№34 Александр ТУРКИН (Россия, Москва) Стиль, как способ выживания в современной литературе. О романе В. Немова «Частная жизнь поселенцев»

Стиль, как способ выживания в современной литературе

(О романе В. Немова «Частная жизнь поселенцев»)

Уже давно стало общим местом то, что современная литература представляет собой печальное зрелище. Нам представляется, что главную утрату литературы составляет Читатель. Немаловажную роль в этом процессе, конечно, играют объективные факторы. Среди них необходимо выделить и общее снижение интереса к чтению как к энергоемкому процессу, и принципиальную неспособность читательской аудитории воспринимать аспекты осмысления предлагаемых ей тем, и разочарование в литературе, нежелание видеть в ней, как раньше, сумму универсальных рецептов, а также порожденное последним обстоятельством если не презрение, то высокомерие и недоверие к печатному слову. Но, с другой стороны, литература во многом сама повинна в сложившейся ситуации. Отказавшись от классических способов повествования, она потеряла проверенные веками коммуникативные «каналы», посредством которых и осуществлялся контакт с читателем. Попытки создания новых художественных форм (потребность для любой эволюционирующей системы совершенно естественная) обернулись для литературы распадом традиционных систем смысла, которые базировались на универсальных ценностях, и, в конечном итоге, отречением от адресата. Под влиянием указанных факторов писательство перестало быть профессией и выродилось, в большинстве случаев, в некое подобие умонастроения, позволяющее его обладателю высказываться по волнующим его вопросам в произвольной форме.

Из феномена личного, сугубо психологического, писательство стало социальным явлением, чему, опять-таки, в немалой степени способствовал отказ от книги как основного носителя текста и утверждение в качестве такового принципиально иных структур. В свое время главным претензией (а, пожалуй, что и упреком), предъявляемой рядовыми читателями к литературе, стало ее несоответствие так называемой объективной реальности. Во многом это справедливо, но опыт показывает, что гипертрофированное, избыточное восполнение «реалистичности» в лучшем случае приводит к механическому, без осмысления, перечислению ее примет, а в худшем – к превращению той самой искомой «правды жизни» в бесконечное описание идеальных и, значит, недостоверных ситуаций (как это происходит в «фантастике», «боевике», «детективе» и «женской» прозе), что сохраняет актуальность первой фразы данного абзаца. Многократное увеличение числа людей, пишущих тексты, привело к совпадению их жизненного опыта (знаний, страхов, фантазий) с опытом среднего читателя, что также негативно отразилось на качестве репрезентированных текстов: теперь сплошь и рядом описываются не события, пусть и различной степени уникальности, но ожидаемые читателем положения, имеющие опять-таки коллективную, то есть безличную, природу. Падение общего уровня писателя до уровня обывателя осложнилось изгнанием из литературы этических проблем и такого понятия, как красота. Кроме этого, не может не обращать на себя внимания текстуальная неряшливость, которой очень часто поражены тексты - зачастую они являют собой совокупность интеллектуальных пустот в виде наличия не оправданных сюжетом персонажей, или диалогов, ничего не прибавляющих к характеристике действующих лиц, или авторских отступлений, никоим образом не способствующих прояснению психологических доминант. Сюжет, таким образом, стал прибежищем дилетантизма. Тем печальнее, что указанные метаморфозы, подпадающие под определение деградации, происходят с романом, некогда бывшим классическим способом отражения ключевых моментов человеческого существования во всем их многообразии. Роман в наше время это уже не специфическая форма текста, а то, что соответствует определенному количеству знаков. Но данная точка зрения принадлежит не писателю, а, скорее, работнику типографии. Сопротивление процессам распада текста должно происходить, по нашему мнению, не посредством нагнетания формальных приемов, поскольку те уже давно исчерпали себя, а при помощи реанимирования понятия «стиль», к нашему времени, увы, основательно подзабытого.

В качестве иллюстрации данного положения мы можем предложить роман В. Немова «Частная жизнь поселенцев» (http://www.izorin.ru/prose/308/). Сюжет как таковой в нем отсутствует, и манера, в которой он игнорируется автором, позволяет сделать вывод, что это сделано осознано. Прочитывание данного текста воскрешает в памяти такую характеристику как «плотность» (забытый термин забытого Макаренко), под которой следует понимать количество смысла на единицу текста. Главным действующим (точнее, бездействующим) лицом романа является профессиональный переводчик с латыни, носящий фамилию Суглобов, отдающий предпочтение переводу трактатов астрономической или астрологической тематики. Место действия романа – несколько городов, некоторые из которых непосредственно воспринимаются, а другие вспоминаются главным героем. По сути, текст представляет собой подробное описание бегства Суглобова – как физического, так и метафизического – из некогда привычного ему контекста урбанистической повседневности в пространство одиночества, представленное далеко не идиллическим сельским бытом: в силу ряда обстоятельств (неудачная любовь в их числе) Суглобов вынужден оставить родной город, расположенный на Юге, и переехать в северный городок Ангельск. В результате несчастного случая Суглобов знакомится с Ксенией, которая работает врачом; между ними завязываются любовные отношения. Находясь на лечении в больнице, Суглобов начинает перевод трактата о свете, приписываемого некоему теологу Средневековья. После выписки Суглобов продолжает общаться с Ксенией, воспринимая данные изменения в своей судьбе как смену исторических парадигм. Роман заканчивается смертью его героев в авиакатастрофе.

Отсутствие сюжета (фактически его заменяет фабула) не означает пренебрежения автором динамических аспектов повествования, которые акцентируются посредством рефлексивной манеры изложения. Напряжение нагнетается отнюдь не экстенсивными методами - этому препятствует обстановка, приближающаяся – в том числе и по уюту - к камерной. Текст романа представляется пластичным и почти тактильным, и некоторая его шероховатость лишь усиливают это чувство. Не особо скрываемая фрагментарность текста, в самом начале его воспринимаемая как недостаток, по мере чтения обретает амплификацию и объясняется особенностями восприятия происходящих в нем событий — по большей части они вспоминаются, а не переживаются. Образный строй всего текста звучит в целом обнадеживающе. Иногда метафоры приобретают архаичный, почти барочный характер, что, впрочем, в некоторой степени оправдано историческими аллюзиями: помимо указанного, в романе рассматривается то, что с некоторой натяжкой можно обозначить как «приключения линии» в архитектуре различных эпох – посредством этого автор пытается выразить смену переживаний, испытываемых героями. Нельзя сказать, что достоверность данного стилистического приема превосходит его экстравагантность, но с задачей, возложенной на него автором, справляется он достаточно хорошо. Главной особенностью романа следует считать поэтичность, которая понимается автором не как общность рефлекторно применяемых соответствующих приемов (хотя и это тоже имеет место – в частности, обильно используются аллитерации и стихотворные размеры), а как особая эмоциональная интонация, ответственная за создание атмосферы беспристрастной ясности, достигающей степени отстранения – сдержанного, но не равнодушного.

В описании вымышленного трактата о свете чувствуется хорошее владение автором данной тематики и – что намного важнее – отсутствие занудства человека, прочитавшего только лишь соответствующие статьи в энциклопедическом словаре.

Несмотря на то, что формат текста в целом соответствует заявленному (к основным недостаткам можно отнести уже отмечавшуюся анемичность сюжета и психологическую схожесть героя и героини, на наш взгляд излишнюю), складывается впечатление, будто он сочинялся по принципу большого рассказа, что в данном случае не является противоречием. Сравнение с гигантской миниатюрой носит не комический, а, скорее, оптический характер, что позволяет автору то и дело производить своеобразную рокировку: значимым для него оказывается не то, что обладает объективной ценностью, а то, что ничтожно.

Подытоживая, можно сказать, что в лице «Частной жизни поселенцев» мы имеем попытку создать роман (а это в наше время приветствуется само по себе) и что попытку эту следует признать удовлетворительной. Если это не реабилитация стиля, то, во всяком случае, реабилитация интеллекта в современной прозе, а в наши времена просвещенного варварства это не может не вызывать уважения.