№36 Виталий РУДСКИЙ (Россия, Москва) Силуан Мужиловский

Силуан Мужиловский

Утренний холод пробирал до костей. В низинах стоял густой белый туман. Полевая трава, мокрая от росы, доставала почти до пояса. Сапоги насквозь промокли, от чего сильно натирали Сеньке ноги. Степан шёл впереди, быстро и уверенно, словно точно знал, куда идёт. Сенька споткнулся о кочку и, падая, налетел на Степана.

– Под ноги смотри! – огрызнулся Степан.

– Да я чего, тут кочки – что жабы, сами под сапоги лезут, – оправдался Сенька.

– Ты, Сенька, казак добрый, да только неловкий больно, – заметил Степан с укором. – А ну-ка стой.

– Чего ещё?

– Да, стой тебе говорю. Дай повязку сменю, видишь, сочится опять, промокла вся.

Сенька послушно встал и, закинув чуб за ухо, подал Степану руку. Когда старшие велят, надо делать, а Степан был старше по возрасту и по званию. Он сорвал с его плеча пропитавшуюся кровью тряпицу, и Сенька зашипел от боли.

– Присохла чуток, потерпи уж, – подбодрил Степан.

– А я чего, я терплю. Это я от холода, – оправдался Сенька.

Степан улыбнулся и велел:

– Плюй!

– А чего плюй, чего не брагой? – запротестовал Сенька.

– Плюй, тебе говорю. Той браги, на глоток осталось, чего зря добро переводить? – возмутился Степан.

Сенька немного пожевал и смачно плюнул на рану. Степан сунул два листа подорожника, обернул плечо свежей тряпицей и туго стянул. Сенька стиснул зубы, но в этот раз звука не издал. Степан повернулся и, поправив ножны с саблей, пошёл прямиком к видневшейся впереди дубовой роще. Не мешкая, Сенька направился следом.

Он очень уважал этого могучего казака, спасшего ему жизнь. Степан был высок, широк в плечах, толстые руки были сплетены из тугих жил. В нём чувствовалась скрытая сила и мощь. Он в два удара разделался с ляхом, посёкшим Сеньке руку.

– Дядька Степан, а куда мы теперь?

– Я – домой. У меня дом на хуторе, жена добрая. Ух, какая добрая, – добавил Степан и, ухмыляясь, растопырил ладони так, словно держал два больших арбуза. Там укроюсь, да буду жить мирно. Навоевался я, Сенька. На мой век хватит.

– А как же братки, как же воля казачья? – удивился Сенька. – Атаманы новое войско соберут, чтоб ляхов бить. Нешто не пойдёте?

– Ох, Сенька, горячая твоя голова, да дурная. Тебе ж годов-то уж за два десятка минуло... Женись, детей наделай, чтоб род казачий продолжали, а уж потом и помирать можно, за отчизну.

– Ты, дядька Степан, не сердись, да ведь у тебя-то дети уже есть.

О своей голове беспокойся, Сенька, а за чужой найдётся, кому приглядеть, – ответил Степан и резко остановился.

Впереди, за деревьями, показалась небольшая деревушка. Степан аккуратно убрал ветку в сторону и, осторожно ступая, стал приближаться к кустам на окраине рощи. Сенька скинул с плеча мушкет и пошёл вслед за ним.

Силуан вывел корову на выпас и радостно бежал домой по мокрой траве. Сегодня деревенское стадо пасла баба Марфа. Босые ноги промокли до колен, но Силуан и не думал бежать по дороге. Полем было намного ближе. Ему не терпелось услышать продолжение сказки, что дед рассказывал ему вчера. Вечером он закончил на том месте, где злобный змей похитил княжну, а славный витязь отправился в погоню. Дед рассказывал степенно, размеренно, расписывая всё происходящее в тонких подробностях и мельчайших деталях. Воображение Силуана рисовало удивительные картины древней Руси. Богатые города, шумные пиры и славные сражения. Мальчик страстно желал узнать, чем же закончится ратоборство богатыря и трёхглавого змея.

Влетев в хату, как порыв ветра, Силуан отдышался и заявил:

– Дед, я всё сделал. Кролей да кур покормил, корову выгнал, воды с колодца набрал, ну можно теперь уже сказку?

– Сперва поешь, – заявил дед и поставил на стол миску с кашей.

Силуан разом уселся на лавку и принялся наворачивать ложку за ложкой. Дед удовлетворённо наблюдал, потирая седую бороду. Отец мальчика погиб на охоте, мать при родах померла, с тех пор дед ему был и мамкой, и нянькой, и тятькой в одном лице.

– Молодец, кушай побольше, Силушка, вырастешь – богатырём станешь, – похвалил дед.

Силуан задумался.

– Дед, а богатыри на самом деле бывают? Чтоб взаправду? – спросил он вдруг.

– Взаправду, – пробурчал дед. – Может, и бывают, да только я давненько не видал, – добавил он и сел на лавку.

Силуан уже раскрыл рот для следующего вопроса, но со двора раздался конский топот и громкие крики.

Степан затаился в кустах орешника, на самом краю рощи. Сенька уселся рядом и молча наблюдал. Всего в сотне шагов от них, отряд польских гусар въезжал в деревню. Сенька насчитал дюжину, у всех кроме сабель ещё и мушкеты. На одном тяжёлая кираса, а на поясе пистоль. Ляхи медленно проехали вглубь поселения, а затем гусар в кирасе заорал, созывая жителей. Прошло немного времени, и вся деревня, от мала до велика, стояла перед ним.

– Третьего дня, было разбито бунтарское войско. Пан гетман Концепольский хочет видеть каждого бунтаря пойманным и повешенным. Всякого, кто будет укрывать таковых у себя, ждёт та же участь, – прогремел голос старшего гусара.

Старики, женщины и дети молча смотрели на гусар, мужчин в деревне не осталось. Не дождавшись ответа, глава отряда поднял руку и громко произнёс:

– Как хотите, обыскать все хаты!

Гусары спешились и бросились к ближайшим домам. Селяне покорно наблюдали, как разоряют их жилища. До слуха Сеньки доносился дребезг разбиваемой посуды, треск выбитых дверей, грохот. Раздалось громкое кудахтанье. Один из гусар вышёл из хаты, держа за горло двух кур и, улыбаясь во весь рот, понёс их к своему коню. Перевернув все дома вверх дном, ляхи не успокоились. Они окружили крестьян и теперь похотливо поглядывали на двух молодых девиц.

– А ну-ка, белёсая, поди сюда, – велел старший из гусар.

Девушка робко подошла ближе и остановилась, потупив взор.

– Ты на выданье? – спросил гусар.

– Я венчана, – тихо ответила девушка.

– И где же твой жених?

– На охоте, – ответила девушка ещё тише.

– На охоте? Бунтарь он, в лесах укрывается! – заорал глава отряда.

Двое гусар скрутили девушке руки. Бабы, с криками, бросились на её защиту, но ляхи разом оттеснили их. Девушка кричала и вырывалась, завала на помощь, а гусары с хохотом рвали на ней одежду.

Степан услышал шорох рядом. – «Куда? Дурак!», – процедил он сквозь зубы, но Сенька его уже не слышал. Он осторожно перебежал до ближайшей хаты и затаился. Степан со вздохом вынул из-за пояса пистолет и перебежал по лесу к другой стороне деревни.

Гусары порвали рубаху на груди девицы, и теперь, один из них жадно лапал девичьи груди. Вдруг раздался выстрел, и похотливый лях повалился на пол. Второй оглянулся и тут же с криком упал, зажимая ладонями разрубленное лицо. Гусары разом выхватили сабли и бросились к Сеньке. Бабы с визгом разбежались во все стороны. Дед подхватил Силуана на руки и, прикрывая собой, понёс к дому.

Сенька отмахивался сразу от двоих. Остальные побежали вокруг дома, чтобы зайти в спину. Один из гусар сорвал мушкет, притороченный к седлу и, вскинув руки, повалился наземь. Степан бил метко, прямо в кочан, что у ляхов красовался на месте головы. Трое гусар заметили это и бросились к нему. Степан подбежал к убитому поляку и подхватил с земли его мушкет.

Сенька отбивался, как мог, но ляхов было двое, и оба обращались с оружием умело. Вдруг, один из них вскрикнул и ухватился рукой за вилы, пробившие его спину. Второй оглянулся, и Сенька мгновенно полосонул его по горлу. Лях захрипел и повалился навзничь. Со всех сторон набежали бабы с вилами и кольями и, с яростным воплем, набросились на гусар.

Раздался выстрел. Сенька вздрогнул и медленно повалился на поленницу. Из раны алой струёй текла кровь. Сенька попытался замахнуться, но, обессилев, осел и затих. Гусар злорадно улыбнулся, но тут же сам упал с простреленной головой. Степан бросил разряженный мушкет и выхватил саблю. Бабы уже окружили оставшихся поляков. Старший отряда, всё ещё был на коне. Стальная кираса спасала от вил, и он яростно рубил налево и направо. Несколько женщин уже пали под его ударами, и Степан с криком бросился к нему. Гусар принял вызов и, развернув коня, помчался навстречу казаку.

Силуан заворожено наблюдал за тем, как голый по пояс Степан, решительно рубился с закованным в доспехи ляхом. Гусар раз за разом разворачивал коня и на скаку старался достать казака, но Степан ловко изворачивался, и всё повторялось вновь. Наконец Степан, пригибаясь почти до пола, рубанул коня по ногам. Раздалось ржание, и лях кубарем слетел с падающего животного. Степан оглянулся. Женщины покололи многих гусар. Последний из них отбивался с большим трудом. Одна баба ухитрилась достать его в ногу. Лях упал, и женщины стали колоть и топтать его тело с дикими воплями и руганью.

Сброшенный с коня гусар поднялся на ноги и ринулся на врага. На Степана обрушился град ударов. Лях был опытен и умел, рубился так, словно вместо двухпудовой кирасы на нём была полотняная рубаха. Степан ловко уклонялся и наносил ответные удары, но в какой-то момент, он запнулся о камень, и кончик вражеской сабли достал его живот. Степан зашипел, но продолжал отражать удар за ударом. Он чувствовал, как горячая кровь, стекая по животу, заливает шаровары. Гусар наседал, бил сильно и часто. Он уже не заботился о защите. Степан вновь ошибся и, на этот раз, сабля рассекла его левую грудь. Рука повисла как тряпка, но казак не спешил сдаваться. Лях перехватил саблю двумя руками и начал бить наотмашь, как вдруг, сзади раздался истошный детский вопль. Гусар оглянулся, и Степан, не теряя времени, вонзил саблю ему в горло. Ошарашено глядя на Степана, лях с хрипом повалился на землю. Степан упал на колени, ощупал рукоять клинка, глубоко вошедшего в его тело. Гусар оказался проворен и успел сделать встречный выпад. Степан закашлялся и медленно повалился набок.

Бабы, тихо завывая, уносили тела погибших соседок. Дед отпустил Силуана, и мальчик пошёл прямо к павшему казаку. Он долго смотрел на изувеченное тело Степана, затем подошёл к мёртвому гусару и решительно выдернул из его тела казачью саблю.

Спустя двадцать лет, Силуан Мужиловский, полковник казачьего войска, выступавшего под предводительством гетмана Богдана Михайловича Хмельницкого, был отправлен с посольством в Москву. Целью посольства было заключить союз с Российской Империей в освободительной войне против Речи Посполитой.