№36 Леонид ЧИГРИН (Таджикистан, Душанбе) Мальчик Пахта

Мальчик Пахта

Таджикская легенда

Это было давно, так давно, что о том времени не вспоминают ни старый мудрый ворон Зог, который часами сидит неподвижно на ветке раскидистого чинара, ни даже попугай Тути, поседевший от прожитых лет и утративший свой громкий голос.

И только древняя черепаха Сангбакка, разме­нявшая на земле многие столетия, может рассказать о той давней поре, когда люди не знали хлопка.

...Приходит в долины золотая осень, тихо парят в теплом воздухе серебристые паутины, и хлопковые поля одевают свой белоснежный наряд. Спускается с гор в долины по утрам голубая дымка, и тогда древняя Сангбакка собирает вокруг себя ворона Зога, попугая Тути, сторожевого пса по кличке Хайбат и верных друзей, школьников Парвиза и Лолу, и повествует им о давнем-давнем времени и о смелом мальчике по имени Пахта, который сделал людям чудесный подарок.

Давайте и мы послушаем черепаху Сангбакка...

Итак, много тысяч лет назад люди не знали хлопка. Они жили тогда в пещерах и одевались в звериные шкуры. Но добыть эти шкуры было трудно, приходи­лось целыми днями гоняться за горными козлами и быстроногими оленями, и не всегда охотникам выпадала удача. Случалось, они уже настигали могучего архара, но уставшие руки неверно спускали тетиву лука, и стрела ударялась о камень, а архар быстро взбирался вверх по скале, выбивая из её крепкой груди яркие искры.

Долгими  зимними  ночами, когда стужа сковывала землю, полуголые люди собирались вокруг костра  и  никак не могли согреться. Они дрожали от холода, и все их разговоры были только о еде и неблизком жарком лете. Сильнее  всех страдал от стужи Омарг, в прошлом знаменитый охотник, а теперь просто старый человек. Он кутался в волчью шкуру, придвигался поближе к огню, но всё равно его тело сотрясала дрожь, а костлявая спина горбилась больше обычного.

Внук Омарга, маленький мальчик Пахта, как только мог, старался помочь деду. Он подбрасывал в костёр сухие ветки, подгребал поближе охапки  прошлогодней травы, прижимался к старику, чтобы отдать ему часть своего тепла.

Омарг благодарно обнял мальчика и задумчиво глядел на пляшущие дымные языки огня.

− Ой, дедушка, смотри что я нашёл в траве.

На ладони мальчика лежал крохотный воробышек.

− Нужно отогреть его, – сказал старик. – Воробышек лишился сил от холода.

Мальчик стал дышать на воробышка, и от его тёплого дыхания птичка дрогнула, а затем поднялась на лапки, вспорхнула и уселась на плечо Пахты.

− Ты сделал  доброе дело, – проговорил старый Омарг. – Сегодня ты спас птичку от смерти, а завтра она тебе поможет в трудную минуту. Всё живое на земле должно заботиться друг о друге.

Мальчик снова подложил несколько веток в костёр.

− Ты молодец у меня, – старик коснулся ладонью головы мальчика. – Но мало заботиться об одном человеке, когда  голодает и мёрзнет всё племя.

Мальчик Пахта растерянно посмотрел на деда.

− Но разве можно помочь всем в одно время?

Омарг не сразу ответил внуку. Он глядел на ярко-красное пламя, в котором плясали какие-то тени, похожие на странные существа, и, наконец, откликнулся.

− Можно быть полезным сразу всем, но для этого нужно иметь мужественное сердце и сильную волю.

Ты видел огромные чёрные горы в той стороне, где восходит солнце?

Конечно же, мальчик  Пахта видел их, и он так явственно представил себе высокие зубчатые вершины, которые, будто пилы, врезаются в синеву неба…

− Людям не дано достичь этих вершин, – продолжал старик. – На пути к ним смельчаков подстерегает глубочайшая пропасть, на дне которой грудятся острые камни и колышутся ядовитые змеи, свитые в клубки.

Почти у самого верха одного из пиков есть небольшая площадка, на которой отдыхают белые пушистые облака. И если преодолеть все препятствия, добраться до этой площадки и набрать в сетку, сплетённую из травы, пригоршни облачного пуха, то можно одеть, накормить и обогреть сразу всех людей. Раз в году, когда день становится равным ночи и весеннее разнотравье захлёстывает многоцветными волнами подножья угрюмых гор, появляется чудесный мост, соединяющий низину с далёкой площадкой.

− И никто никогда не пытался пройти по этому мосту? – взволнованно полюбопытствовал мальчик Пахта.

− Никто и никогда, – печально ответил старик.

− Одним не хватало смелости, другие больше любили себя, чем остальных. А нужно и то, и другое…

Но страшны даже не вершины и глубокая пропасть, страшны горные духи, которые стремятся помешать человеку. Пугает и то, что потом смельчак навсегда исчезнет из жизни. Он не умрёт, но и не сможет вернуться к людям.     

Весеннее разнотравье захлестнуло отроги угрюмых гор. Племя всё чаще выбиралось из пещеры в ущелье, и всё больше времени проводило на воздухе, греясь под лучами ласкового солнца. Мужчины отправлялись на охоту, женщины и дети выкапывали съедобные коренья и собирали в пучки сладкие стебли поднимающихся трав. И никто не заметил, что нет среди них мальчика Пахты. Никто не хватился его и не попытался отыскать. Даже старый Омарг, дремавший на большом плоском камне, не осмотрелся по сторонам и не позвал мальчика. Он сам когда-то был подростком и знал, что мальчишкам весной открыва­ются тысячи дорог и бесполезно пытаться удержать их около взрослых.

А мальчик Пахта тем временем спешил к вы­соким чёрным горам. Он карабкался на отвесные скалы и один раз чуть не сорвался вниз. Он с трудом пересёк бурную реку, которая мчалась в теснине, грохоча огромными камнями и швыряя кружевную пену к самому небу. Он продирался сквозь густые заросли в тёмных лесах и не раз замирал от испуга, слыша близкий рёв тигра и стенанья трусливых шакалов.

Но когда-нибудь заканчивается даже самый долгий путь. Эта истина впервые открылась мальчику в ту самую минуту, когда он очутился на краю глубокой пропасти. Дно её щетинилось острыми обломками скал, там шипели и клубились ядовитые змеи, подстерегая добычу, и кружились сырые испарения, вызывающие болотную лихорадку.

Мальчик Пахта растерянно осматривался по сторонам, отыскивая чудесный мост, но ничего не видел. Он опустился на холодный камень и заплакал от обиды. И в тот же миг кто-то коснулся его плеча, и послышалось весёлое щебетанье. Мальчик вскинул голову и увидел воробышка, который порхал вокруг него и старался ободрить. А горы между тем теряли свой сумрачный вид, розовели и перестали казаться страшными. Небо затрепетало множеством ярких красок, и вдруг прямо от самых ног мальчика Пахты и до едва различимой на страшной высоте площадки протянулась разноцветная радуга. Она походила на гигантский арочный мост, но казалась такой зыбкой и ненадёжной, что мальчик Пахта никак не решался ступить на нее.

Воробышек защебетал, вспорхнул вверх и уселся на самом гребне трепещущей радуги, словно приглашая мальчика последовать за ним. И тогда мальчик Пахта решился. Он ступил на разноцветный мост и медленно стал взбираться по нему вверх, испытывая головокружение и не решаясь поглядеть вниз, в страшную пропасть с холодными, сырыми туманами. Радуга проседала под ногами, мальчик то и дело терял равновесие. Он широко расставил руки в стороны и осторожно делал шаг за шагом. Пахта достиг гребня сверкающего моста. Снизу, с того места, откуда он начал свой опасный путь, мальчик казался не больше муравья, ползущего по былинке. Сам по себе он, наверное, уже давно поддался бы страху, остановился, а то и присел бы и вцепился руками в радугу, не в силах двигаться дальше, если бы не воробышек. Тот громко чирикал и упрямо ле­тел вперёд, подбадривая человека, когда-то подарившего ему жизнь.

Спуск вниз, к каменистой площадке, давался ещё труднее, чем подъём, но цель была уже видна, и Пахта чувствовал себя бодрее. Радуга пружинила под ногами, ощутимо раскачивалась из стороны в сторону, и мальчик походил на начинающего канатоходца, у которого не было другого выхода, кроме как идти и идти дальше.

Шаг, другой, третий... Пахта осторожно сту­пил на площадку и оглянулся назад. Он находился на страшной высоте. Громадная страна гор прости­ралась перед ним, величественная и непостижи­мая в своем размахе. Где-то внизу клубились тучи, сверкали молнии и грохотал гром. И над всем этим царством камня и вечных снегов сияла чистейшими красками гигантская дуга радуги.

Площадку со всех сторон окружали отвесные стены, и только с одной стороны она обрывалась в бездну. В дальнем конце площадки на большой плоской скале лежало белоснежное облако. Мальчик изо всех сил побежал к нему, вытаскивая из-за пазу­хи большую сетку, сплетённую из травы. Облако на ощупь было мягким и тёплым и скорее походило на груды нежнейшего лебяжьего пуха. Пахта склонился над ним, чтобы взять первую пригоршню и увидел своё отражение в гладкой чёрной стене. Отражение разрасталось, и вот уже на мальчика глядел налитыми кровью глазами свирепый див, какой может привидеться только во сне. Поблескивали длинные белые клыки, глаза всё расширялись, скрюченные пальцы с длинными когтями потянулись к горлу мальчика... Пахта отпрянул назад, но в это мгновение над его головой защебетал воробышек, и мальчик пришел в себя. Он тряхнул головой, снова вгляделся в каменную стену и не увидел ничего иного, кроме своего отражения.

Мальчик Пахта торопливо набивал травяную сетку пригоршнями мягкого белого пуха. Одна пригор­шня, ещё одна и ещё... Сбоку послышался грозный рёв. Мальчик повернулся и увидел подкрадывающе­гося к нему снежного барса. Грозный хищник прижал уши к голове, хвост судорожно колотился по камням, каждая мышца крупного тела подрагивала от напря­жения. Зверь готовится к прыжку. Он подобрал под себя лапы, напружинился и, словно подброшенный  вверх трамплином, взмыл в воздух. Мальчик при­сел на корточки и обхватил голову руками, он был испуган до глубины души и мысленно приготовился к гибели. Не испугался лишь его маленький друг-воробышек. Он бесстрашно выпорхнул наперерез свирепому хищнику и с размаху ударил его по морде своими маленькими крылышками. Хищник дёрнулся, неловко упал на каменистую площадку, покатился по ней и оборвался в пропасть. В воздухе разнесся рёв, перешедший в жалобный визг, раздробленный и многократно приумноженный эхом.

Мальчик пришёл в себя, вытер со лба пот и снова стал набивать сетку нежным, тёплым пухом. Осталось совсем чуть-чуть, две-три пригоршни, но тут кто-то негромко позвал мальчика: «Пахта, Пах-та-а...».

Мальчик поднялся на ноги и увидел своего дедушку Омарга. Старик манил внука к себе, он выглядел таким несчастным и измождённым, что мальчик невольно устремился к деду. Он двигался к нему шаг за шагом, а дедушка едва заметно отступал от мальчика и, наверное, не избежать неминуемой гибели, если бы опять не вмешался маленький крылатый друг Пахты. Он так жалобно зачирикал, так быстро затрепетал в воздухе крыльями, что они зазвучали наподобие трещоток. Мальчик спохватился, и вовремя. Он стоял на самом краю глубокой пропасти.

Оставалось сделать всего лишь один шаг, и Пахта последовал бы за снежным барсом, который нашёл кончину далеко внизу на острых камнях, среди множества ядовитых змей.

Мальчик взмахнул руками и удержался на са­мой кромке обрыва. Призрак дедушки завис над пропастью, стал бледнеть, размываться и превратился в струйку болотного испарения.

Воробышек торопил мальчика. Он тревожно чи­рикал, суетливо порхал из стороны в сторону, словно говоря своему большому другу, что медлить боль­ше нельзя. И, действительно, промедление могло обернуться бедой, мальчик навсегда бы остался в неприступных горах, почти у самой вершины.

Радуга блёкла на глазах, её контуры теряли четкость, и было ясно, что через какие-то считанные минуты она погаснет и рассеется в воздухе. Нужно было спешить. Мальчик Пахта снова бросился к горе мягкого пуха, набил им доверху травяную сетку и поспешил к радуге. Теперь идти по ней было во сто крат труднее. Ноги проваливались до колен в разноцветное месиво, мальчик то и дело оскальзывался то на красной, то на зеленой полосах и на этот раз вряд ли добрался бы даже до гребня нескончаемого арочного моста, если бы не воробышек. Он всё время кружил возле Пахты, тревожно чирикал

и подлетал к нему почти вплотную, как только тот оскальзывался и терял равновесие.

Мальчик Пахта даже не помнил, как он прошёл по радуге и оказался на другой стороне пропасти. Он упал на камни и долго лежал без чувств, совершенно обессилевший. Его привёл в себя тёплый дождик, который ласково касался лица мальчика своими мягкими влажными ладонями.

Высокие чёрные горы остались позади. Пахта бежал по широкому полю, направляясь к тому месту, где располагалось его племя. Он испытывал большую радость от сознания, что не побоялся глубокой пропасти со змеями, прошёл по высочайшему радужному мосту и не сорвался вниз, и что, наконец, сумел набрать белоснежного облачного пуха, который накормит, обогреет и оденет людей.

Мальчика переполняло ликование, и он совер­шенно не замечал, что травяная сетка порвалась о камни и мягкий пух вываливается сквозь дыры на землю, политую первым весенним дождем. И там, где пух падал на влажную почву, проклёвывались нежные зелёные ростки. Они вытягивались на глазах, выстреливали в стороны крохотные листочки, которые тоже быстро увеличивались и отбрасывали на землю узорчатую тень. На стеблях набухали бутоны, раскрывались белые и розовые цветы, вокруг которых загудели пчёлы. Лепестки цветов опали и вместо них на ветках появились удлинённые зелё­ные шарики. Они теряли свой первоначальный цвет, бурели и высыхали, потом лопались, и в их чашечках забелел мягкий пух, удивительно похожий на тот, который мальчик Пахта набрал в травяную сетку на каменной площадке. Только теперь этого пуха было так много, что он заполнил собой всё просторное поле, и не было этому белому великолепию ни конца, ни края.

Утро набирало силу, брызнуло первыми лучами раннее солнце, и поле заполнилось людскими голоса­ми. Они собирали белоснежный пух и звонко перекликались «Пахта! Джон Пахта!». И значили их слова многое: «Хлопок! Дорогой наш хлопок!». Так имя мальчика стало названием тёплого белого пуха, который кормит, одевает и обогревает людей вот уже многие столетия. И было отчего людям радоваться диковинному расте­нию и прославлять храброго мальчика, сделавшего им бесценный подарок, потому что не всякое растение на земле, подобно хлопку, может давать человеку сто самых разных изделий и продуктов. Оттого хлопкороб – одна из самых уважаемых профессий на земле с той давней поры и по нынешнее время.

− Да, но что стало с самим Пахтой и его верным другом − маленьким воробышком? – не выдержал ворон Зог и вопросительно посмотрел на старую черепаху.

− И правда, что стало с ним? – полюбопытствовали школьники Парвиз и Лола.

Сангбакка устроилась поудобнее на большой каменной плите, вобравшей в себя за день солнечное тепло, бросила задумчивый взгляд на серпик нарождающегося месяца, который серебряной подковой блестел на зеленоватом, закатном небе, и довершила свой рассказ.

− А ничего страшного. Он бежал по полю, роняя на землю белоснежный, мягкий пух, и всё больше терял свои очертания. И где-то на середине поля вместо мальчика над зелеными ростками хлопка зависла голубоватая дымка. А воробышек... Он никуда не улетел. Он так и кружит над хлопковыми полями и звонким чириканьем окликает мальчика. Но друзья не расстались навсегда. Вы можете увидеть ранним утром, в ту пору, когда созревает хлопок, над полями появляется голубая дымка. Присмотритесь внимательно к ней, и вы разглядите мальчика Пахту, который легко касается пальцами раскрывшихся коробочек и счастливо улыбается. А над его головой кружит воробышек и чириканьем приветствует своего давнего друга и новый разгорающийся день.