***
Речушка сжалась, обмелела
И – от отчаянья ушла,
Закрыв землёй худое тело,
Как крышкой гроба, ото зла.
Тоскливо корчатся избушки
В щербинах тына костылей,
Как престарелые старушки
От хвори высохли своей.
Ракита стонет у дороги
Над ржавым остовом саней,
И призывает тихо Бога
Поплакать в поле вместе с ней.
Современная зимняя ночь
Мело, мело по всей земле
Во все пределы.
Свеча горела на столе,
Свеча горела.
Как летом роем мошкара
Летит на пламя,
Слетались хлопья со двора
К оконной раме.
(Борис Пастернак «Зимняя ночь»).
Среди рыдающих икон
Творю молебен.
Луна алмазным башмачком
Распята в небе.
Деревья – схимники стоят,
Застыв крестами.
Бесснежно-хмурый мир распят
В оконной раме.
Он недостоин чистоты
Жемчужной снега,
И серо улицы пусты,
Не слышно смеха.
Иудин страшный смертный грех
Оброс бетоном,
Он поселился здесь навек
В бульварах сонных.
И, одинокие в толпе,
Тоскуют Храмы,
Дождём рыдает Бог за всех
В оконной раме.
Среди разгула торжества,
Лихого, злого,
Упрямо донесу до вас
Я Божье Слово.
Бесы
"Тут на горе паслось большое стадо свиней, и они просили Его, чтобы позволил им войти в них. Он позволил им. Бесы, вышедши из человека, вошли в свиней; и бросилось стадо с крутизны в озеро и потонуло. Пастухи, увидя случившееся, побежали и рассказали в городе и по деревням. И вышли жители смотреть случившееся и, пришедши к Иисусу, нашли человека, из которого вышли бесы, сидящего у ног Иисусовых, одетого и в здравом уме, и ужаснулись. Видевшие же рассказали им, как исцелился бесновавшийся".
(Евангелие от Луки. Глава VIII, 32–36.)
Вакханалия черной мессы:
От «Авроры» до наших дней
Из России исходят бесы,
Обратившись в простых свиней.
Извалялась в крови хавронья:
Пурпур Цезаря, гордый вид,
Бога в мерзкой душе хоронит,
Все, что свято в Руси – хулит.
Вот другая, под триколором,
От пурпурной лишь только хвост,
Сонно хрюкает под забором,
Да штампует нам новых «звёзд».
Ну, а третья надела маску,
Мол, арийских она кровей,
Отравляет мир новой сказкой:
Кто не в секте – теперь злодей.
Мчатся к гибели – не спасти их,
Но промчится последний бес –
Исцелится моя Россия,
К ней вернётся былая честь,
К ней вернётся былая слава,
Как алмаз в миллион карат,
Засияет моя держава
Во Христе до небесных врат.
Кто остался живой?
Русь теперь виновата,
Что осталась Святой,
Миллионы распяты
На Голгофе простой.
Сатанинские силы,
В душах сея бедлам,
Крест церквей в крест могилы
Переплавили нам.
Всё дозволено ныне:
Бога нет, веселись!
Станьте люди как свиньи,
Чтоб уже не спастись!
Рать редеет святая,
Уходя в небеса,
Под шакалий вой стаи,
Скрывший свист палаша.
В блиндаже в три наката
Путь закончится мой,
Вы ответьте, ребята,
Кто остался живой.
***
Ветер ласково треплет за щёку
И январь разухабисто лих,
Позабывшую Бога Европу
Очищая огнём полыньи.
Проберёт от макушки до пяток
И отмолится давнишний грех*,
Для России закончится Святок
Чернокнижный безудержный век.
Детвора понесётся на санках
Под весёлый ребячливый визг…
Истоплю-ка я русскую баньку
Хороводом языческих книг.
Пусть горят, больше нет для них места,
Будем жить не звездой, а с крестом,
Наша Русь – пресвятая невеста
Вновь повенчана Богом с Христом.
________
* Грех попущения убиению Государя и великой Смуте
***
День скулит седыми небесами,
Жалостно сопливится дождём,
Проржавели от безделья сани,
И тоска заполнила мой дом.
Из объятий цепкого бетона,
Сквозь свинцово-серый переплёт,
Не видать веселый год Дракона,
Не видать волшебный Новый год.
Где ты, Русь, с пушистыми снегами,
В изумрудном ожерелье льда?
Где узоры на оконной раме?
Где ты, путеводная звезда?
Заблудившись в беспробудном мраке,
Окунувшись в пепельную муть,
Я сейчас завидую собакам,
Что чутьём находят к дому путь.
***
Последний день. Слепыми небесами
Мир на кусочки атомов разъят.
Последний день. Господь уже не с нами.
На грибе Он чудовищном распят.
Вмиг со стола смахнули пыль столетий,
В весёлых красках сатанинский торт,
Но вместо свеч на нём пылают дети
И Бог ещё не понял, что он мёртв.
Последний день. Не спрятаться, не скрыться.
На всей земле нигде спасенья нет.
Последний день, кипят в огне столицы
И смертью стал для нас разящий свет.
Как малыши, рыдают лавой скалы
В тоскливом ожидании конца.
Желая жить, во что бы то ни стало,
Горит творенье, растерзав Творца.
Последний день. Не справились мессии,
Их позабыли в суматошный век.
Последний день истерзанной России –
Последний миг проекта Человек.
***
Жаворонком вниз… Да с обрыва.
Ветер вольной грудью вдохнуть.
Солнце разлилось чтоб по жилам,
Усмирив кипящую ртуть.
В небо мне взлететь… Да под выстрел,
Под разящий посвист свинца.
Лучше мне сгореть ярко, быстро,
Чем стреножить шаг до конца.
Соловьём взовьюсь я сквозь годы,
И – к родной любимой земле…
Мир вокруг исполнен свободы,
Да немое счастье во мне…
***
Рифмы нагайкой… Нате!
Хлёстко, наотмашь, в бровь.
Мы теперь с вами – братья,
Нас породнила кровь.
Болью связали клочья
Содранных с мясом кож,
Режут скупые строчки
Души, как острый нож.
Стих, как палач, на плаху,
Под упокой свинца,
Тащит, чтоб влёт, с размаху,
Точкой пронзить сердца.
***
Мы заброшены Богом, рассеяны
По каморкам бескрайнего света,
Сколько Пушкиных, сколько Есениных
Растворилось в сетях Интернета.
Вот и всё. Домечтались, догрезились:
Соблазнил нас свободой Иуда,
На Голгофе распяли поэзию
На потеху бездушного люда.
Бог растерзан ордою язычников,
Что толпятся у каждого храма,
Оптом души продав за наличные
Бесенятам Великого Хама.
Коммунисты теперь – олигархия,
Демократы – лжецы и тираны, –
Дружно все проклинают монархию,
Да кагалом все против Ирана.
Видно, мы недостойны спасения,
Разорвём нашей дурью планету,
Блоков, Пушкиных, Фетов, Есениных
Растеряв средь пучин Интернета.
***
На деревьев гусиные перья
Посреди загустевших чернил
Эликсиром волшебного зелья
Бог дождинкой слезу проронил.
Площадей распростёртый пергамент
В ожидании строк пожелтел.
От столетий потрескался камень,
Рассыпаясь щебенкою тел.
Средь толпы неуклюжей так пусто –
Среди сотен отравленных жал,
Кто рискнёт обнажить свои чувства,
Начертав их пером на скрижаль?
Бог напрасно возжаждал свободы
От трусливых безликих рабов:
Не псалмы – сатанинские оды
Здесь поют под бренчанье оков.
Понапрасну разлиты чернила:
Вместо истин – безумная вязь,
Мат площадный с неистовой силой,
Да житейская пошлая грязь.
Потому так поникли деревья,
Обречённо роняя листву,
Затупились от глупости перья,
Чист пергамент, в котором живу.
Ad maiorem Dei gloriam
«Ad maiorem Dei gloriam» –
Хлещут свинцом слова,
Ad maiorem Dei gloriam
Катится голова.
Дня Господнего Судного
Людям пришлось хлебнуть,
Солнце в клочья изрублено,
Кровью забрызган путь.
Ad maiorem Dei gloriam
Мчится мишень по льду,
Ad maiorem Dei gloriam
Ангелов бьют в аду.
Клир со скорбными ликами
Праведных жжёт людей,
Небо корчится криками
Ради благих идей.
Ad maiorem Dei gloriam
Вой измождённых тел,
Ad maiorem Dei gloriam –
Этого ль Ты хотел?
***
Зарубцевались раны у земли,
В оврагах спрятав без вести пропавших.
Уже души не тронет обелиск –
Забыв живых, не замечаем павших.
Зарубцевались раны у берёз,
Не встретим мин мы под подошвой кеда,
Идём ко дну, не издавая «SOS»,
Раз в год вдруг вспомнив: «Вот она, Победа».
Зарубцевались раны у церквей,
Крестом безбожных осветив столетье,
А наших жён, отцов и сыновей
Теперь изящней истязают плетью.
Кнутом рекламы высекли рабов,
Подсунув пряник «дамского» романа…
А чьи-то мамы плачут у гробов
Очередного «Чёрного тюльпана».
И заграницей стала та страна,
Где прах потерян батиного деда…
Нет, братцы, не окончена война,
Ещё не близко полная Победа.
Волосы берёзового цвета
Снова сон. Лазурь над головой.
Предвкушеньем встречи растревожен.
Машут мне приветливо листвой,
Как медсёстры белые, берёзы.
Я бежал из города стремглав
От тоски оконных переплётов,
От объятий, цепких как удав,
От ненужных встреч, хлопот, работы.
Сажа буден измарала лёд
В латы превратившихся привычек,
Чёрен я уже который год
Без моих берёзовых сестричек.
Я проснулся – чуждая страна
Машет мне листвою винограда.
Солнцем переполнена она,
Но здесь нет берёзовой отрады.
Я от них всё так же вдалеке,
Все молитвы снова без ответа.
Стали в память о моей тоске –
Волосы берёзового цвета.
***
Город-маньяк прижигает мне раны
Солью истасканных дней.
Бьётся под ритм голубого экрана
Серость твоих площадей.
Мрачно таращатся сонные стёкла
На леденящий покой,
Краски от пыли навеки поблёкли,
Город обвенчан с тоской.
Город-погост равнодушных бульваров,
Грязи разлитых чернил,
Груда камней отвратительно старых,
Тьма безымянных могил.
Солнце огрузло от сна и от лени,
Нехотя светит в анфас...
Сколько пред нами ушло поколений,
Сколько уйдёт после нас!
Город-убийца раздавит, расплющит
Прессом безликих домов
Жалкий народ, от отчаянья пьющий,
В мертвенной спячке умов. |