№35 Николай СТАРОДЫМОВ (Россия, Москва) Не даром Москва французу отдана?.. К 200-летию Отечественной войны 1812 года

 Николай Стародымов - родился 24 февраля 1956 г. Донской казак, потомственный офицер. Окончил факультет инженерных войск Донецкого высшего военно-политического училища.  Служил в Афганистане. Совершил более 20 боевых выходов. В 1987 г. переведён в Ашхабад, на должность редактора газеты «За Родину» 61-й мотострелковой дивизии. В 1995 г. получил звание подполковника. За освещение хода Первой Чеченской кампании награждён орденом «За военные заслуги», удостоен премии Союза журналистов России. За освещение событий на Северном Кавказе награждён медалью Суворова. Член-корреспондент Международной академии духовного единства народов мира. Член Союза писателей России. Член Союза журналистов России. Сотрудник аппарата Исполкома Международного сообщества писательских союзов.

Не даром Москва французу отдана?.. К 200-летию Отечественной войны 1812 года

Есть такой анекдот. Преподаватель жалуется на учащихся. Ну и бестолковые, мол, они: я им раз объяснил, второй раз объяснил, третий, сам понял – а до них так и не дошло…

Нечто подобное могу сказать и о своём личном восприятии войны 1812 года. Вроде бы о ней столько написано, столько читано, рассказывать о ней мог бы бесконечно – а вот понять, не ЧТО происходило, а ПОЧЕМУ… Нет, так толком и не могу разобраться.

Я не принадлежу к легиону очернителей российской истории. Равно как и к модным нынче сторонникам переписывания нашего прошлого, к изобретениям неких новых трактовок  и хронографии былого отношусь очень сдержанно и настороженно. Но когда речь заходит о нашествии Наполеона, традиционные общепринятые разъяснения меня не удовлетворяют.

Основная книга, по которой мы познавали ход Наполеоновских походов – это «Война и мир» Льва Толстого. Нет, конечно же, и учебник истории, слов нет, но всё же роман есть роман – о Ришелье мы судим по книгам Александра Дюма, об истории Америки по произведениям Фенимора Купера, о средневековой Польше по трудам Генрика Сенкевича… Ну и т.д.

(К слову, название этого романа, как правило, мы понимаем неправильно. Лев Николаевич имел в виду «мир» не как отсутствие войны, а в значении «народ», как в выражении решать некий вопрос «всем миром»).

Так вот, когда я читал роман в школьные годы, моё основное внимание привлекали батальные сцены, описания мирной жизни читал через страницу, а рассуждения автора о глобальных вопросах и вовсе перелистывал – именно таким образом знакомились с произведением и большинство моих соучеников. А вот перечитывая эпопею в зрелые годы, интересовался и размышлениями автора на отвлечённые темы.  И обратил внимание вот на что.

Известно, что в армии Лев Николаевич служил недолго. Побывал на Кавказе, участвовал в Крымской войне – его «Севастопольские рассказы» я бы назвал эталоном фронтовой публицистики. И вышел в отставку, направив свои стопы по литературной стезе. 

Так вот, в военных вопросах Толстой так и остался на уровне поручика. Через весь роман «Война и мир» у него проходит мысль о том, что таких понятий, как «военная наука», «военное искусство» не существует вовсе. Замыслы сражения, расстановка сил, последовательность ввода войск в битву, в представлении Льва Николаевича не имеют никакого значения. С нескрываемой издёвкой писал он о предварявших битвы совещаниях и составленных планах и диспозициях. В его представлении победу одерживает та армия, которая больше хочет победить.

Если бы всё было так просто…

Слов нет, морально-психологический фактор на войне имеет огромное значение. В какие-то моменты даже решающее. Однако напрочь игнорировать полководчество как искусство тоже невозможно. И как столь бесспорно разумный человек, каковым является Лев Николаевич, мог не понимать этой аксиомы, удивления достойно.

Впрочем, речь всё же идёт не о романе «Война и мир», сколь бы выдающимся произведением он ни являлся. Потому что складывается впечатление, что Толстой в какой-то момент сам запутался в своих рассуждениях в четвёртом томе, почему и оборвал его, практически на полуслове.

Но вот по поводу одного из поднимавшихся в романе вопросов хочется всё же поговорить. А именно. Накануне Бородинской битвы Андрей Болконский задаётся вопросом: почему русской армией командуют генералы армий, уже разбитых Наполеоном – прусской, австрийской, других германских государств?.. И вот это действительно – вопрос! К слову, в той или иной форме он встречается и в записках Дениса Давыдова, и в воспоминаниях «кавалерист-девицы» Надежды Дуровой…

Почему-то на протяжении веков русский человек постоянно оглядывается на Запад – или берёт с него пример, или пытается противостоять его влиянию. И это – по сей день. Запад для нас вроде как мерило собственной значимости. Так вот, применительно к нашей теме, показателен такой факт. На протяжении веков Россия всегда била германцев, трижды наша армия брала Берлин, могла проиграть битву, но обязательно выигрывала войну – и вечно преклонялась перед германским военным искусством! Парадокс?.. Ведь не случайно же дерзкий Алексей Ермолов просил царя Александра произвести его в немцы!..

Так случилось и к 1812 году. К тому времени практически вся Европа уже оказалась под Наполеоном. Более того, под французским знаменем с инициалом N собрались войска едва не всех европейских государств. Исторический опыт свидетельствует, что подобные вооружённые конгломераты могут существовать исключительно в движении. Им нельзя останавливаться. Остановка для них равнозначна инициации процесса саморазложения. Вспомним македонского царя Александра, вспомним Чингисхана, вспомним первых калифов… Соответственно, покорив Европу, Бонапарт тоже не мог остановиться, он должен был двигаться куда-то дальше.

Но куда? Вариантов у него имелось только два: османская Турция и славянская Россия. Конечно, оставалась ещё островная Англия, но на столь грандиозную десантную операцию Наполеон не решился. Всё же английский флот являлся самым могучим в Европе. Да и египетское фиаско вряд ли добавляло Бонапарту желания искать военной удачи за морем.  Из истории мы знаем, что целью французов стала именно Россия.

Знаете, друзья мои, я просто не могу понять, на что, принимая такое решение,  рассчитывал Наполеон.  С узко-военной точки зрения – тут всё понятно: он полагался на свой гений и на ратный опыт своей армии. Тем более, он хорошо знал об имевшихся в русской армии проблемах. И всё же… Ну, победил он, разгромил армию, а дальше-то что? Не мог же он об этом не думать!

Опять вспомню учебник истории, а именно карту, отображающую ход наполеоновского нашествия. Огромное полотно Российской империи. И по ней тоненький пунктир синих  стрелочек вдоль т.н. Старой Смоленской дороги. Да, это была могучая армия, лучшая в Европе. Пусть даже насчитывала она миллион штыков (реально меньше, но будем считать так). Но растянутость коммуникаций, почитай, на полторы тысячи километров, которые требовалось охранять, да необходимость оставлять гарнизоны в городах… Да, Наполеон не предвидел такой размах партизанского движения, но даже с такой поправкой непонятны его планы.

Он направился на Москву. А царский двор пребывал в Санкт-Петербурге. Допустим, после Москвы у Бонапарта ещё достало бы сил направиться в поход на Северную столицу России. А Александр перебрался бы в Нижний Новгород… А дальше – Пермь, Казань или Царицын… Ведь просторы России – это объективная данность, которую просто невозможно не учитывать! Между тем, складывается впечатление, что французский самопровозглашённый император словно открыл для себя огромность России только в пламени московского пожара!

У любой войны должна быть реальная конкретная цель. Сама по себе война таковой являться не может. Быть может, ещё в период раннего Средневековья война и могла начинаться просто потому, что у некого сеньора кулаки зачесались – в Новое время за вооружённым столкновением масс обязательно имеется некий корыстный интерес. Между тем, складывается впечатление, что, начиная поход на Россию, Бонапарт эту аксиому просто забыл. Вот в чём этот интерес мог заключаться? Взять в плен и привести к покорности царя Александра? Это несерьёзно. Посадить на царский престол кого-то из своих родственников или маршалов? Так Москва – не Неаполь, здесь подобного случиться не могло. Обложить Россию данью?.. 

Ведь нет же вразумительного ответа!

Правда, в его оправдание (хотя и навряд ли Наполеон нуждается в моих оправданиях) можно сказать и иное. Бесконечная череда войн, которые вела Россия в XVIII столетии, здорово истощила людские резервы страны. (Об этом подробно я писал в материале «Я бы в рекруты пошёл…»). На момент начала войны объединённая французско-европейская армия вторжения была объективно сильнее армии России, которая осталась, по сути дела, в одиночестве (союзничество Англии и Швеции для нас погоды не делало).

Судя по всему, Наполеон механически соотнёс мощь Вооружённых сил сторон. Добавил в этот баланс свой гений и совокупные способности российско-германского генералитета… Пришёл к выводу, что миссия выполнима… И двинул вперёд войска, не оценивая военный потенциал государств в целом. За что в конечном итоге и поплатился.

Собственно ход военной кампании расписан в истории очень подробно, всесторонне. И всё же вопросов остаётся немало. Лично мне непонятно несколько моментов.

Дрисский лагерь. В его оборудование российская казна вложила немалые средства, его строили специально на случай вторжения Наполеона. И буквально в первые дни после вторжения стало ясно, что он абсолютно бесполезен. Между тем, судя по литературе, имелись в русской армии военачальники, которые пытались доказать бессмысленность  возведения лагеря. Ладно, допустим, авторы мемуаров прозорливость приписали себе впоследствии, после войны. Но в любом случае, должны же были стратеги исходить из мысли, что враг (сам Наполеон!) не станет действовать по сценарию, изобретённому в петербургских штабах!

Бонапарт и ударил, исходя из своих соображений – чтобы разъединить разбросанные на большом пространстве русские армии. И в этом – ещё одно противоречие, связанное с той войной.

Официальная историография утверждает, что французский полководец с первых дней войны стремился дать русской армии генеральное сражение, чтобы одним махом разгромить врага. Но позвольте! Ход первых недель кампании как раз демонстрирует, что Наполеон именно препятствовал объединению, стараясь идти на восток между отступающими русскими армиями. Опять же, принято считать, что Наполеон хотел разгромить русские армии по частям. Предположим. Но каким образом? Остановиться и всей армией обрушиться на войска Барклая или Багратиона, оставив за спиной вторую армию – Багратиона или Барклая?.. Это безумие! Нет, Наполеон целеустремлённо рвался вперёд, в сторону Москвы.

Известно, что русские армии смогли соединиться под Смоленском. Все ожидали, что здесь произойдёт генеральное сражение. Якобы и Бонапарт о том мечтал. Случись такое, исходя из объективной оценки соотношения сил, русская армия, по всей видимости, оказалась бы разгромленной – наполеоновские войска были многочисленнее и лучше подготовлены в военном отношении.

Но что произошло бы дальше? Да, русская армия потерпела бы поражение и продолжила б отступление. Но потери, которые понесли бы в сражении французские войска, также оказались бы огромными. Таким образом, случилось бы то же, что и случилось, только наполеоновская армия продолжила б наступление в куда более ослабленном состоянии. В истории понятие «если бы» не считается. Однако вот в чём факт. Москву мы оставили. И она сгорела. Если бы сражение, подобное Бородинскому, произошло под Смоленском, худшее, что грозило бы России – это оставление и сожжение Москвы. На поход на Петербург у Наполеона сил уже не осталось бы в любом случае.

К слову, о сожжении Москвы. Тяжело гружённые господским барахлом обозы хорошо показаны в уже упоминавшемся романе  «Война и мир». А вот о другом факте наша историография стыдливо умалчивает. В Первопрестольной, из которой тянулись бесконечные караваны эвакуируемого барского добра, остались многие тысячи раненых солдат и младших офицеров, которых сюда доставили после Бородинского сражения. Для них транспорта не имелось. Ну а, кроме того, Кутузов до последнего заверял, что столицу армия не оставит. Сколько русских безвестных героев Бородина сгорели в пламени и задохнулись в дыму – преданные и брошенные – в госпиталях и частных домах пылавшей Москвы!..

Итак, войска Наполеона вступили в древнюю столицу России. То, что её охватит пожар, корсиканец предвидеть не мог. Вспомним, что когда к Парижу двумя годами позднее подойдут союзные войска, французскую столицу оставят практически без боя. То есть немного не так. В предместьях бои шли яростные. Однако царь Александр пригрозил, что если город не будет сдан, начнётся такая бомбардировка, в результате которой французы уже к вечеру не найдут место, где находилась их столица. И 31 марта 1814 года Париж капитулировал. И в 1940 году уже новые французские власти также не станут защищать Париж, чтобы его не разрушать. Менталитет нации не тот.

Отсюда родилась такая версия тех событий – нет, не у меня, я только читал о таковой. Что, мол, «просвещённому» царю Александру бельмом на глазу являлась старая Москва, которая сдерживала его устремление к Западу. Вот он и сделал всё, чтобы Наполеон занял боярско-деревянный, олицетворявший русско-славянские старины город, чтобы таким образом уничтожить её, сокрушив барскую оппозицию. Этакий Нерон разлива 1812-го года. Не знаю, как-то не убеждает меня лично такая трактовка событий.

Получается, Наполеон не предусмотрел, что царь Александр со двором не станет его встречать в Москве, а будет жить-поживать в Петербурге. Наполеон не ожидал, что вся сплошь деревянная Москва обратится в самый грандиозный в мире костёр, лишив его войска зимних квартир. Наполеон и думать не мог, что русский мужик не станет встречать его хлебом-солью, а возьмёт в руки «дубину народной войны». Наполеон и мысли не допускал, что на бесконечно длинную пуповину Смоленской дороги, которая (единственная!) связывала его с родимой Францией, станут совершать нападения казачьи и партизанские отряды. И уж вовсе в ужасном сне не могло привидеться Наполеону, что русские генералы-патриоты (в слово «русские» я вкладываю не национальный признак, а духовную принадлежность) с остатками разбитых войск не перейдут под его знамёна, а отойдут в сторонку от досягаемости его Старой гвардии и займутся подготовкой ответного удара. И того, что в Москве он окажется на положении осаждённого, не предвидел…

Не многовато ли проколов для гения всех времён и народов, каковым провозгласили Наполеона французы, и с чем с готовностью согласилась франколюбивая Россия?

Ну а кто же противостоял наполеоновскому нашествию?

Поначалу русскую армию пожелал возглавить самолично государь-император Александр. Однако его удалось убедить покинуть войско, чтобы не связывать своим присутствием волю генералитета. И армией командовал сначала генерал от инфантерии Михаил Барклай-де-Толли, которого на этом посту сменил генерал от инфантерии Михаил Кутузов.

Я – русский человек, и по национальности, и по мировосприятию. Соответственно, при других прочих равных составляющих, мне русский человек ближе уже по факту самой национальной принадлежности.

Однако в этом тандеме двух Михаилов всё же Барклай мне как-то понятнее и даже симпатичнее. Когда знакомишься с биографией этого человека, ни по одному пункту не возникает вопросов и разночтений. Да, нередко он представляется слишком прямолинейным, негибким, и всегда – педантичный, холодный… Да, его никто из подчинённых и сослуживцев не любил. И всё же… В своих действиях он всегда представал последовательным и даже предсказуемым, всегда готов был ответить за свои слова и поступки.

К слову, именно Барклай-де-Толли ещё в 1808 году обратил внимание на то, что рекрутские наборы поставляют в армию всё более слабого новобранца. Именно он забил тревогу по поводу того, что в армии необходимо провести реорганизацию, в частности, создать учебные подразделения. Именно он разработал систему подготовки новобранцев…

Это – Барклай. Теперь – Кутузов.

Имеются в биографии Михаила Илларионовича пункты, которые заставляют усомниться в его декларируемом историографами высоком полководческом таланте. Дипломатом он зарекомендовал себя и в самом деле замечательным – тут сомнения нет. А вот на поле брани… Нет, как офицер Михаил Илларионович показал себя бесспорно отважным человеком, и в сражениях прекрасно справлялся с тем, чтобы реализовать планы, составленные руководством. Став главнокомандующим русской армией, что в 1805 году, что в 1812-м, показал себя мастером манёвра, причём, манёвра в первую очередь отступательного, но никак не победоносного сражения. Под его руководством русская армия провела два грандиозных сражения – под Аустерлицем и под Бородино. В обоих случаях Кутузов выступал противником битв, и провёл их вынужденно. И обе проиграл. Можно сказать, что он реально оценивал ситуацию и заранее провидел поражение, потому и выступал против. Но с другой стороны, можно предположить и иное. Кутузов осознавал, что как полководец слабее Наполеона, и сознательно демонстрировал своё несогласие с навязываемым ему решением, чтобы обезопасить себя на случай поражения. Михаил Илларионович слыл большим мастером интриги, так почему бы и не предположить подобное?

Но тут ведь вот что получается.  

Михаил Богданович Барклай-де-Толли сразу прямо и недвусмысленно высказался за отступление. Считается, что именно он является отцом-основателем тактики «выжженной земли» и заманивания противника вглубь своей территории. Лично мне больше по душе точка зрения горячего патриота России Петра Багратиона, который предлагал дать сражение ещё под Смоленском. И считаю, что именно так следовало поступить. Но, вспомним Шота Руставели: «Каждый мнит себя стратегом, видя бой со стороны». Поэтому я лишь обозначаю свою точку зрения, но никак не утверждаю, что она являлась единственно правильной.

Барклай-де-Толли взял на себя ответственность продолжить отступление.

И вот сменить его приезжает Михаил Илларионович. Он продолжает ту же тактику, отступательную, но в отличие от своего предшественника на каждом шагу утверждает, что не сегодня, так завтра начнётся наступление. Вполне понятно, что это лишь приём для поддержания морального духа армии. Реально же Кутузов изначально определил для себя, что в качестве западни для французов уготована Москва.

Допустим, что другого выхода и в самом деле не имелось. Но разве в таком случае не было бы правильнее заблаговременно известить того же Ростопчина, чтобы провести эвакуацию столицы в плановом порядке?.. Ладно, предположим, что в силу изложенного выше, сам по себе город оказался обречённым – но хотя бы эвакуировать раненых, горожан, материальные ценности… О раненых речь уже шла, потому сейчас о другом. Сколько книг, бесценных рукописей, произведений искусства погибло!.. Сколько церковной утвари оказалось разграблено!..

Ведь этого-то можно было бы избежать!.. Между тем, когда русское войско уже покидало Москву, Кутузов продолжал успокаивать Ростопчина, что не оставит Первопрестольную. Как-то не вяжется это со здравым смыслом…

Да, с момента, когда наполеоновская армия вошла в Москву, спасти её, армию, уже ничто не могло. Даже если бы город не сгорел, в нём попросту не нашлось бы необходимого количества продовольствия, чтобы перезимовать. Фуражиры обеспечить продовольствием такое количество голодных желудков – людей и лошадей – были просто не в силах. К тому же лишённая наступательного импульса вчера ещё самая могучая армия Европы разлагалась на глазах, обращаясь в банду мародёров.

И началось отступление.

Расхожий штамп: мол, Наполеона погубила русская зима. Это верно лишь отчасти. Не сама по себе зима, а страх зимы заставил Бонапарта отдать приказ об отступлении. Тогда ещё стояла раскрасавица ранняя осень, было тепло, даже распутица ещё не началась!.. Просто император «двунадесяти языков» понял, что его авантюра провалилась, и армия в выжженном городе до весны не доживёт. Жесточайшее сражение под Малоярославцем не позволило французам прорваться  в более сытные области России. Но даже если бы таковая попытка им удалась, по большому счёту такой поворот сюжета ничего кардинально уже не изменил бы. Реально территорию царства в декабре 1812 года покинула 21 тысяча наполеоновских солдат. Ну, не случись избиения на Березине, возможно, их оказалось бы чуть больше. А может и иначе: ведь на юге, куда рвались остатки наполеоновской армии, их встретил бы казачий Дон, и там деморализованная армия оказалась бы прижатой к Днепру куда более полноводному, чем Березина… В любом случае, песенка Бонапарта была спета.

Итог всей этой авантюры Наполеона общеизвестен. Выдворив остатки войск оккупантов за пределы империи, русская армия отправилась в Заграничный поход. При дворе раздавались голоса, что не следует этого делать – мы, мол, свою землю освободили, а там пусть германцы сами справляются. Однако царь Александр слишком любил Европу, чтобы удовольствоваться подобной точкой зрения. И его точка зрения представляется вполне разумной. Когда лев получает тяжёлое ранение, добить его шакалов найдётся всегда предостаточно. А уж поделить наследство побеждённого!.. В конце концов к пирогу, имя которому «контрибуции», собралось довольно много желающих отщипнуть и себе кусочек… Впрочем, это уже другая история. Одно несомненно: если бы русская армия не перешла границу и не отправилась на Запад, сегодня об участии России в разгроме самой могучей армии Европы начала XIX столетия не вспоминал бы никто!

…Так зачем приходил в Россию Наполеон? Думаю, что он и сам не смог бы внятно ответить на этот вопрос. В какой-то момент для него само по себе движение армии обратилось в самоцель. Убеждённость в собственной непогрешимости присуща всем тиранам – и Наполеон не исключение. Тем более что из его окружения неизбежно вытеснялся каждый, кто пытался иметь своё мнение. И тут тоже Наполеон не оригинален.

По сути, он был обречён в тот момент, когда первый французский солдат ступил на правый берег Немана. Мы знаем только один вариант истории – тот, который описан в учебниках или в романах. Но думаю, что при любом вероятном развитии событий конечный итог был бы таким же: пришедшая к нам под наполеоновским штандартом объединённая общеевропейская армия неизбежно потерпела бы поражение.

Впрочем, данное утверждение, как и любое другое, отличное от реально произошедшего, – недоказуемо!

К слову, ещё одна реплика, которая вовсе не вписывается в поднятую тему.

На протяжении двух столетий идут дебаты по поводу того, кто одержал победу под Бородино. Франкофилы утверждают, что Наполеон. Славянофилы – что русская армия. Я по душе всё же ближе к славянофилам, однако… Ну какая разница, скажите мне на милость? Объективный результат показывает, что победителя как такового не было, битва завершилась вничью (хотя это звучит кощунственно – если учесть тысячи и тысячи павших). Но потом русская армия оставила позиции и отошла. Победа автоматически присуждена Наполеону. Но история показала, что это оказалась частная, тактическая победа, потому что стратегически он проиграл. Победили – проиграли… Людей перебили множество. И оккупанта выгнали. Вот главное!