№34 Павел ТРОИЦКИЙ (Россия, Москва) По Черногории и Сербии

По Черногории и Сербии

 Херцег-Нови

Когда едешь от Подгорицы до Херцег-Нови, имеешь возможность увидеть самые красивые места Черногории. Перед тобой открывается одно из самых удивительных мест на земле ‑ Которский залив. Море, которое  всегда спокойно, как река, потому что залив тянется на 30 километров, и, признаться, дома, находящиеся прямо на берегу, поражают воображение. Энциклопедия вносит разъяснение: «Иногда Которский залив называют самым южным фьордом Европы, однако данное утверждение неверно — залив представляет собой погрузившийся в море речной каньон».

В этом году непривычно жарко для августа. Но все равно, солнце, играющее с морской волной, зелень, вальяжность и неторопливость людей, да и форма одежды:  некоторые пловчихи выходят из гостиницы прямо в купальнике – благо, море-то рядом, все это отнюдь не настраивает на серьезный лад.  А едем мы по довольно серьезному поводу: ищем  могилу капитана второго ранга, генерала флота по белому движению, бывшего старшего  офицера знаменитого крейсера  «Варяг». Мой друг Валерий, связанный узами бизнеса с Южной Кореей, несколько лет назад побывал в Чемульпо и приложил немало сил по розыску флага русского крейсера. Наконец ему вынесли гюйс, который хранился в местном краеведческом музее. Нашел он и больницу, где лечили русских моряков, и захоронение умерших. На юбилей подвига из России приехали морем моряки, а сушею ‑ представители Синодального отдела по взаимодействию с Вооруженными Силами. Затем флаг был передан в Россию…

И вот  сейчас мы едем  в маленький город Иголо, где, по некоторым сведениям, похоронен  старший офицер «Варяга» Степанов Вениамин Васильевич. Но Валера откуда-то знает, что большое захоронение русских было в Савином монастыре в Херцег-Нови. А Иголо сегодня практически  слилось с Херцег-Нови. Савин монастырь оказывается не так просто найти. Долго плутаем по переулкам. Но тут нам попадается немолодая женщина, которая указывает путь в монастырь. Женщина тут же начинает с нами делиться воспоминаниями.  Если немного поднапрячься, то можно уловить смысл, когда говорят по-сербски. Ее зовут Марина. Так ее назвал отец в честь русской партизанки, с которой он вместе сражался в одном отряде. Из таких, казалось бы, малозначительных встреч понимаешь, как тесно переплелись судьбы наших народов. Наконец, монастырь.

Святитель Николай Велимирович написал свою первую опубликованную книгу «Мои воспоминания из Боки». В ней он посвятил Савиному монастырю такие строки: «Вся Бока прекрасна, каждый её уголок удивителен, но одно место красивейшее, один приют святейший, на одном небольшом месте поместил Творец Вселенной все красоты природы. Это место, этот малый Эдем - монастырь Савина». Здесь еще молодой святитель Николай Велимирович преподавал Закон Божий» и здесь написал свою первую книгу.

 По нашим понятиеям монастырь маленький. Всего один соборный храм и  в нем чудотворная икона.  Впоследствии мы узнаем, что это большом Успенский храм, построенный в 1799 году. Мы также  узнаем, что есть еще Малая Успенская церковь, воздвигнутая на верхнем кладбище, мимо которого мы проходили рассматривая могилы с сербскими именами.  На православном Западе к чудотворным иконам относятся странно. У нас всегда очередь, всегда небольшая толпа: какая-нибудь чудная женщина, облачившаяся, как монахиня, во все черное, бьет поклоны… Здесь все не так,  храм абсолютно пуст, и никто нам не может ничего сообщить об этой иконе. Зато  место, где молился  Александр Карагеоргиевич перед тем как поехать на свою гибель в Марсель. О чем говорит  табличка приделанная к стасидии (специальное монашеское седалище – Д.П.).  Икона, оказывается, называется Савинская, и празднование ей совершается на Успение. На Успение мы будем далеко отсюда, в Сербии. Прославилась икона в XVIII веке. В то время Которской бухтой владели венецианцы, пытавшиеся всеми способами искоренить православие. Когда строительство монастырского храма почти уже заканчивалось, венецианские власти послали два корабля с приказом разрушить новый храм до основания огнем корабельных пушек. Узнав об этом, один из монахов разослал по всей бухте призыв к православным спасти монастырь.

Собравшиеся с окрестных мест миряне молились перед иконой Богородицы о спасении святыни, когда венецианские корабли под командованием капитана Джермана подплыли к монастырю. Небо вдруг нахмурилось, заблистали молнии, раздались грозные раскаты грома. Вдруг одна из молний ударила прямо в пороховую камеру передового корабля. Судно взорвалось, вся команда погибла.

Вообще вся Черногория напоминает такую пороховую бочку, готовую подорвать себя вместе с завоевателями. Хотя военная история, конечно, в прошлом. На площади перед монастырем стоит стелла – памятник напоминающий  о жертвах  черногорского народа в последнюю войну. Впрочем, военная история ушла не так уж далеко. В конце XX века  здесь опять воевали, на этот раз с братьями славянами, но католиками ‑ злейшими врагами хорватами.  Впоследствии нам покажут место, где стояли минометы – до Хорватии тут рукой подать. Напомню, что хорваты – это, фактически, те же сербы, говорящие на том же языке, и у меня дома лежит сербохорватско -русский словарь. Вот как расходятся народы. Вернее, вот как разделяется порою народ.

Ранее Черногория успешно оборонялась от разных захватчиков. Теперь ей впору бы обороняться от туристов и  отдыхающих.  Не знаю, сколько людей ежегодно приезжает в уникальную Которскую бухту, но мы встретили здесь даже священнослужителей из Москвы и Петербурга. Во дворе монастыря к  нам подходит русский священник Иоанн, который здесь, видимо, ежегодно отдыхает. Вникнув в наши проблемы, он говорит: «Так это вам надо к Саше». Священник Иоанн из Петербурга человек  жизнерадостный и коммуникабельный. Он пригласил свою матушку, выполняющую роль шофера, мы сумели все загрузиться в машину с частью детей из многодетной семьи о. Иоанна и отправились к «Саше», Александру Белякову, личности в какой-то мере загадочной. Небольшое интернет-исследование по приезде  в Москву не много раскрыло нам эту широкую личность сначала: он предстал живописцем и иконописцем, потом бывшим военно-морским офицером, капитаном первого ранга, и впоследствии помощником военного атташе в Югославии. С последней его должностью вышел немалый конфуз. Когда о. Иоанн привез нас в его офис, который странно смотрелся на фоне его нынешней специальности (староста храма), и переодевался из рясы в шорты и майку, по его мнению, более подходящие для черногорского побережья и летнего времени, Валера стал по обыкновению выкладывать свои сокровенные мысли о «Варяге». Повествование лилось, вернее, стрелялось с частотой пулемета и вот подошло к знакомству с бывшим военным атташе в Корее ‑  Виктором Никифоровичем, и тут Валера всегда в общении с людьми исполняющий роль медведя в посудной лавке зачем-то заявил, что все атташе – грушники, то Беляков смиренно ему поддакнул. Позднее в Москве  я раздумывал, как медведь-Валера умудряется в пустой лавке все же найти посуду. Но это было потом, а пока Беляков перелистывал архивные списки захоронений, в которых не обнаруживалось не одного Степанова. На этом, собственно, наш поиск и закончился.  Русские захоронения в Савином монастыре в основном не сохранились, а те немногочисленные, что сохранились, не принадлежали генерал-майору Вениамину Степанову. Александр Борисович пригласил нас наутро в субботу помолиться в русском храме воина Ушакова, построенном попечением нашего нового знакомого, что выдавало с головой бывшее место его прежней службы, и тут Валера задал сакраментальный вопрос о  ночлеге. Александр Борисович сделал  пару безуспешных звонков, потом сказал, что  шофер отвезет нас на некую виллу, а завтра на службу. Из этого вы сделали вывод, что Беляков здесь не только староста храма и, вероятнее всего, не последнее место занимает в гостиничном бизнесе.

Вечер прошел за  беседами, планами, так что мы даже ни разу не вышли на берег уникального природного памятника, чтобы подышать свежим, теплым морским воздухом.

На утро шофер доставил нашу «делегацию» к  маленькому ушаковскому храму.

Храм был небольшой, но традиционной  архитектуры. Беляков рассказал о своих  сражениях, чтобы храм принял тот вид, который имеет ныне. Когда согласие на строительство храма было получено, то некоторые местные  ловкачи пытались пропихнуть,  надеясь на русское  равнодушие. немыслимый проект наподобие русского храма в Париже, вызвавшего недавно яростные споры в среде русской эмиграции. Беляков, воспользовавшийся своими связями, и присущей ему офицерской решительностью рванул прямиком к черногорскому митрополиту Амфилохию и упросил его  подписать сделанный им  эскиз. Так русский адмирал посмертно был избавлен от наезда модернистов. И теперь каждый русский, посещающий Герцег-Нови, имеет возможность помолиться в русском храме. Русское кладбище вокруг  частично восстановлено. Мы обходим все могилы, читаем надписи. Лежат здесь генералы, полковники, русские чиновники. Обилие грамматических ошибок указывает, на то, что работу выполняли сербы. А кресты, у которых нижняя перекладина расположена неправильно говорят, о том, что чудовищная волна атеизма, пусть уже  не столь сильная, истратившая основную мощь в России, накрыла и Сербию. Если за двадцать лет Россия круто развернула себя к вере, то в Сербии подобного смена курса все же не ощущается… 

Служил сербский монах, о. Иоанн, и московский диакон Георгий с Болгарского подворья. Если где-то сохранилось влияние русской традиции, то здесь царствовала Греция со всей ее богослужебной безалаберностью. Врата, как были отрыты  перед богослужением, так и не закрывались всю службу. Вход двигался перед западной частью престола из-за отсутствия горнего места к центру храма. Удивление вызывало «Блаженны» и ектения об оглашенных, опущение которых  можно было бы здесь логичным. Пели одна певица и игумен монастыря. В общем богослужение было благочестиво, молитвенно и не очень затянуто. Удивило только отсутствие панихиды или хоть литии в субботу, да на кладбище. Эту промашку исправил Валера, сугубо упросив о. Иоанна отслужить панихиду на месте обретения костей соотечественников, циничного сваленных в кучу из разоренных могил титовскими приспешниками. Валера после сказал, что батюшка должен быть ему благодарен, потому что был подвигнут на благородное дело молитвы об усопших  предках. Валера был несказанно, рад, что сербский служаший батюшка пригласил его в скромный дом причта на более, чем скромную, трапезу, состоящую практически из одной раки,  помешенной в гигантском стеклянном сосуде и разливаемой через маленький краник.

Мы  попытались расспросить наших новых знакомых русских, которые после  службы  также были приглашены «попить чайку» (есть такое выражение в среде русского духовенства) Собрались несколько человек. среди которых выделялась какая-то русская из Англии, говорившая о своих концертах. «Чаек», всегда оборачивающийся на деле ракийкой или чем-то подобным, показывает, что есть еще русское и славянское единство, которое проявляется почему-то только вдали от Родины, и главное способствует хорошему общению. Православные греки почему-то неспособны так душевно и тепло «пить чаек». Причем, чтобы успокоить борцов с пьянством должен сказать, что алкоголь в этом горячем общении все же играл минимальную роль. Пользуясь случаем мы расспросили  собравшихся о интересующих нас технических подробностях, как до брать до Подгорицы и т.д… Я же поинтересовался еще и знаменитым островом Мамулой. Мамула — ненаселенный остров на входе в Боко-Которский залив. Назван так в честь австрийского генерала и наместника в Далмации Лазара Мамула, который в середине XIX века начал осваивать и застраивать остров.

На острове со времен императора Франца-Иосифа находится большая крепость. От места Жаница остров находится на расстоянии полутора километров, а от Герцег-Нови на расстоянии четырех километров. С северной стороны острова находится пляж и пристань для катеров, с остальных сторон побережье острова неприступно.

Мамула имеет округлую форму, диаметр — 200 м. В морских картах остров называется Ластовица (остров ласточки).

Еще одной уникальностью форта является то, что несмотря на свою привлекательность, он не находится в путеводителях по Черногории на первых страницах. Отсутствие большого скопления туристов позволяет почувствовать здесь здоровых дух средневековья.

В своё время остров был стратегическим объектом для защиты бухты от атак с моря. Тут же в застенках томились пираты, смертная казнь для которых была слишком мягкой карой за содеянные злодеяния. Потом, уже в XX веке, здесь устроили тюрьму для военных преступников... В воображении рисуются расстрелы, казни, пытки. Но наш новый знакомый Беляков, видимо, еще и увлекающийся историей поведал нам нечто интересное Во Вторую мировую войну этот остров сохранил более забавных историй, чем страшных. Здесь итальянские солдаты держали в заключении непокорных черногорцев. Но как! Черногорцы жили в Мамуле семьями! Необходимость поддержания сельского хозяйства вынудила повстанцев договориться с тюремщиками, чтобы последние за небольшую натуральную мзду — бутылку виноградной водки ракии — на выходные отпускали их к себе домой, чтобы хоть как-то поддерживать хозяйства. Такой своеобразный симбиоз продолжался всю войну. Но вот однажды проплывавший мимо рыбак известил и тюремщиков, и заключенных, что война уже кончилась примерно месяц назад. И положение переменилось: черногорцы пленили итальянцев и отправили их в свои сады и огороды отбывать трудовую повинность. Итальянцы, познакомившись ближе со способом ведения партизанами хозяйства, возмутились: нельзя быть столь безалаберными. Обиженные черногорцы…. прогнали оккупантов восвояси — так закончилась тюремная история Мамулы. А сейчас это райский уголок, заросший зеленью и обжитый тысячами чаек, кроликов и ящериц... Сюда теперь лишь иногда ездят счастливцы, чтобы полюбоваться краасотой Которского залива и подышать воздухом средневековья...

Вообще, борьба черногорцев с итальянско-фашисткими захватчиками была не столь решительной и бескомпромиссной, как с турками. Немцы, заняв небольшую ленточку побережья, не стали  бегать по горам за непокорными черногорцами. Об этом рассказали Белякову посетившие его немецкие ветераны войны. Все было сделано с точки зрения любимого немцами смысла: «Зачем пригонять сюда дивизию «Эдельвейс», когда можно предоставить черногорцам свободно бегать  по горам со своими берданками, которые уже тогда могли бы стать ценными экспонатами музея. Что же немцам в здравом смысле не откажешь.

Есть в Герцег-Нови ещё одно место достойное внимания — Канли-Кул, Кровавая Башня. И здесь тоже кровавая история закончена: наверху башни находится открытый театр на 1300 мест, из которого открывается великолепный вид на выход из бухты и море.

Она была не только оборонительным сооружением, но и тюрьмой для тех, кто боролся с турками, а сегодня здесь устраивают театральные представления и показывают кино.

Так как мы пришли на богослужение уже с вещами, то мы, посетив «Кровавую крепость», отправились в Цетинье...