ПЕРВОЕ СЕНТЯБРЯ: ПОКЛОН ТЕМ, КТО УЧИЛ НАС «РАЗУМНОМУ, ДОБРОМУ, ВЕЧНОМУ»

Владимир Глазков

Владимир Глазков - русский, потомок донских казаков. Родился 15 июня 1949 года в г. Новоаннинский Волгоградской области. По образованию инженер-механик. Закончил Киевский инженерно-строительный институт в 1973 г. По профессии – конструктор, автор более 30 изобретений и патентов, неоднократный лауреат ВДНХ СССР и УССР, награждён почётным знаком «Изобретатель СССР». Живёт в г. Черкассы, Украина, является Председателем областной общественной организации «Русское движение Украины». Пишет стихи и прозу, публиковался в различных альманахах, журналах, сборниках, в том числе во втором выпуске сборника стихов «Я вижу сны на русском языке», как лауреат Второго международного поэтического конкурса «Я ни с кем никогда не расстанусь!..»

02.09.11. Преподаватель от учителя отличается тем же, чем лечащий врач – от врача исцеляющего. Тот, кто лечит болезнь – специалист. Кто лечит пациента – Доктор. В моей Новоаннинской с/ш №1 работали разные педагоги. Но подавляющее большинство были Учителями. Каждый из них заслуживает земного, в пояс, поклона. О каждом без натяжки можно писать стихами. Время! Многие уже никогда не услышат таких необходимых для жизни благодарных признаний… Худо.

В  жизнях  Мазиных – Павла Георгиевича и Ульяны Артёмовны – всё было единым. Они и родились не только в одной казачьей станице, но и в один день. Выросли, прошли через громовые времена, а потом учили нас в нашей, родной и для них, школе. В апреле 2011 им – нынешним волгоградцам – исполнилось по 89 лет. Дивно подумать? Мне – не дивно. Наверное, потому, что и мне уже за 60. Павел Георгиевич, Вам не дивно, что черноглазый пятиклашка, впервые услышавший от Вас «Guten Tag», полвека помнит этот первый урок немецкого? А Вам, Ульяна Артёмовна? Не дивно, что уроки черчения Ваш ученик пронёс через всю свою конструкторскую судьбу? Спасибо вам. От самого Днепра спасибо, вид на который открывается из моих окон. И хочу поведать об уроке, который запомнил накрепко. Он не только ваш – этот жизненный урок. Но он и от вас…

«Белая» школа. Обновлённая в прошлом году, осовремененная, чистенькая. А звалась белой, потому что сложена была из силикатного белого кирпича. Давно сложена, ещё до Великой Отечественной. Теперь на её фасаде закреплены мемориальные доски, на одной из которых – память об эвакогоспитале №3248. В актовом зале, где нам через два десятилетия вручали аттестаты зрелости, была операционная. А в угловом классе первого этажа – приёмный покой, а… Всё это я узнал много позже. От мамы, которая в этом «покое» принимала раненых! Когда тебе шестнадцать, жизнь изумляет не прошлым. Для нас – послевоенных – недавняя Отечественная была такой же историей, как и открытие Америки. Лишь потом стало приходить осознание причин мёртвой копоти на здании крупозавода, лишь потом мы притихли, когда строители, отрывая котлован в школьном дворе, наткнулись на останки тех, кого не смогли спасти в этом госпитале, лишь потом был мамин рассказ, с чего, собственно, и начались осмысления и постижения материала не программного, хотя и школьного. Началось выполнение домашних заданий от тех уроков, которые измерялись не 45 минутами.

Павел Георгиевич Мазин. Крупный, черноволосый мужчина, с сильными мастеровыми руками и твёрдым характером. Да ещё с очень странным пятном седых волос ниже затылка. В девятом он стал нашим классным руководителем. А под наш класс отвели «приёмный покой». Вводилась кабинетная система обучения, и мы, под наставления Павла Георгиевича, с энтузиазмом превращали этот класс в кабинет немецкого языка. Расцвечивали стены флагами СССР и ГДР, проводили тематические вечера, читали немецкие газеты, слушали немецкие легенды, декламировали Гейне… Павел Георгиевич часто болел. Но вечера мы проводили и сами. И уроки немецкого не прогуливали; нашего учителя подменяла его жена – Ульяна Артёмовна – неизменно приветливая, обаятельная, учившая нас ещё и умению выразить мысль в чертеже. Не знали мы тогда подспудных причин отсутствия нашего классного руководителя. А причина была не только в финской войне и изнурительных боях против германской группы армий «Норд». Был плен. В свои двадцать с небольшим Паша Мазин, выживший после ранений, получил лагерный номер в филиале Бухенвальда – 4Б, а потом оказался в Айзенахе, в лагере «Вартбург-Блик». А потом – в других лагерях. И когда германские лётчики разносили фугасками станцию Филоново, жгли крупозавод и расстреливали из пулемётов очередь за солью на площади Ленина, он носил лагерную робу и слушал вражью разговорную речь. Когда я задумался над тем, что ему пришлось испытать и пережить, то невольно возник внутренний вопрос: «Как же после этого можно изучать, а потом и преподавать немецкую грамматику?» А ответ на него – пусть и не сразу, но всё-таки выполненное домашнее задание того незримого урока, который способен дать только Учитель. Накрепко я запомнил: надо быть русским, чтобы сохранить и пронести через эти адовы круги звёздочку со своей пилотки, крохотную фотографию и уложивший его осколок немецкой мины. Надо быть личностью, чтобы и за колючей проволокой видеть разницу между языком отродья человеческого и языком культуры. И надо быть Учителем, чтобы после всего этого в бывшем приёмном покое госпиталя делать нам ежедневные инъекции человечности и жизнелюбия.

Нет, не ошибся крестьянский сын, когда после остервенения двух войн и концлагерей избрал не самую хлебную учительскую дорогу. Говорю это «нет» потому, что однажды он с горечью сказал мне об этой своей «ошибке». Да, дорогой мой учитель: образованность сама по себе не делает людей возвышеннее и чище, в этом Вы действительно ошибались. Но не единственная Ваша заслуга, что я однажды изумил своего сына, без труда разъяснив дорогу к гостинице заплутавшим в Сочи немцам. Не этот урок главный. Главный урок от Вас – уважение к немецкой культуре вкупе с седым пятном пониже затылка. В этом и усматриваю отличие учителей от преподавателей. Поэтому и кланяюсь Учителям. До самой земельки кланяюсь.