставке, он, и еще около ста его сторонников должны были уйти из зала Пленумов и провести свое, альтернативное заседание, что неизбежно привело бы к расколу партии. Поэтому на июльском Пленуме ЦК все усилия тех руководителей партии, кто действительно понимал суть происходящего, кто стремился сохранить нашу страну, все их усилия были направлены на то, чтобы принять решение о созыве внеочередного, XXIX съезда. И такое решение было принято. Внеочередной съезд должен был проходить в октябре-ноябре. На нем предполагалось рассмотреть вопросы о программе партии и ее руководстве.

История не знает сослагательного наклонения. Но на 100 процентов уверен, что съезд не избрал бы Горбачева Генеральным секретарем. Его авторитет был равен практически нулю. Соответственно съезд народных депутатов СССР, поскольку Горбачев избирался не народом, а съездом, освободил бы его от обязанностей Президента страны.

Был ли такой авторитетный руководитель, который мог бы вывести страну и партию из тупика? Такой вопрос мне задали в апреле 1991 года в Смоленске, где проходило совещание секретарей партийных организаций городов-героев, посвященное 50-летию начала Великой Отечественной войны. После совещания состоялась встреча с партийно-хозяйственным активом Смоленска. Она транслировалась по местному радио, был материал в газете.

На встрече мне задали вопрос: а кто может сменить Горбачева? Все было понятно, что он не нужен, но кто вместо него. На вопрос я ответил так: у нас в партии 19 миллионов, естественно, найдется такой коммунист, который сможет возглавить КПСС. Что мы знали о Горбачеве, когда избирали? Только то, что молодой, и то, что из Ставрополья. Ни его деловые, ни его человеческие качества мы не знали. А Продовольственная программа, которую он возглавлял, кстати, была завалена. Тем не менее, его избрали.

Когда меня спрашивали в Смоленске, конкретно я называл имя первого секретаря Компартии Украины, члена Политбюро ЦК КПСС Станислава Ивановича Гуренко (в настоящее время – депутат Верховной рады от КПУ, активно занимается бизнесом, работает заместителем генерального директора совместного предприятия «Наваско»). Компартия Украины – крупная партийная организация в составе КПСС, в ее составе было 3 миллиона членов. Он был принципиальным коммунистом. В свое время был заместителем Председателя Совета министров Украины, знал хозяйственную работу, пользовался большим уважением на Украине. Поэтому, по моему мнению, он вполне мог возглавить КПСС.

Кроме политических событий, заключительным звеном которых стал август 1991 года, создание ГКЧП, необходимо упомянуть и об очень серьезной подрывной деятельности в области экономики.

Сейчас не могу назвать точно дату. Приблизительно в 1989 году было принято несколько совместных постановлений ЦК КПСС и Совета Министров СССР в сфере экономики, модернизации ее структуры.

Хотел бы остановиться на постановлении о кооперации. Несмотря на ряд предупреждений наших товарищей из соцстран о том, что нельзя позволять кооперативам использовать действующие мощности государственных предприятий, нельзя допускать, чтобы кооперативы могли безналичные деньги обналичивать и таким образом получать прибыль большую, тем не менее, такой закон был принят. До принятия этого закона 70 % кооперативов в Москве были производственные и только 30 посреднические. После принятия – наоборот, соотношение 30 на 70. Именно в эти годы такие олигархи, как Ходорковский, Потанин, Виноградов, Стерлигов и другие, получив доступ к государственным деньгам, создавали свои капиталы через кооперативы.

Еще один закон – о социалистическом предприятии. Он позволил предприятиям увеличивать стоимость выпускаемой продукции и получать дополнительную прибыль путем некоторой ее модернизации, что позволяло повышать цену. Скажем, к женскому платью пришивали бантик и на 30-40 процентов поднимали цену на изделие. Это серьезно нарушило ситуацию с потребительскими товарами, с покупательской способностью населения.

Было принято также постановление о региональном хозрасчете. Первой была Эстония, в ней внедрялся региональный хозрасчет. Государство оказывало республике максимальную помощь, было дополнительное финансирование, налоговые льготы были. Таким образом, Эстония выглядела по экономическим показателям лучше других. Региональный хозрасчет становился привлекательным для других республик.

К чему это привело? Некоторые республики стали запрещать вывоз товаров за свои пределы. Скажем, из Азербайджана запрещали вывозить овощи, из каких-то регионов – мясомолочные продукты, зерно… то есть пытались не вывозить, а реализовывать внутри своих регионов. Возникал разрыв между регионами. В этот же период в стране на 1 рубль зарплаты производилось продукции на 13 копеек. В результате, в магазинах на полках не хватало товаров.

Кроме принятия таких постановлений, которые ухудшали положение в стране, были, можно прямо сказать, диверсионные акты.

Вроде бы было плановое хозяйство. А в Москве и в Ленинграде одновременно закрылись 4 ведущих табачных фабрики. Дефицит табака – в результате масса недовольных, дикие очереди, спекуляция…

Другой пример. Одновременно закрыли все предприятия, производящие стиральные и моющиеся средства. Это объяснялось протестом экологов.

При плановом хозяйстве такое могло быть только при сознательном вредительстве.

Сохранилась стенограмма конференции Московского объединения клубов избирателей от 16-18 сентября 1989 года. «Нужно ставить, – говорил Гавриил Харитонович Попов (2), – каждого депутата РСФСР. Он должен знать, что, если он будет голосовать не так, как скажет межрегиональная группа, то жить ему в этой стране будет невозможно. Проблема — взять выборы под полный контроль. Начать выбирать в избирательную комиссию своих от населения».

И ещё. Гавриил Харитонович произнес такие слова: «Для достижения всеобщего народного возмущения довести систему торговли до такого состояния, чтобы ничего невозможно было приобрести. Таким образом, можно добиться всеобщих забастовок рабочих в Москве. Затем ввести полностью карточную систему. Оставшиеся товары (от карточек) продавать по произвольным ценам».

Когда были пустые полки в Москве и других городах, на подъездных путях к столице стояли сотни рефрижераторов с мясом, маслом, сыром… Их просто не пропускали в Москву для реализации населению.

За это никто не ответил. Я считаю, что Николай Иванович Рыжков как председатель Совета Министров, когда принимались эти постановления, несет определенную долю ответственности. И его преемник – премьер-министр СССР – Валентин Сергеевич Павлов тоже, хотя о покойных говорить плохо и не принято. При нем эти безобразия получили самое широкое развитие.

Таким образом, к августу 1991 года было сделано все, чтобы, во-первых, ослабить роль партии, во-вторых, подорвать управляемость государством и резко ухудшить материальное положение населения. Это было сделано не внешними силами. Может быть, под давлением внешних сил. Это было сделано самими руководителями партии и государства, что привело потом к катастрофическим последствиям. Это было сделано за 2-3 года: 1989, 1990, первая половина 1991 года…

До 1989 года у нас экономика развивалась хоть и медленно, но поступательно. 1-2 процента прироста было. В 1989 году наступила стагнация, когда не было роста ни промышленного, ни сельскохозяйственного производства. А в 1990 году уже пошел спад, сокращение производства.

Необходимо сказать и о негативной роли, которую сыграли внешние силы. США дезинформировали руководство СССР о том, что они готовятся к звездным войнам. Специально забрасывалась информация о значительных успехах в реализации этого проекта. Для чего это было нужно? В СССР экономика носила милитаризованный характер, поскольку 75 процентов относилось к машиностроению и к оборонной промышленности и только 25 процентов относилось к производству товаров народного потребления. Те страны, где люди живут достаточно благополучно, это соотношение 50 на 50.

Итак, США нас втянули в дальнейшую гонку вооружений, напрягли нашу экономику до предела.

Второе. США было предпринято давление на нефтедобывающие страны, в частности, на Саудовскую Аравию, чтобы они резко увеличили производство нефти. Для чего это было нужно? В то время стоимость одного барреля Нефти составляла 35 долларов. Себестоимость его в СССР была 11-12 долларов за баррель. Достаточно большая прибыль, которую можно было использовать для закупки недостающего продовольствия за рубежом. При росте добычи нефти нефтеперерабатывающими странами под давлением США цена нефти упала с 35 до 10-11 долларов за баррель. По существу, до себестоимости производства нефти в СССР, то есть прибыли за реализацию нефти за рубежом Советский Союз уже не получал. Это подрывало экономику, была пустота на полках.

Третье. Были скоординированы действия всех ведущих разведок мира для того, чтобы сформировать в Советском Союзе пятую колонну. И такая пятая колонна, к сожалению, из нашей интеллигенции была подготовлена. Я помню выступление на одном из наших съездов народных депутатов известного писателя Сергея Залыгина. Он сказал, что интеллигенция должна понять: что она сделала, что ей ещё предстоит сделать и что она натворила…

Практически все СМИ, и это было при содействии отдела пропаганды ЦК КПСС, перешли в руки людей, явно пропагандирующих антисоветские настроения и выступающих против КПСС.

Было порядка 50 так называемых говорящих голов, которые допускались на экран и проводили эту политику. Могу назвать Попова, Шмелёва. Лисичкина и ряд других экономистов, которые всячески доказывали необходимость смены экономического строя в нашей стране.

Таким образом, было подготовлено общественное настроение. Имею в виду и то, что происходило внутри страны, и те действия, которые производили наши так называемые друзья из-за рубежа.

Не хватало только спички, чтобы вспыхнул пожар. И такой спичкой стал Государственный комитет по чрезвычайному положению (ГКЧП), созданный в августе 1991 года.

***

Подготовка августовских событий 1991 года не была секретом. Знали об этом и М.С.Горбачев, и Б.Н.Ельцин.

Прошло 20 лет, появилось множество мемуаров. В некоторых авторы излагают своё видение, свою точку зрения. А иногда проскальзывают подтасовки, иногда и полное враньё.

События того времени — история нашей страны. История, как известно, не терпит сослагательного наклонения, но быть точной — должна. И я, как очевидец, как участник, имею право на уточнения. Это, мне кажется, моя обязанность.

В марте 1991 года мы вместе с О.С.Шениным (3) были у В.А.Ивашко (4) по нашим внутрипартийным делам. Раздался звонок Горбачёва. Узнав, кто у него находится, Горбачев сказал: «Бери Олега и Прокофьева, и приезжайте ко мне в Кремль».

В Кремле мы прошли к Горбачеву в так называемую Ореховую комнату, которая располагалась между залом заседаний Политбюро и кабинетом Горбачёва. Там уже сидели за круглым столом А.И.Лукьянов (5), Д.Т.Язов (6), Б.К.Пуго (7). Из секретарей я заметил Г.В.Семёнову (8), Е.С.Строева (6). Присутствовали Г.И.Янаев (10) и В.И.Болдин (11).

Состав был весьма необычный. Это и не Политбюро и не Секретарит, а сбор руководителей государства и партии. Шёл разговор о положении в стране.

Положение было тяжёлым. В марте бастовали шахтёры, останавливались в связи с этим металлургические заводы, и потери металлургического производства составляли примерно столько же, сколько страна потеряла в годы Великой Отечественной. Производство металла сократилось на 30%. Страна стояла накануне серьезного экономического кризиса.

Тогда, в марте 1991 года, впервые прозвучала мысль о введении в СССР чрезвычайного положения.

На совещании Горбачёв создал комиссию под руководством Г.И.Янаева. В комиссию входили все будущие члены ГКЧП, за исключением двух человек — А.И.Тизякова (12) и В.А.Стародубцева (13). Это были Г.И.Янаев, Д.Т.Язов, В.А.Крючков (14), Б.К.Пуго, В.С.Павлов, О.С.Шенин и В.И.Болдин. Был включён туда и я.

По поручению Горбачёва после совещания мы перешли в кабинет Янаева, где договорились, что сотрудники Крючкова, Пуго и Болдина проработают формы введения чрезвычайного положения в стране, а затем мы встретимся и обсудим, как всё должно происходить.

Собиралась эта комиссия с моим присутствием ещё дважды — у Янаева и Язова. В принципе предложения о том, как вводить чрезвычайное положение в стране с учётом существующей Конституции, международной практики законов, были проработаны. Группа генералов, офицеров Крючкова из идеологических подразделений даже готовила воззвание к народу, которое в августе и было озвучено.

Когда проходило совещание у Язова, возник острый вопрос: Горбачёв может вести дело по принципу «вперёд-назад», потом остановится.

Как быть в таком случае? Кто-то сказал, что тогда Янаеву придётся брать руководство страной в свои руки. Он запротестовал: ни физически, ни интеллектуально, мол, не готов исполнять обязанности президента, такой вариант неприемлем.

Пуго с Язовым заявили, что вводить чрезвычайное положение они согласны только при условии конституционного решения вопроса, то есть при согласии президента и по решению Верховного Совета СССР. В ином случае они участвовать во введении чрезвычайного положения не будут.

О том, что заседания проходили, Горбачёв знал. Например, когда мы были у Язова, он возвращался из Японии и с борта самолёта позвонил Крючкову. Тот в разговоре с Горбачёвым сказал, что, выполняя его поручение, мы сейчас сидим и совещаемся.

Так что Горбачёв был инициатором разработки документов о введении чрезвычайного положения в стране, и, в сущности, почти весь состав ГКЧП сформирован им.

В марте эти материалы были на стадии черновых документов. В конце апреля Горбачёв получил все уже согласованные предложения. Тогда же он позвонил мне, советовался: положение в стране улучшается, может быть, и не надо принимать закона или постановления о введении чрезвычайного положения, а принять чрезвычайные меры, ввести чрезвычайное положение в отдельных регионах и отдельных областях?

Я с ним согласился. Когда мы обсуждали эту проблему в марте, было совершенно ясно, что ввести чрезвычайное положение на огромной территории России никаких ни финансовых, ни административных сил не хватит. Речь может идти только о введении мер в отдельных, наиболее важных отраслях промышленности, определяющих работу экономики и ряде регионов страны, в том числе Москве и Ленинграде.

Вскоре был принят окончательный документ. На основании подготовленных материалов издали Указ Президента Горбачёва о порядке введения чрезвычайного положения в отдельных регионах и отраслях народного хозяйства страны. Этот Указ был опубликован в мае, и прошёл почти незаметно.

Единственное, что мне тогда запомнилось: позвонил Горбачёв и, посмеиваясь, сказал: «Я вот с Ельциным согласовал Указ. Он дал согласие и внёс только одну поправку: Указ вводится только на год. А нам больше одного года и не надо».

После мая политическое положение в стране вновь стало обостряться. Возникло Движение демократических реформ, была создана партия А.В.Руцкого (15), пошёл в политическом отношении ещё больший раскол в обществе.

***

В начале августа 1991-го Горбачёв улетел в отпуск. Последний раз я с ним разговаривал 4 августа.

А через несколько дней мне позвонил председатель КГБ В.А. Крючков и предложил встретиться на объекте АВС.

С Крючковым пошёл разговор о положении в стране, и он поинтересовался моей точкой зрения на введение чрезвычайного положения в августе. Попросил назвать людей, которые могли бы войти в состав будущего органа управления. Он совершенно четко сказал, что партия не должна в этом участвовать, и представители партии не войдут в состав комитета: «Партия должна быть в стороне от этого дела. Это дело чисто государственное». Тогда я воспринял слова именно так. Теперь думаю по-другому. Если бы в состав ГКЧП вошли руководители партии, то он получил бы поддержку партийных масс, что не входило в планы его организаторов.

Я высказал два соображения. Первое. В августе не время вводить чрезвычайное положение, это самый благоприятный месяц в смысле обеспечения питанием. А в смысле политическом — месяц разрядки. Многие разъехались на каникулы, в отпуска, в Москве ни митингов, ни демонстраций, ни политических схваток. Населению будет непонятно, с какой стати вводится чрезвычайное положение. Одно дело в марте, когда останавливались заводы и экономика была на грани катастрофы, другое — когда всё обстоит более-менее благополучно.

И второе. На мой взгляд, не надо создавать никакого нового органа, потому что это не предусмотрено Конституцией. Есть утверждёный Верховным Советом СССР Совет Безопасности, из которого, за исключением двух человек — В.В.Бакатина (16) и Е.М.Примакова (17), — все остальные принимали участие в осуществлении поручения Горбачёва по разработке положения о введении чрезвычайного положения. Так что Комитет, или группа людей, которые занимаются вопросом введения чрезвычайного положения, сразу являются легитимными, их не надо утверждать, они уже утверждены.

Крючков засомневался в возможном поведении Горбачёва: тот, как всегда, займет двойственную позицию — ни да, ни нет. Я возразил. Сейчас главное не Горбачев, поскольку Михаил Сергеевич уже полностью потерял авторитет, а Ельцин. Он популярен, и народ его поддерживает. Эта фигура, от которой зависит решение проблемы.

Крючков высказался примерно так: с Ельциным мы договоримся, решим эту проблему без каких-либо мер. Когда я ещё раз попытался объяснить, что сейчас несвоевременно вводить чрезвычайное положение, он сообщил: «Мои аналитики того же мнения». Но, по-видимому, у Крючкова были и другие советники.

Через несколько лет я встречался с бывшим руководителем группы аналитиков. Он подтвердил: действительно они давали прогноз — нельзя вводить чрезвычайное положение в августе. Это нецелесообразно и поддержано не будет.

Уже тогда предполагалось, что 20 августа будет подписан Союзный договор. Улетая, Горбачёв пообещал вернуться к 19 августа, прервав отпуск для его подписания.

17 августа вечером мне позвонил О.С.Шенин (у нас дачи были в одном поселке) и, хотя мы с ним никогда вечерами не гуляли, пригласил принять участие в прогулке. Это было часов в 10-11 вечера — довольно поздновато для рандеву. Вначале он был с женой, и разговоры ни о чём важном не шли. Когда она ушла, Шенин сообщил, что сегодня произошла встреча, и было принято решение: завтра, 18 августа, лететь к Горбачёву, убеждать его в необходимости введения чрезвычайного положения.

В своих воспоминаниях Крючков пишет, что на совещании 18 августа присутствовали Бакланов (18), Шенин, Язов, Болдин, Прокофьев и он. Владимир Александрович ошибается: я 18 августа не присутствовал — не пригласили.

Кстати, то, что я не был на заседании 18 августа, меня в определенной степени спасло. Потому что привлекали к уголовной ответственности всех, кто собирался 18 вечером, а я проходил как свидетель. Если бы я был приглашён, то проходил бы как участник.

Разговор во время прогулки с Шениным стал для меня неожиданным. После разговора с Крючковым я думал, что чрезвычайное положение отодвинется на осень, когда сложится трудная ситуация, и люди поймут, для чего оно вводится.

Однако в словах Шенина тоже была логика: необходимо убрать урожай, подготовиться к зиме. Но тогда не нужно было вводить танки! Причём в этой беседе не шёл разговор о подписании Союзного договора. Речь шла только об экономике страны, которая катилась под уклон, и нужно остановить это сползание и нормально войти в зиму. Поэтому в разговоре не было упоминания о введении чрезвычайного положения касательно армии и комендантского часа.

Шенин попросил, чтобы 18 августа я был на работе. Несколько будущих членов ГКЧП в 13 часов улетали в Форос. Примерно в это время подъехал и я. Просидел до самого вечера. За это время было только одно событие: приезжал генерал от Крючкова и привёз проект «Обращения к народу». Там я не увидел ни списка ГКЧП, ни самого названия.

Около одиннадати часов вечера позвонил Шенин: они вернулись из Фороса. Олег рассказал, чем окончилась встреча: раздражённый Горбачёв крикнул: «Действуйте, как хотите!». Это совпадает с тем, что пишут в своих воспоминаниях Крючков и остальные участники поездки к Горбачёву. Впрочем, как и сам Михаил Сергеевич. Правда, Шенин сказал, что Горбачёв выразился непристойно.

Шенин сообщил: сейчас готовятся материалы для публикации в СМИ, секретарь ЦК Манаенков приглашает к себе Кравченко (тот возглавлял телевидение) и исполняющего обязанности генерального директора ТАСС, и я должен присутствовать на этой беседе.

В 2 часа ночи принесли документы, а потом подъехал Кравченко и исполняющий обязанности гендиректора ТАСС. Мы ознакомились с бумагами. Оба представителя СМИ заявили, что они передадут их в том случае, если документы попадут к ним по официальной линии — как обычно, привезёт фельдсвязь от Совета Министров СССР. А просто так, из рук в руки, ни тот, ни другой документы не возьмут.

Над документами работали в течение ночи. Их подвозили, вероятно, по мере готовности. Я видел лишь те, что были подготовлены заранее командой, которую создал Горбачёв. Было Обращение к советскому народу, был Указ, что отменяются действия всех неконституционных органов на территории страны.

Но хотя все эти документы были подготовлены в своё время по указанию Горбачёва, я был глубоко убеждён, что Михаил Сергеевич постарается как-то отвертеться. А результаты поездки тоже предвидел: он уйдет в сторону. Ни одно крупное происшествие в стране не проходило при его участии: то ли стечение обстоятельств, то ли продуманная политика у него была разработана…

Только я вернулся от Манаенкова, как позвонил Шенин. Я отправился к нему. Очень возбуждённый, он сказал, что создан ГКЧП и возглавил его Янаев. Шёл пятый час утра. Когда ночью представителей СМИ знакомили с документами, это ещё не было известно. Даже слово «ГКЧП» я услышал впервые.

У меня было двойственное ощущение. С одной стороны, я понимал, что раз Президент уходит от наведения порядка в стране, то кто-то должен взять власть в свои руки.

А с другой, я сделал вывод: раз назывался Янаев, вопрос с Горбачёвым согласован. Ни Янаев, ни Язов, по моему понятию, без договоренности с Горбачёвым никаких действий предпринимать не стали бы. Слишком они ему верили и были законопослушны.

***

Тревога появилась лишь утром.

Я в то время ещё не знал, что в Москву вводятся войска. Конечно, можно было предположить, что какие-то меры по охране правительственных зданий будут приняты. Но что введут в таком количестве войска и бронетехнику, не ожидал.

В 8 утра меня разбудил Крючков. Он посоветовал позвонить Ю.М.Лужкову (19) и договориться о совместных действиях, чтобы в Москве не было беспорядков.

Кроме того, что связаться с Лужковым меня попросил Крючков, я считал, что нужно было быстро принять решение о преобразовании правительства Москвы в Исполнительный комитет. Поскольку в обращении ГКЧП было сказано о ликвидации всех неконституционных органов власти. Правительство Москвы именно таким органом и было, и я понимал, к чему это может привести. Может быть, изменить название, даже не меняя людей. Тогда все остаются на местах, работают, и все приводится в соответствие с Конституцией.

Позвонил я Лужкову, попросил приехать. Он спросил: «На каком основании вы меня вызываете?» — «Я не вызываю вас. Просто хотел поговорить как коммунист с коммунистом (он в июле последний раз платил партийные взносы), обсудить, что надо предпри­нять, чтобы в городе был порядок». Лужков ответил, что не приедет, потому что отправляется к Ельцину.

Время было не для обид. Я резонно заметил, что это его право — советоваться с Ельциным, но попросил всё-таки потом приехать ко мне. Лужков повторил: нет, не приедет.

Когда Юрий Михайлович вернулся от Ельцина, с ним вообще было бесполезно разговаривать. Он заявил, что правительство Москвы останется, что это переворот и действия неконституционные.

Эти мои переговоры почему-то полюбили «цитировать» иные мемуаристы. Особенно разошёлся и, естественно, переврал Г.Х.Попов. Я всегда считал, что он самый умный, самый хитрый, но и самый беспринципный политик.

***

К 10 часам утра меня вызвали на заседание секретариата ЦК. Вёл его Шенин. Наблюдались растерянность и непонимание: что, зачем и как надо делать. Большинство членов Секретариата ЦК не участвовали в мартовских совещаниях и не были в курсе всех закулисных действий. И Шенин вёл себя «чисто информативно», позицию свою конкретно не определял.

После заседания Секретариата ЦК, посоветовавшись с секретарями МГК КПСС, собрали партийный актив, членов ГК, секретарей РК партии.

Я выступил в принципе в поддержку мер, которые вводились в стране, поскольку, если прочитать «Обращение к народу», любой здравомыслящий человек его поддержал бы. В конце я сказал, что, если в дальнейшем действия будут осуществляться в конституционном поле, а начало вроде обнадеживает, то мы будем поддерживать, а если нет, партийная организация поддерживать не должна.

У меня вызывало недоумение введение совершенно необоснованно такого большого количества войск. И ещё — вроде бы частное: у Горбачёва был лишь радикулит, и ссылаться на его болезнь в такое время неправомерно. Если хотели наводить порядок законным путём, надо было вести разговор о том, что Президент практически самоустранился от руководства страной, в тяжелый период ушёл в отпуск, отказался возвратиться в Москву, хотя к нему приезжала представительная делегация. Вот поэтому до решения сессии Верховного Совета СССР власть передаётся вице-президенту. Это было бы понятно, всё было бы нормально. А здесь я увидел попытку слукавить, схитрить. Это сразу же меня насторожило.

Одна из проблем, которую я поднимал на встрече с активом, — проблема Армии. Основное требование к районным организациям: не допустить провокаций против неё. Наоборот, поддержать солдат, где можно, горячим питанием, вниманием, беседами. Самое главное — проследить, чтобы не было никаких провокационных вылазок против Армии. Я прекрасно понимал: если прольётся кровь, дело примет другой оборот.

***

В середине дня 19 августа стали поступать тревожные сообщения: эмиссары Моссовета разъезжают по заводам, призывают к забастовкам, к выходу на улицы, манифестациям.

Вызвало тревогу и то, что ГКЧП взял под контроль СМИ, причём довольно неуклюже закрыв все, кроме партийных изданий.

Была закрыта и радиостанция «Эхо Москвы». Но приехал заместитель министра связи Иванов с автоматчиками — станцию открыли. Автоматчики встали у входа, и станция стала призывать граждан к оружию, к защите Белого дома.

Самую главную тревогу вызывала возможность возникновения в городе волнений. Мне сообщали, что настроения жителей Москвы разделились. Много войск — значит, всё может произойти. Не хотелось повторения Баку, Вильнюса и Тбилиси.

Звоню Лужкову — с ним не соединяют. Соединили с Янаевым, и я высказал ему все свои сомнения по телефону. Он предложил: «Приезжай в Кремль. Мы сейчас будем это обсуждать».

Вот так я впервые оказался на заседании ГКЧП. Сам навязался, напросился туда. Обсуждали пресс- конференцию, которая будет проходить. Слушали сообщение министра иностранных дел А.А. Бессмертных о реакции за рубежом. Предлагали собрать послов, но он сказал, что все необходимые указания послам даны. Как в таких случаях делается, подтверждён внешнеполитический курс Советского Союза и нынешнего коллективного руководства.

Бессмертных вёл себя очень спокойно, по-дело­вому, как и положено дипломату в чрезвычайных ситуациях.

Я не знаю, как они договаривались, но по той информации, что я имел, Ельцина на аэродроме должны были встретить Павлов и Язов, принять совместное решение, с утра ввести чрезвычайное положение и договориться о его невмешательстве. Если Ельцин не согласится с ними, предполагалось отвезти его на дачу Язова, так сказать «под домашний арест».

Но утро было совсем другое. Ельцин поехал к Белому дому. Его выступление с танка. Призывы, Указы в отношении ГКЧП. Поэтому и наблюдалась растерянность, так как совсем непредвиденно обозначился фронт противостояния. Ельцин тогда уже объявил о созыве Верховного Совета РСФСР.

Решался вопрос: как быть? Ждали председателя Совмина Павлова. Он пришёл тогда на заседание совершенно пьяный, просто был не в состоянии принимать участия в пресс-конференции. Настаивал, чтобы вообще не впускать депутатов Верховного Совета РСФСР в Москву. Вёл себя, мягко говоря, неадекватно. Когда он сел рядом с Язовым, тот брезгливо отодвинулся.

Меня на пресс-конференцию не пригласили. Дали лишь указание: на следующий день будет заседание ГКЧП, и я должен к нему подготовить сообщение о положении дел в Москве.

***

Нельзя рассматривать ГКЧП как единое целое. Я разделил бы его членов на несколько групп. Тизяков, Стародубцев, Бакланов, Язов, по моему мнению, все делали из чистых побуждений — только для того, чтобы спасти страну от той катастрофы, которая ей грозила. К ним я присоединяю и себя.

Ещё группа, которая, я думаю, была в какой-то мере посвящена в замыслы Горбачёва: он, вероятно, хотел поднять свой авторитет и утвердить своё положение, поскольку влияние его стало уже практически нулевым.

И были люди, которые сами хотели, может быть, прийти к власти и решали совершенно другую задачу.

Были и те, кто, как истинные патриоты, например Варенников, поддержали ГКЧП. Они хотели спасти Родину от катастрофы.

Но я убеждён, что существовали и зарубежные режиссеры. У них был чёткий сценарий развала Союза, ликвидации компартии. Удобнее, чем ГКЧП, ничего быть не могло — разом со всем покончили.

Все последующие заседания ГКЧП проводились два раза в день и были столь же беспомощны и неконструктивны. План по вводу чрезвычайного положения не реализовывался. По большому счёту, и плана-то этого не существовало.

Стародубцев писал о мерах, которые следует принимать в сельском хозяйстве. Тизяков сел дорабатывать свои предложения о необходимых мерах в области

промышленности и т.д. Все сидели в помещениях, выделенных для членов ГКЧП. Изыскания сводились к вопросам: что делать с Белым домом, что делать с Ельциным.

А толпа у Белого дома росла…

Председатель Верховного Совета СССР А.И.Лукьянов ни на одном заседании не присутствовал. Мне до сих пор непонятно, почему отложили на 26 августа сбор Верховного Совета СССР. Ельцин сумел за день собрать депутатов, а Лукьянов не смог?

И зачем этот ненужный, необоснованный ввод такого большого количества войск?

И полное бездействие по отношению к московским властям, к властям в Белом доме, к их провокационным заявлениям, возможности выступать в СМИ?

Я не верю, что случайно показали по телевидению выступление Ельцина на танке.

***

Сценарий всего этого был разработан не у нас, людей попросту подталкивали. В зарубежной печати появлялись любопытные публикации, высказывания. Понимая, что Горбачёв уже сходит, подкидывали мысль: а почему бы президентом не стать Крючкову? Вот Буш в Америке был директором ЦРУ. А почему у нас нельзя?

Я прочитал однажды информацию, которую мне дал Крючков в июле 1991 года и с которой был ознакомлен Горбачёв. Это запись беседы одного из наших социал-демократов с Яношем Карнаи, американцем венгерского происхождения, автором книги о «венгерском пути к капитализму».

В этой беседе всё было предначертано: оба строя имеют право на существование, но для того чтобы капиталистические страны держались на плаву, нужны рынки сбыта, сырьевые рынки, дешёвая рабочая сила (слова — «общечеловеческие ценности», а подоплёка фашистская).

Так вот, с точки зрения «общечеловеческих ценностей», Советский Союз, располагая огромными сырьевыми ресурсами, использует их неэффективно. Поэтому, с точки зрения «общечеловеческих ценностей», целесообразно их (сырьевые ресурсы) изъять и передать тем странам, которые могут их использовать эффективно.

Опять же с точки зрения «общечеловеческих ценностей», СССР обладает огромными, но недостаточно продуктивно работающими людскими ресурсами. Надо за 20—25 лет их сократить примерно на 50 миллионов, а остальных заставить работать на «развитые страны» (что, кстати, сейчас и осуществляется).

Говорилось, что надо расколоть Советский Союз, но не на национальные республики, а на экономические районы — сырьевой, топливный, обрабатывающий и так далее.

К сожалению, я эту «закрытую» бумагу не мог ни перепечатать, ни сохранить. Для себя набросал кое-что. Но при обыске у меня многие бумаги забрали.

Когда я с ней знакомился, то составил несколько пунктов:

— экономические преобразования: либерализация цен, приватизация, свертывание социальных программ, жёсткая кредитная политика (высокие процентные ставки).

— в области политической: ликвидация КПСС, но не так, как это у нас произошло, а раскол на фракции; внедрение во главе всех фракций своих людей, которые, внешне выступая за единство комдвижения, будут делать всё, чтобы оно никогда не объединилось; смена руководства Армии; реорганизация КГБ — поменять генералов на полковников.

И было в беседе сказано, что всё это должно произойти в течение недели и что час «ИКС» назовет Семёрка.

Вот такой документ я прочитал в июле.

Поэтому убеждён: августовские события 1991 года были мощной политической провокацией, каких бы целей ни придерживались люди, которые организовали и вошли в ГКЧП.

К слову. Августовские события произошли после поездки Горбачёва на совещание семи ведущих капиталистических стран.

Иные считают, что «кукловодом» был сам Михаил Сергеевич. Не думаю. Горбачёв был вписан, вмонтирован в эту систему точно так же, как и Ельцин. Причём, если и говорили им об их роли, то не всю правду. Горбачёв потерпел поражение, потому что Запад перестал делать на него ставку. Ставка была сделана на Ельцина как на человека, который сможет продолжить разрушение Союза.

Начиная с 1985 года, Западу угрожал кризис. И то, что он разразился только в 2008-м, это благодаря развалу Советского Союза и России. Мы стали ввозить 36% продовольствия. Никогда такого не было!

***

Возвращаясь к ГКЧП, считаю, что самым позорным был последний день его существования, когда Язов единолично принял решение вывести войска. Он собрал ночью коллегию министерства обороны и всё решил.

Вечером 20 августа состоялось заседание ГКЧП, на котором я докладывал о положении дел в Москве. Двадцать первого августа произошли трагические события. Погибли трое молодых людей, выступавших против ГКЧП. Я тогда тесно сотрудничал с Сергеем Кургиняном, который был уверен, что обязательно должна пролиться кровь, чтобы можно было обвинить ГКЧП в военном перевороте. Потом, позже, когда меня допрашивали, в соседней комнате допрашивали водителей БМП. Всё было сведено к дорожно-транспортному происшествию.

Как мне рассказывали, на смотровой люк БМП кто-то накинул брезент, лишив водителя обзора, тот подал назад, где стоял троллейбус и раздавил стоящего там парня. Другого, по их рассказам, застрелили: «Стрелял какой-то майор не из нашей части. Стрелял, когда парень бросал бутылки с зажигательной смесью в машину». Там же сгорел водитель машины, но об этом никто не говорит.

Итак, Язов выводил войска. На заседание ГКЧП приехать отказался. Тогда все члены ГКЧП сами поехали к нему. Я находился в машине вместе с Крючковым и слышал, как он переговаривался с Лукьяновым: надо лететь в Форос к Горбачёву, просить, чтобы тот вернулся в Москву и взял власть в свои руки. Лукьянов, как я понял, соглашался. Затем Крючков позвонил Ельцину и рассказал ему о решении лететь в Форос. Тот поддержал это решение и со смехом сказал, что и сам бы полетел, но боится, что у Крючкова найдется «матрос Железняк».

Лукьянов пришёл только на последнее совещание в штаб ГКЧП, да и то скоропалительно. До этого, примерно числа 20 августа, у меня был с ним разговор по телефону. Он спросил: «Ты понимаешь, что происходит?». Я ответил: «Нет, не понимаю. Вижу только, что полное бездействие приведёт к краху и разгрому».

Когда пришёл Лукьянов, его спросили, что надо делать. Анатолий Иванович ответил: надо лететь к Горбачёву, другого выхода он не видит для того, чтобы потушить возникшее народное волнение.

Всё, подумал я, с меня довольно, хватит. И заявил, что теперь чётко понял:

это политическая провокация, которая поставила под удар и страну, и партию. И добавил, что больше не собираюсь участвовать в этом маскараде и ухожу. И сейчас же собираю секретарей райкомов партии, бюро горкома, и мы выступим с заявлением по этому поводу, объявим, что все последние события воспринимаем как политическую провокацию.

Следом за мной поднялся Шенин и сказал, что поддерживает Прокофьева.

Люди уже по моему звонку были собраны. Я рассказал о ситуации, о том, что происходит, что может произойти. Было принято заявление секретарей райкомов партии и Бюро ГК партии по поводу ГКЧП. Отмечалось, что считаем его действия политической провокацией, которая ведёт к негативным последствиям. Решили передать заявление через ТАСС. Но, когда туда позвонили, нам ответили, что им запретили принимать какие-либо заявления и обращения. Кто запретил — не сказали.

Текст этого заявления не сохранился. Все документы, что были в моем кабинете в горкоме партии, были изъяты при обыске. Сокращённый текст можно найти в архивах «Московской правды», так как она всё же свой маленький выпуск осуществила. Понимая, что закрытие всех изданий, кроме партийных, было неправомерно, «Московская правда» из солидарности в эти дни не выходила. А тут вышла небольшой листовкой с этим обращением. Вечером по ТВ прошла передача, где совещание было показано, и я частично прокомментировал наше заявление.

У меня дома остался листочек радиоперехвата — беседа французских журналистов с нашими товарищами по партии. Там 20 августа точно определено как конец ГКЧП. И говорилось, что, если Горбачёв вернётся президентом, то станет карманным президентом у Ельцина. А КПСС будет разгромлена, и её придется воссоздавать.

Французские друзья всё спрогнозировали. Они проанализировали информацию не только нашу, но и западную.

Не случайно Лобов уехал на запасной пункт управления страной под Свердловском.

Не случайно в Белом доме были запасы оружия, питания, не случайно американцы наладили информацию Ельцина о передвижении войск в Москве через систему спутниковой связи.

Не случайно Лужков разговаривал со мной как человек, который знал о подлинной сути событий.

Не случайно самые близкие Горбачёву люди из Секретариата отсутствовали: Ивашко лежал в больнице, Дзасохов (20) был в командировке, Семёнова — в отпуске. Они только потом собрались, когда всё произошло. Думаю, это тоже не случайно.

…Когда я вернулся к себе, ещё до совещания, позвонил Крючков, потом Бакланов, ещё кто-то. Все они просили не делать никакого заявления. Я отказался.

Последним позвонил генерал Варенников, герой войны, очень заслуженный человек, и сказал: «Юрий Анатольевич, пожалуй, ты прав. И давай будем держаться вместе, приближаются трудные времена».

***

Первое, что сделали после прилёта Горбачёва из Фороса, это закрыли даже не ЦК, а Московский горком партии. Охрана была снята, меня об этом никто не предупредил. Просто позвонил дежурный секретарь и сказал: «Юрий Анатольевич, вы знаете, что вся охрана снимается?»

Тогда я попросил закрыть дверь, что выходила на Старую площадь, и всех сотрудников аппарата горкома вывели через двор ЦК на улицу Разина (Варварку), чтобы люди могли спокойно уйти. Сам я выходил позже из здания ЦК вместе с секретарём ЦК КПСС Валентином Михайловичем Фалиным, секретарём ЦК КП РСФСР Владимиром Ивановичем Кашиным и другими сотрудниками аппарата ЦК.

Нас встретила толпа — пьяные агрессивные люди. Было много журналистов, кино- и фоторепортёров: кто-то их предупредил, что мы будем выходить из здания. Меня спросили: «Как вы относитесь к происходящему?». Ответил: «Разве не видите? Это – фашисты».

Сначала я уехал к родственникам, потом домой. Встретила перепуганная жена: ей позвонил какой-то человек и сказал: «Всё кончено. Сейчас могут начаться погромы. Уезжайте». Предложил им покинуть Москву.

А я отправился к одному работнику горкома. Пару дней жил у него, и вдруг в воскресенье слышу по радио: сбежал Прокофьев, его ищут правоохранительные органы.

На следующий день поехал в прокуратуру России. Для меня 1991 год (после августа) был временем бесконечных допросов о причастности к ГКЧП. Вначале мною занималась московская прокуратура, а затем, когда она сняла с меня обвинения в причастности к антигосударственному заговору, специальная следственная группа прокуратуры России.

Всё это закончилось в декабре 1991 года после проведения в «Матросской тишине» очной ставки с бывшим Председателем КГБ СССР В. А. Крючковым.

В подвешенном состоянии я оставался до суда над членами ГКЧП, так как военная прокуратура обязала меня информировать её обо всех моих передвижениях, выездах из Москвы. Это не подписка о невыезде, так как выезд разрешался, но о нём следовало информировать…

В течение нескольких дней были обыски. Искали документы, оружие. У меня оружия никогда не было, и вопрос об этом я не ставил.

Шли допросы. Но домой отпускали. Все было проведено очень лояльно и тактично. Видимо, потому, что каких-либо документов у меня не нашли, членом ГКЧП я не был, заявлений в поддержку ГКЧП горком партии не принимал, каких-то действий тоже не осуществлял. Прицепиться вроде бы было не к чему.

Задача, как я понял, стояла другая: изолировать меня и не дать мне в этот момент заниматься политической деятельностью. Поэтому допросы длились по 12 часов, практически всё дневное время, захватывая вечер.

Моё дело из Московской прокуратуры изъяли — его взяла Российская прокуратура. Опять было возбуждено против меня уголовное дело, и весь ноябрь меня уже там допрашивали. Неприятно, конечно, когда тебя допрашивают. Пытался рассказать о мартовских событиях, то есть о роли самого Горбачёва, но тот, кто меня допрашивал, не хотел это слушать. Даже записывать не стал.

А вот о чём говорили с Крючковым, как проходили заседания, как вёл себя тот-то и тот-то, интересовались. Пытались поймать на каких-то неувязках, сличали с протоколами моих допросов в Московской прокуратуре. Но у меня хорошая память, и я нигде не ошибался.

Вернусь к тем тревожным дням, к кульминационному моменту следствия по моему делу — свиданию с В. А Крючковым в «Матросской тишине». Это была очная ставка. Вообще очных ставок у членов ГКЧП было мало. Они все пишут об этом в своих воспоминаниях. Даже тогда, когда они на них настаивали, ставок не проводили. Думаю, встречу с Крючковым устроили чисто формально для того, чтобы закрыть это дело. А без очных ставок уголовное дело не получается.

Ехали мы в «Рафике»: адвокат Генрих Падва, адвокат Крючкова Юрий Иванов, мой следователь и следователь, который вёл дело Крючкова. Когда подъехали к «Матросской тишине», вспомнили, что забыли выписать на меня пропуск. Я показал удостоверение депутата Моссовета и прошёл в «Матросскую тишину» по этому документу. Ждали долго, минут 25-30, пока не пришёл Владимир Александрович.

Не знаю, кто, но, видимо, кто-то из группы аппаратных работников, занимающихся ГКЧП, подготовили постановление о создании комитета по чрезвычайной ситуации в Москве.

На постановлении, которое мне показали, было что-то от руки приписано. Я вышел в приёмную и спросил секретаря, который там сидел: «Чей это почерк? Кто писал?». Секретарь ответил, что писал Владимир Александрович Крючков. Почерк был мне непонятен, и я попросил секретаря помочь прочесть. А там было написано, что комитету необходимо обратить внимание на подготовку к зиме, на завоз овощей.

Вот об этом я и рассказал. Крючков был очень доволен моим добавлением. Следователь Крючкова спросил, о чём всё-таки шёл у меня разговор с Владимиром Александровичем: о вводе чрезвычайного положения или о принятии чрезвычайных мер. Я ответил: «Знаете, я в этих вопросах слабо разбираюсь. Для меня что чрезвычайное положение, что чрезвычайные меры — всё одно. Так что сказать точно, о чём шла речь, не могу. Возможно, о чрезвычайных мерах».

Когда окончилась очная ставка, стали думать, как мне выходить? Впустить-то впустили, а могут не выпустить. Владимир Александрович пошутил: «А чего вам домой торопиться? У меня в камере есть свободное место. Обеды здесь почти как домашние. Пошли ко мне, пообедаем».

Оформили мне пропуск, объяснили начальнику, как я прошёл туда, и меня выпустили. Со следователем дошли до метро. Разговаривали. Я не думал, что это у меня с ним последняя встреча.

После этого меня не известили, что дело прекращено. А в общем-то его и не прекращали как уголовное дело, его и не закрывали, видимо для того, чтобы меня держать на крючке: ведь из свидетеля в обвиняемого превратить можно быстро.

Перестали вызывать меня на допросы, прекратились обыски. Но никаких официальных документов о снятии обвинений не было. Лишь в 1993 году пришла повестка, что я прохожу по делу как свидетель и что должен быть в Москве. Всё это время предполагал: был бы обвиняемым, сидел бы в тюрьме. А официального сообщения, повторяю, не было. Проскользнула как-то публикация в прессе, где сообщалось, что «уголовное дело прекращено против всех секретарей региональных комитетов партии, кроме двух». А кто эти двое — не назвали.

Только потом, весной, была пресс-конференция прокурора, и ему задали вопрос обо мне и Калинине (командующем военным округом, он вводил чрезвычайное положение в Москве): почему мы не проходили по делу ГКЧП как обвиняемые и почему мы не сидим. Прокурор ответил, что Калинин выполнял свой служебный долг и что оба к ГКЧП не причастны.

Я однажды сказал Крючкову в глаза — он во многом виноват в том, что произошло в августе 1991 года. Этот человек обладал наибольшей информацией и полномочиями из всех других прочих.

Ельцин где-то в 1992 году или начале 1993 года в статье написал, что он обманул Крючкова. Видимо, была договоренность: он не будет активно выступать против ГКЧП. Не переиграл, а обманул.

***

Развязка событий 1991 года — страшное и не всегда понятное дело. Убийство Пуго, Ахромеева (21). Я всегда говорил, что это убийство. И того, и другого.

Точно так же, как не были самоубийством смерти управляющего делами ЦК КПСС Кручины и премьер-министра Павлова. Ликвидация Кручины и Павлова понятна: все денежные документы подписывает Генеральный секретарь и управляющий делами. И Кручина и Павлов, если деньги переводились за границу, это знали. Не могли не знать. Без них это невозможно было сделать.

Я хорошо знал Бориса Карловича Пуго. Никогда не поверю, что это самоубийство. Пуго — последний из членов ГКЧП, кто встречался с Горбачёвым. Он отдыхал в Форосе. На аэродром ехал не на санаторной машине, а на машине из гаража Горбачёва. Не исключено, что Михаил Сергеевич дал ему какие-то наставления, просил присоединиться к ГКЧП, помня заявления Бориса Карловича о том, что он никогда не пойдет на нарушение Конституции.

Пуго был у Горбачёва 17 или 18 августа. Я думаю, он знал больше. А может быть, это всё мои домыслы. Но я убеждён, что Борис Карлович никогда бы не покончил с собой. Он был очень сильным человеком.

А Ахромеев — маршал, военный! У него-то уж точно было оружие! И он не стал бы вешаться, тем более таким диким образом — на батарее…

Было обращение Ахромеева к съезду народных депутатов, которое там, на съезде, ему не дали бы зачитать. Он мог многое знать, так как был одним из ближайших помощников Горбачёва по военным вопросам.

А история с моим выступлением 19 августа 1991 года на совещании партийного актива получилась вообще детективной. Плёнка с выступлением исчезла. За ней долго гонялись в 1991 и в 1992 годах, чтобы меня каким-то образом обвинить.

В 1994 году её принес один человек. Он позвонил, меня дома не было. Тем не менее, он пришёл и отдал пленку моей жене. Сказал, что считал своим гражданским долгом сохранить её. И добавил: «А теперь, когда непосредственная опасность миновала, я отдаю Юрию Анатольевичу эту плёнку».

Вот выдержки из этого выступления:

«Прежде всего, почему Комитет был образован в субботу, и почему было принято такое решение. Двадцатого августа должно было начаться подписание Союзного договора. С его подписанием Союз Советских Социалистических Республик прекратил бы своё существование. Речь идёт даже не о том, что вместо федерации мы получили бы конфедерацию. Но если бы подписали только три республики (а так планировалось: три-четыре республики на первый раз), то оставшиеся республики, в том числе те шесть, которые не собирались подписывать договор, оставались бы в составе Союза Советских Социалистических республик.

И у нас после 20 августа образовалось бы два государства — новое: Союз Советских Суверенных Республик и старое: Союз Советских Социалистических Республик. Республики, что оставались в составе Союза Советских Социалистических, имели бы полное право собраться вместе и распустить Союз.

Несмотря на неоднократное обращение внимания, в том числе и достаточно компетентных юристов, реакции на это никакой не было/…/.

Второе. Тот проект, который пытались подписать 20 августа, не был утверждён Верховным Советом СССР /…/. Он не был подтверждён и Верховным Советом Российской республики, который принял решение выносить договор на подписание только после повторного рассмотрения и утверждения.

То есть опять группа людей, облеченная государственными полномочиями, пыталась вне парламента совершить подобный акт/…/. Третье. Если брать экономическую сторону вопроса, то мы шли к катастрофе. Все это знали, но мер практически никаких не принималось. Сокращение производства нефти на 60 млн. тонн, угля — на 100 млн. тонн — это в сущности нехватка энергетических ресурсов для проведения даже зимы средней степени сложности. Произошло общее падение производства — на 12 %, продуктов питания — на 14—15%.

И падение продолжалось. Таможенные барьеры, которые разорвали все экономические связи между регионами, препятствовали поступлению продовольствия в другие республики.

Украина полностью запретила вывозить продукты со своей территории. Эстония, наоборот, повысив цены у себя, живёт припеваючи, потому что все везут в Эстонию товары, чтобы там их реализовать по повышенным ценам, а эстонцы едут в окружающие регионы, чтобы покупать товары по пониженным ценам.

Несколько наших товарищей отправились в Азербайджан с тем, чтобы организовать доставку оттуда овощей. Стоимость провоза одного трейлера с фруктами 30 тысяч рублей. Взятки на постах ГАИ. Прямо конкретно называют суммы: на каком посту 5 тыс. рублей берут, на каком — 3 тыс. за провоз и т. д.

На Севере продукты питания практически завезены где-то в пределах 40%. На Сахалине, который, к сожалению, наше телевидение так активно пропагандирует, на Камчатке уровень обеспечения продовольствием ниже, чем в годы Великой Отечественной войны. Все это видели, об этом неоднократно говорили, однако решительных мер по стабилизации в стране не проводилось.

Если взять нашу Российскую республику, при бюджете в 124 млрд. рублей дефицит — 80 млрд. По самым скромным подсчётам, дефицит российского бюджета должен составить 100-110 млрд. рублей к концу года. Это в условиях, когда раздавались всякие обещания.

Берём политическую ситуацию в стране. В первую очередь у нас в России был принят курс на свертывание всех демократических процессов. Пример — Москва. Полная ликвидация представительных, избранных народом органов власти и установление жёсткой исполнительной структуры с одним только выбранным человеком во главе. И указ о департизации — это свертывание работы общественных организаций по существу. Конечно, направлено в первую очередь против нашей партии, но формулировки никто не менял. В любой момент его можно повернуть против любой общественной организации.

Все моменты означали развал государства — это самое главное, потому что государство наше создавалось не только после 1917 года. Оно создавалось тысячелетиями.

В результате нарушается не только равновесие внутри нашей страны (а это могло привести и, безусловно, привело бы к югославской ситуации, поскольку сразу бы стал вопрос о границах, о разделе имущества и т.д.), это нарушает равновесие и в геополитическом масштабе.

Экономический кризис, из которого, к сожалению, несмотря на все заверения руководства страны и республики, выхода не находили.

И последнее. Свертывание процесса демократизации, которое неизбежно привело бы к авторитарной форме правления.

И по существу. Насколько я понимаю, Государственный комитет по чрезвычайному положению ставит перед собой цель не свертывание перестройки, а возврат к тем целям, которые были поставлены в 1985 году. Поэтому в Обращении есть призывы к предпринимателям, частному сектору с просьбой поддержать Комитет по чрезвычайному положению, его акции. То есть реформы будут продолжаться. Ситуацию надо рассматривать просто как замену персонального правления на коллективного руководителя.

Через десять дней — крайний срок — соберётся сессия Верховного Совета СССР, которая или подтвердит или не подтвердит — уже сессия будет решать — полномочия этого Комитета. /…/ Хочу ещё раз подчеркнуть, что всё делается в строгом соответствии с Конституций — статья 127.3 Конституции СССР и статья 2 Закона о правовом режиме чрезвычайного положения.

Статья 127.3 предопределяет, при каких условиях вводится чрезвычайное положение и кто имеет право его вводить, а статья 2 конкретизирует порядок. Надо подчеркивать всячески, что все действия Комитета должны осуществляться в рамках Конституции и существующих законов, и при этом условии мы с вами будем их поддерживать.

Поскольку чрезвычайное положение есть чрезвычайное положение, оно, естественно, предопределяет, хотим мы или не хотим этого, определенные чрезвычайные достаточно жесткие меры».

А заключительная фраза была такая:

«…Если ГКЧП будет действовать в рамках Конституции, то мы станем поддерживать. Если не в рамках Конституции, тогда извините».

Следствие опросило 260 человек, присутствовавших на этой встрече. Все, кроме двух, привели по памяти мою заключительную фразу: будут действовать в рамах Конституции — поддержим, не будут — поддерживать не станем.

Были ли правы те двое, что утверждали, что я содействовал ГКЧП? Ведь я действительно говорил, что соглашения, которые будут приняты по новому Союзному Договору, фактически Союз ликвидируют; говорил, что в стране надо поддерживать порядок.

28 августа 1991 года я подготовил статью в «Правду», где писал:

«Я считаю, что это был политический спектакль, специально спланированный для того, чтобы подорвать партию, разрушить военно-промышленный комплекс и ослабить в значительной мере Армию и правоохранительные органы. Всё это было решено очень быстро, по существу — одним актом».

Вот моя оценка ГКЧП и его действий, которую я тогда дал.

Теперь так говорят очень многие.

Статью опубликовали как интервью только в конце октября.

***

Говоря о событиях в Советском Союзе в августе 1991 года с высоты прошедших 20 лет и о том, что за этими событиями последовало, можно с уверенностью сказать, что тогда была успешно совершена одна из первых в мире бескровных цветных революций. В США над этим работали давно, упорно. Существует, например, в Бостоне Институт Альберта Эйнштейна, возглавляемый Дином Шарпом, автором книги “198 способов ненасильственных революций”». Разрабатываемая там методика вмешательства в дела других государств известна также под названием «мягкой силы». И у нас в СССР была использована «мягкая сила». В августе 1991 года во время переворота в Москве погибли всего 3 человека – и была разгромлена мощнейшая Коммунистическая партия, сменен общественно-политический строй, распалась великая держава…

После смены руководства, приведения к власти угодных им людей в России, на Украине, Прибалтике, странах Восточной Европы, апробировав на деле принцип «мягкой силы», те, кто управляет США, событиями мирового масштаба, проводит глобализацию в своих интересах, они эти действия продолжили, одновременно совмещая их и с военными, силовыми действиями.

Силовые действия – это Афганистан, Ирак. Если говорить о «мягкой силе», это Северная Африка, Тунис, Египет, Ливия. Сейчас попытка делается в Сирии.

Приемы варьируются. У нас в стране был ГКЧП, на Украине – киевский майдан, в Югославии – выборы, в Ливии и Египте – борьба с диктаторами, в Сирии – убийство автора достаточно популярной песни, чтобы разжечь народную ненависть … Цепь цветных, бархатных – можно называть их как угодно! – революций, переворотов с целью приведения к власти угодных правителей продолжается.

Рассматривая современную ситуацию у нас в стране, вижу, что недовольство народа действиями власти возрастает, разница между богатыми и бедными увеличивается, 15 процентов населения, по оценке европейских экономистов живет за чертой бедности, а больше 30 процентов – бедные. В стране свертываются социальные гарантии в виде бесплатного образования, бесплатной медицины, СМИ обрушили на голову молодежи пропаганду насилия, индивидуализма, культа денег, в стране сохраняется напряженность на Северном Кавказе, для нагнетания национальной напряженности используется разжигание межнациональной розни. В этих условиях достаточно только решить, что станет той спичкой, которая, подобно ГКЧП, взорвет страну, приведет к распаду России, по существу ее ликвидации как суверенного, значимого государства.

Люди моего поколения помнят имя чешского журналиста Юлиуса Фучика, погибшего в фашистских застенках в годы Второй мировой войны. Мы помним его слова, сказанные перед смертью: «Люди, будьте бдительны!».

Хотелось бы закончить рассказ о событиях двадцатилетней давности на позитивной ноте, но не складывается.

Август 2011 г.

Юрий Анатольевич Прокофьев (род. 1939). Бывший первый секретарь Московского городского комитета КПСС, член Политбюро ЦК КПСС (1990-1991).  Ныне –  Председатель Президиума Всероссийского социалистического народного движения «Отчизна», Президент некоммерческой организации «Фонд стратегической культуры» .

(1) Вольский Аркадий Иванович (15 мая 1932 года, г. Добруш Гомельской области — 9 сентября 2006 года, Москва) — советский и российский общественный деятель. Член ЦК КПСС (1958—1990). Депутат ВС РСФСР (1984—1986). Депутат Верховного Совета СССР 11 созыва (1986—1989). Народный депутат СССР (1989—1991).  Заместитель Председателя Комитета по оперативному управлению народным хозяйством СССР (24 августа 1991 года — 14 ноября 1991 года)

(2) Попов Гавриил Харитонович (31 октября 1936, Москва) — советский и российский экономист и политический деятель. Один из лидеров демократического движения в  СССР и России в конце 1980-х—начале 1990-х годов. Председатель Московского городского Совета народных депутатов (1990—1991), первый мэр Москвы (1991—1992).

(3) Шенин Олег Семёнович (22 июля 1937 года, пристань Владимировская, Сталинградская область, РСФСР — 28 мая 2009, Москва, Российская Федерация) — советский партийный и государственный деятель, российский политик, член Политбюро, секретарь ЦК КПСС (1990—1991).

(4) Ивашко Владимир Антонович (28 октября 1932 — 13 ноября 1994) — советский партийный и государственный деятель, первый и единственный заместитель Генерального Секретаря ЦК КПСС (1990—1991), исполняющий обязанности Генерального Секретаря ЦК КПСС после отставки М.С. Горбачева.

(5) Лукьянов Анатолий Иванович (7 мая 1930, Смоленск, СССР) — советский и российский государственный деятель. В 1990—1991 гг. — председатель Верховного Совета СССР. Привлекался к уголовной ответственности по делу о ГКЧП.

(6) Язов Дмитрий Тимофеевич (род. 8 ноября 1924 года, Оконешниковский район Омской области) — советский военный и политический деятель, министр обороны СССР с 1987 по 1991, член ГКЧП. Последний (по дате присвоения звания) Маршал Советского Союза (1990).

(7) Пуго Борис Карлович (19 февраля 1937, Калинин — 22 августа 1991, Москва) — советский партийный и государственный деятель, первый секретарь ЦК Компартии Латвийской ССР (1984—1988), председатель Комитета партийного контроля при ЦК КПСС/ЦКК КПСС (1988—1991), министр внутренних дел СССР (1990—1991), член ГКЧП. Член ЦК КПСС (1986—1990), кандидат в члены Политбюро ЦК КПСС (1989—1990), депутат Верховного Совета СССР 11 созыва, народный депутат СССР.

(8) Семёнова Галина Владимировна (р. 24 августа 1937 г., Смоленск) — советский партийный деятель. Член ЦК КПСС (1990—1991), член Политбюро ЦК КПСС (курировала вопросы семьи, женщин и демографической политики). Народный депутат СССР (1989—1991).

(9) Строев Егор Семёнович (р. 25 февраля 1937 года) — советский и российский политический и государственный деятель. Секретарь ЦК КПСС в 1989—1991, отвечал за политику в сфере сельского хозяйства, одновременно — член Политбюро ЦК КПСС с 1990.

(10) Янаев Геннадий Иванович (26 августа 1937 — 24 сентября 2010) — советский партийный и государственный деятель, вице-президент СССР (1990—1991), член Политбюро, секретарь ЦК КПСС (1990—1991). Во время Августовских событий 1991 года являлся председателем Государственного Комитета по Чрезвычайному Положению (ГКЧП) в СССР.

(11) Болдин Валерий Иванович (7 сентября 1935 года, г. Тутаев Ярославской области — 14 февраля 2006 года) — советский партийный деятель. Член ЦК КПСС (1988—1991). В 1987—1991 гг. заведующий Общим отделом ЦК КПСС. В 1990—1991 годах руководитель Аппарата президента СССР. Участвовал в событиях августа 1991 года на стороне ГКЧП.

(12) Тизяков Александр Иванович (род. 10 декабря 1926 года, деревня Новоиванеево, Татарская АССР) — советский политический и общественный деятель. Вице-президент Научно-промышленного союза СССР (1990—1991), президент Ассоциации государственных предприятий и объединений промышленности, строительства, транспорта и связи СССР (до 1991).  Член ГКЧП.

(13) Стародубцев Василий Александрович (род. 25 декабря 1931, с. Воловчик Липецкой области) — советский и российский партийный и политический деятель. Один из инициаторов создания Аграрной партии. В апреле 1990 года был избран председателем Союза аграрников РСФСР; председатель Крестьянского союза СССР с июня 1990 по август 1991 года. В 1991 года — член ГКЧП.

(14) Крючков Владимир Александрович (29 февраля 1924, Царицын — 23 ноября 2007, Москва) — Председатель КГБ СССР (декабрь 1988—1991), член Политбюро ЦК КПСС (20 сентября 1989 — 13 июля 1990). Член ГКЧП СССР.

(15) Руцкой Александр Владимирович (16 сентября 1947 года, Проскуров, УССР, СССР) — советский и российский государственный и политический деятель, генерал-майор, Герой Советского Союза.  Летом 1990 года стал делегатом Учредительного съезда Коммунистической партии РСФСР. Был избран членом ЦК партии. В июле 1990 был избран делегатом XXVIII съезда КПСС. В июне 1991 года поддержал Декларацию о государственном суверенитете РСФСР.  2-3 июля 1991 года провел учредительную конференцию Демократической партии коммунистов России (ДПКР) в составе КПСС и сложил с себя полномочия члена ЦК Коммунистической партии РСФСР. (26-27 октября 1991 на I съезде ДПКР партия была переименована в Народную партию «Свободная Россия» (НПСР). Руцкой был избран председателем НПСР). 19-21 августа 1991 года был одним из организаторов обороны здания Верховного Совета Российской Федерации, утром 19 августа одним из первых прибыл в Белый Дом. 20 августа в Кремле участвовал в переговорах с Лукьяновым и поставил ему ультиматум, где одним из пунктов значилась встреча с Горбачёвым в течение ближайших 24-х часов. С 1991 по 1993 год — первый и последний вице-президент Российской Федерации.

(16) Бакатин Вадим Викторович (6 ноября 1937 г. в г. Киселёвске Кемеровской области) — советский и российский политический деятель, член ЦК КПСС (1986—91). 1988—1990 — Министр внутренних дел СССР. В 1990 году стал членом Президентского совета СССР. В 1991 году был утвержден членом Совета Безопасности СССР. В июне 1991 г. баллотировался на пост Президента РСФСР.

(17) Примаков Евгений Максимович (29 октября 1929, Киев) — советский и российский политический и государственный деятель. В 1989 г. избран членом ЦК, в 1989—90 гг. — кандидат в члены Политбюро ЦК КПСС. В 1990—1991 — член Президентского Совета СССР. С марта 1991 — член Совета безопасности СССР. 21 августа 1991 летал в Форос к М. С. Горбачёву в составе делегации, которую возглавлял вице-президент РСФСР А.В.Руцкой.

(18) Бакланов Олег Дмитриевич (родился 17 марта 1932 года в Харькове, УССР) — советский хозяйственный и политический деятель. С 1988 по 1991 годы был секретарём ЦК КПСС по оборонным вопросам. В 1991 году работал заместителем председателя Совета обороны при Президенте СССР. Герой Социалистического Труда (1976.), лауреат Ленинской премии. Являлся членом ГКЧП.

(19) Лужков Юрий Михайлович (род. 21 сентября 1936, Москва) — советский и российский политический и хозяйственный деятель. В апреле 1990 года перед первой сессией новоизбранного Моссовета стал исполняющим обязанности председателя Мосгорисполкома в результате отставки председателя исполкома Валерия Сайкина. Новый председатель Моссовета Гавриил Попов по рекомендации Ельцина выдвинул Ю.М.Лужкова на должность председателя Мосгорисполкома. В июне 1991 года на первых выборах мэра Москвы Лужков избран вице-мэром Москвы, мэром Москвы избран Г.Х.Попов. В июле 1991 стал премьером правительства Москвы, созданного вместо Мосгорисполкома.

(20) Дзасохов Александр Сергеевич (родился 3 апреля 1934 года в Орджоникидзе, ныне Владикавказ) — известный советский и российский политик. В июне 1990 года на XXVIII съезде КПСС был избран членом Политбюро и секретарём ЦК КПСС.

(21) Ахромеев Сергей Фёдорович (5 мая 1923 года — 24 августа 1991 года) — советский государственный и военный деятель, Герой Советского Союза (1982), Маршал Советского Союза (1983). С сентября 1984 года по декабрь 1988 года — начальник Генерального штаба Вооружённых Сил СССР — первый заместитель министра обороны СССР. Руководил планированием военных операций в Афганистане на всех этапах, включая и вывод войск. В 1983—1990 гг. — член ЦК КПСС. Неоднократно выступал на заседаниях Съезда народных депутатов и Верховного Совета СССР, а также в печати со статьями, где говорил об опасности быстрого завоевания СССР странами НАТО. В марте 1990 г. был назначен советником Президента СССР по военным делам.

 19 августа вернулся в Москву из Сочи, где он проводил отпуск вместе с женой Тамарой Васильевной и внуками, и встретился с Геннадием Янаевым. Поддержал Обращение ГКЧП и предложил своё содействие, руководил военными вопросами. Ночь он провёл на своей даче, где жила его младшая дочь со своей семьей.

 20 августа работал в Кремле и в здании Министерства обороны, собирая информацию о военно-политической обстановке в стране. Приготовил план мероприятий, которые необходимо было провести в связи с введением чрезвычайного положения.

В ночь с 20 на 21 августа ночевал в своём кабинете в Кремле. Из кабинета он звонил своим дочерям и жене в Сочи.

«Я был уверен, что эта авантюра потерпит поражение, а приехав в Москву, лично убедился в этом. <…> Пусть в истории хоть останется след — против гибели такого великого государства протестовали» (из записной книжки С. Ф. Ахромеева)

22 августа он отправил на имя Горбачёва личное письмо.

«Почему я приехал в Москву по своей инициативе — никто меня из Сочи не вызывал — и начал работать в „Комитете“? Ведь я был уверен, что эта авантюра потерпит поражение, а приехав в Москву, ещё раз убедился в этом. Дело в том, что, начиная с 1990 года, я был убеждён, как убеждён и сегодня, что наша страна идёт к гибели. Вскоре она окажется расчленённой. Я искал способ громко заявить об этом. Посчитал, что моё участие в обеспечении работы „Комитета“ и последующее связанное с этим разбирательство даст мне возможность прямо сказать об этом. Звучит, наверное, неубедительно и наивно, но это так. Никаких корыстных мотивов в этом моём решении не было» (Маршал Ахромеев, из личного письма М. С. Горбачёву).

23 августа Сергей Фёдорович присутствовал на заседании Комитета Верховного Совета СССР по делам обороны и госбезопасности.

24 августа 1991 года в 21 ч. 50 мин. в служебном кабинете № 19 «а» в корпусе 1 Московского Кремля дежурным офицером охраны было обнаружено тело Маршала Советского Союза Сергея Фёдоровича Ахромеева.

Камертон