СЕТЕВОЙ ЛИТЕРАТУРНО-ИСТОРИЧЕСКИЙ ЖУРНАЛ
ВЕЛИКОРОССЪ
НОВАЯ ВЕРСИЯ САЙТА

№37 Денис ТВЕРСКОЙ (Россия, Пермь) Старик и море

Омилия — Международный клуб православных литераторов
На главную Наша словесность №37 Денис ТВЕРСКОЙ (Россия, Пермь) Старик и море

Денис Тверской - родился 15.11.1991 в городе Перми. Окончил в 2008 году гимназию №17 города Перми. С 2008 - по настоящее время учится в ПГТУ.

 

 

Старик и мореСтарик и море

 

Она стояла совсем близко к выходу. Слева располагался столик, где были аккуратно разложены маленькие квадратные листки белой бумаги, и люди постоянно подходили к нему, писали имена, кто по семь, а кто и больше. Кто-то делал это впопыхах, кто-то очень медленно, наносил мало имён, но вытачивал прямыми линиями каждую букву, как будто каждая из них что-то значила, что-то особое, важное, присущее только ей. Люди входили и выходили, так что дверь постоянно двигалась туда-сюда, сипло поскрипывая ещё новёхонькими мало разработанными шарнирами. Одни уходили навсегда, другие – для того, чтобы снова вернуться. Пусто в помещении никогда не было, но ей почему-то казалось, что она совсем одна, хотя нет, конечно, не совсем дело обстояло так, поскольку она знала, к кому пришла, но данное состояние отнюдь не давило на неё, более того, ей было очень даже хорошо, ей нравилось слушать малопонятный, но красивый гармоничный язык, иногда величественно переходящий в византийский, и переливающийся красками тихого мужского баса, доносящегося откуда-то снизу. Потом звук становился ниже, вырывался из подземелья и нёсся стремглав прямо к синему небу с кудрявыми маленькими облачками, невзирая на стены и крышу, растворялся в высоте и медленно затихал. Она закрыла глаза и стояла неподвижно, закусив нижнюю губу, было тепло и светло, она тянулась к этому свету, так тихо, вокруг ничего нет, только голос и свет, и они уже не где-то снаружи, они внутри неё, и она в один момент начала понимать это, и медленно, почти полушёпотом произнесла в пустоту вокруг себя: «Спасибо».

Она вышла на улицу. День был чудесный: светило яркое сентябрьское солнце, утром бушевал ветер, но сейчас не чувствовалось ни единого порыва, на железном заборе она приметила филигранный фонарь, смастерённый под старину, от стёклышек которого отражались яркие лучи.

– Он так прекрасен – подумала она – я бы обязательно нарисовала его на холсте или на дереве – так краски будут более тусклыми, но это ведь придаёт некоторый уют, эта тусклость? Если бы только умела рисовать. Впереди была школа, откуда неслись гулкие потоки ребятишек, беззаботных, отважных, перепрыгивающих через перила, они мчались вдаль к монолитам жилых кварталов, разбегались там, запирались, сливались с серой подъездной штукатуркой, и там взрослели, жили, ели, женились, разводились, воспитывали детей, выпивали, праздновали, тосковали, умирали, их хоронили, и ни они, и ни те, кто их хоронил, не вспоминал даже о том фонаре и о тех дверях, и о том солнце, которое светило в том самом сентябре. Подул лёгкий ветерок, её волосы немного растрепались, она начала аккуратно их поправлять, но попытки её были тщетны, и, поняв, что сопротивление бесполезно, словно ребёнок начала улыбаться, когда шелковистые волосы касались её нежных щёк. Она простояла минут десять на улице, аккуратно вымощенной рельефной плиткой, посмотрела на двери и поняла, что вновь пришло время зайти внутрь. Она медленно начала подниматься по ступенькам, как вдруг её осенила странная мысль, после чего она непринуждённо прошептала вслух, сама удивившись этому факту:

– Теперь понятно, для чего ступеньки… Всего-то три, правда.

Она постояла у входа, оглянулась назад и уверенно шагнула внутрь.

Рядом с ней стоял невысокого роста старик в старой куртёнке, протёртых на коленях брюках, кроссовках рублей за триста. Он был немного сгорблен и толстоват, на лбу его виднелись глубокие морщины, однако, седыми его волосы ещё не были. Он направился к ней, и видно было, что каждый шаг даётся ему с большим трудом, превозмогая боль он переставлял свои окостенелые ноги, пока наконец не добрался до цели, запыхавшись, стирая пот со лба мягкой рукой.

– Здравствуйте.

Ей было очень жалко его, немощного старика, у него были добрые глаза, и она очень захотела помочь ему, сделать что-нибудь приятное, чтобы облегчить его ношу тяжело прожитых лет. Она знала, одно слово, одно действие может помочь человеку в трудную минуту.

– Здравствуйте, дедушка.

– С праздником, внученька. Так здорово, что ты сегодня пришла. Я вот именно тебя к нам и ждал.

– Да, я знаю, что так и должно было быть.

– А меня Виктором зовут. Знаете, меня так и не называли, да я сам себе это имя выбрал: уж больно оно мне по нраву пришлось.

– А по батюшке вас как, дедушка? А то по имени-то как-то неприлично будет.

– А, ко мне по имени-то никто и не обращается толком. Раз хочется тебе, то зови меня дедом Витей. Тебе разрешаю, внучка. А мы с тобой подружимся, вот увидишь. У меня детей-то не было, одинок я, внучка.

– Конечно, подружимся. Может, дедушка, помочь вам чем?

– Да сам справляюсь. Ты, внучка, пока я жив, послушай меня. Мне столько историй тебе рассказать надо, ты даже себе не представляешь. Все войны через меня прошли. От Сталинграда до Берлина. Всё было, много бойцов своих схоронил, да и чужих тоже. Я же командиром был: их всех пулями рвёт, а я иду со знаменем, ко мне новых – и так дальше. Думал, что война не кончилась, но так получилось… А людей я почти всех на свете знаю, и про каждого рассказать могу.

– Ну, про меня, например.

– А с тобой я вот только сейчас и знакомлюсь, – старик весело улыбнулся своей беззубой улыбкой.

Пора уже было уходить, потому что всё закончилось. Виктор распрощался со всеми и пошел к выходу, неестественно сжимая челюсти и опираясь на свою небольшую трость. Она догнала его.

– Дедушка, давайте я вас провожу.

– Да не стоит, ещё увидимся.

– Пожалуйста. Вы где живёте?

– Да тут, недалеко. Сопротивляться не буду.

Они медленно поковыляли по узким городским улочкам.

– Знаешь, дочка, я же болен смертельно. Сама видишь – еле хожу. Так что, пока жив, слушай меня. Я тебе много чего интересного расскажу.

Они подошли к облезлой серой «хрущёвке», старик начал медленно доставать связку ключей из кармана трясущимися тёмными руками.

– Я пойду, дедушка.

– Нет, дочка, так дела не делаются. Столько добра ты мне сегодня подарила. У меня медок есть и варенье. Уважь старика.

Она не стала сопротивляться, что-то тянуло её к этому удивительному мудрому старику.

– Вам невозможно отказать.

– Просто очень легко согласиться. – Виктор снова улыбнулся, и они медленно начали подниматься на пятый этаж.

Дверь в квартиру была открыта, и когда они зашли, он не стал её запирать.

– Разве вы не боитесь?

– А чего мне бояться уже в моём положении? Пусть заходит тот, кто желает.

– И что, вы совсем никого не боитесь?

Виктор замолчал. Они прошли в комнату. Посередине стоял стол с пряностями, конфетами, угощением, вокруг расставлены стулья. Больше никакой мебели в комнате не было. В углу валялась подушка и одеяло.

– Я тут сплю. У меня спина жутко болит, только на жёстком могу.

Стены были жёлтыми, на потолке в углу виднелся жёлтый подтёк от воды. Старик пошёл на кухню и поставил чайник.

– У меня тут гости часто бывают. То бабуленьки придут чайка попить, то бизнесмен даже какой заскочит – все мои друзья. И детей приводят – порой, полон дом бывает. Сами-то они глупенькие, не идут, вот их и приходится приводить.

– Добрый вы, дедушка.

– К моим годам как не раздобреть?

Чай закипел. Они молча пили его. Потом, когда чашки уже были опустошены, Виктор куда-то удалился, а потом вернулся с кипой холстов в руках.

– Я немного, на старости лет, решил помалевать.

Он начал показывать картины. Неописуемый восторг охватил её, когда она глядела на полотна, и каждое из них было ещё лучше предыдущего. Она онемела от великолепия красок и гаммы цветов, от чёткости линий и неподражаемости образов.

– Нравится? – застенчиво и жеманно одновременно обратился к ней краснеющий Виктор.

– Очень.

Она уже собиралась уходить. Виктор подошёл к ней и внимательно посмотрел грустными глазами.

– Какая ты хорошая, дочка.

Он обнял её. Она почувствовала жалость к этому одинокому старику. Так они стояли минут пять, она хотела, было, высвободиться, но ничего у неё не получилось. Глаза старика налились кровью, и хватка его была железной.

– Наконец и ты попалась.

Только тогда она поняла, что с ней действительно случилось. Ей стало до слёз обидно за свою беспечность и доверчивость.

Через час она сидела связанной в углу комнаты, одежда была изорвана, кровь сочилась по лохмотьям. Было нестерпимо больно.

Он стоял напротив и зло шептал.

– Они сами ко мне заходят, просто сами, их даже тащить не надо. А с тобой пришлось поработать.

– Спасибо Тебе, – тихо прошептала она.

– Что! – старик будто завопил, – они вспоминают и осыпают Его проклятиями, а ты, ты… Он посмотрел на неё, и лицо его съёжилось от ужаса.

Она сидела на полу и исходила кровью. Ей было хорошо, она никогда ещё не чувствовала себя лучше. Старик бился в конвульсиях в коридоре, и изо рта его шла пена. «Спасибо Тебе» – непрестанно шептали её пересохшие губы. Она наклонилась к стене, и в голове её крутилась одна лишь мысль: «Дело не в количестве. Нет, точно нет. Иногда хватает и одной…» Ей было очень хорошо, она видела солнце, пробивающееся сквозь стекло, солнце ласково грело, ей было тепло и уютно, чисто и светло, так светло, как никогда ещё не было.

 

 
Комментарии
Татьяна
2014/07/07, 15:13:40
Молодец! Очень понравилось!
Добавить комментарий:
* Имя:
* Комментарий:
   * Перепишите цифры с картинки
 
 
© Vinchi Group - создание сайтов 1998-2024
Илья - оформление и программирование
Страница сформирована за 0.011060953140259 сек.