№39 Геннадий СУЗДАЛЕВ (Россия, Суздаль) Слово о Николае Тряпкине

Геннадий  Суздалев - русский поэт, член Союза писателей России, лауреат премии Союза писателей России.

Слово о Николае Тряпкине

В 1974 году выдающемуся русскому поэту, бывшему уральцу, Валентину Сорокину была присуждена премия Ленинского комсомола. В то время – значительная. Челябинский обком комсомола, по просьбе Первого секретаря ЦК ВЛКСМ Евгения Тяжельникова, бывшего уральца, командировал нас в Москву для участия в церемонии вручения премии: замечательного русского поэта Вячеслава Богданова (погибшего в 1975 году), прославленного сталевара, героя Соцтруда, депутата Верховного Совета РСФСР Ивана Панфиловского, молодого сталевара Владимира Гребнева, журналиста Анатолия Белозёрцева и меня.

Поселились мы в комсомольской гостинице «Юность». Там же, на следующий день, должна была состояться торжественная церемония вручения премии. Чтобы не терять зря время, по предложению Вячеслава Богданова, члена Союза писателей СССР, мы отправились в Центральный Дом литераторов на улице Герцена. Без Богданова нас бы не пустили. Он же, тайно от нас, пригласил Николая Тряпкина на встречу, чтобы сделать нам подарок. До этого я Тряпкина не знал, стихов его не читал.

Заказали стол в ресторане. Здесь уже командовал Панфиловский: у него были деньги. После первой или второй рюмки водки говорить стали все сразу. Богданов познакомил нас, каждого в отдельности, с Николаем Ивановичем, который попросил Славу почитать свои стихи. Богданов прочитал два-три стихотворения. Тряпкин восторженно стал говорить о его творчестве, которое хорошо знал. «А теперь – самое главное, – сказал Богданов, будем слушать с дикой силой (его выражение) самобытного русского поэта». В это время мы все дошли до лирической кондиции.

Стихи свои Николай Иванович не читал, а напевал, потому что, читая – заикался. Подобного исполнения в народном духе я никогда раньше не слыхал. Тряпкин напевал стихи и притопывал в такт ногой. Мы были все в восторге. Русский богатырь Иван Панфиловский от радости плакал.

Не заметили, как подошло время закрытия ЦДЛ. Стало подмигивать освещение, намекая на это. Панфиловский встал, на груди его горела звезда героя: «Я скоро вернусь!» Кого-то уговорил и вернулся: «У нас, друзья, есть ещё полчаса!». Красивое его лицо светилось. Потом он признался, что впервые в жизни показал удостоверение депутата Верховног Совета незнакомым людям.

Вручение премии Ленинского комсомола было торжественным. Наш друг Валентин Сорокин был обаятельно счастлив. Запомнились два интересных момента этого дня. Премию вручали и артисту Конкину за роль Павки Корчагина в фильме «Как закалялась сталь». Конкин, получая премию, рыдал.

Нашему другу Анатолию Белозерцеву удалось поговорить с маршалом Советского Союза Коневым. Маршал пожал ему руку. Счастливый Белозёрцев хвастался: «Теперь неделю не буду мыть руки!».

Всё это красивое мероприятие закончилось банкетом. Распоряжался Евгений Тяжельников. Я до этого никогда не выпивал с такими знаменитыми людьми.

С Тряпкиным мы созванивались. А когда я приезжал в Москву, обязательно встречались. В 1980 году у меня в Челябинске вышла книжка «Посох». Я написал письмо Николаю Ивановичу и послал этот сборник. Он ответил добрым родным письмом. Прислал свою маленькую фотографию. Неожиданно для меня, высоко оценил моё творчество.

Расскажу об одной нашей встрече в Москве. Мы встретились, как всегда, в ЦДЛ. На встречу он опоздал: задержалась электричка из Реутово. Сразу же позвал меня в парикмахерскую: она была прямо в Доме литераторов. Я засмеялся. «Потом объясню», – сказал Николай Иванович. Оказалось, что он

сказал жене, что пойдёт подстригаться. Но не сказал, где будет подстригаться. Просидели мы с ним в ЦДЛ до закрытия. В Реутово он поехал подстриженным.

Мы любили разговаривать вдвоём, без свидетелей. Однажды меня попросил хороший приятель Владимир Летучий, переводчик Рильке, хотя бы пять минут посидеть с нами за одним столом. Я уговорил Тряпкина, но разговора не получилось. Потом Николай Иванович объяснил мне, почему не хочет ни с кем общаться из литературной братии. Раньше в ЦДЛ его осыпали насмешками: «Опять этот лапотный заика поёт! Как он надоел!». И в этом роде. Позднее, когда он стал известным, поэты подходили к нему и кланялись. Подносили рюмки и фужеры, и предлагали выпить. Так было и при мне. Он решительно отмахивался. «Знал бы ты, Геннадий, насколько они воньки. Ох, и воньки!». Он не имел ввиду запах.

В 1981 году я уговорил Николая Ивановича принять участие в нашем традиционном Челябинском «Молодёжном празднике поэзии». Мы договорились и о том, что он пригласит  Юрия Кузнецова. Из всех, современных ему поэтов, Кузнецов признавал только Тряпкина. Пригласил я и других, близких мне поэтов. На праздник прибыли: Николай Тряпкин, Юрий Кузнецов, Валентин Сорокин, Александр Волобуев и Николай Шундик. Я тогда руководил Челябинским областным поэтическим клубом «Светунец» имени Вячеслава Богданова. Клуб работал при Челябинской областной писательской организации и газете «Комсомолец». После всех официальных встреч, пригласил лучших поэтов клуба на неофициальную встречу с Николаем Тряпкиным. Он жил в гостинице «Челябинск». Встреча была удивительной и осталась навсегда в нашей памяти. Николай Иванович был в хорошем настроении. Всё время шутил и улыбался. Вспомнил о том, как враждебно к нему относились советские чиновники в Лотошино, где он раньше жил: «Поднимались на дыбы лотошинские дубы…». Молодые поэты ему нравились и он был с ними предельно откровенным, напевал стихи без собственной цензуры. Помню, как поэт Сергей Семянников, прошедший огни и воды, встал перед ним, со слезами на глазах, на колени. Встал потому, что Тряпкин задел его самое сокровенное. Сергей Семянников и сообщил мне о кончине Николая Ивановича в 1999 году.

В 2003 году у Сергея Семянникова вышел небольшой сборник стихов «Вечные хлопоты», который он посвятил Николаю Тряпкину: «Светлой Памяти истинного поэта Николая Тряпкина». Предисловием к этой книжке он взял рекомендацию Николая Ивановича в редакцию издательства «Современник»: «Предлагаю вам замечательные стихи, автор которых живёт в г. Челябинске и занимается медициной. Если из этой рукописи отобрать лучшее, то получится превосходнейшая книга, достойная большого русского поэта. Н. Тряпкин 10. 5. 88 г.»

В 1985 году я поступил на Высшие Литературные курсы при Литературном институте имени Горького. В это время Николай Тряпкин жил в Москве на улице Островитянова. Мы часто разговаривали по телефону: когда был кто-то дома встретиться было нельзя. Меня просто бы не пустили. Но трижды нам повезло. Чаще всего вспоминаю об одной встрече. Тряпкины жили в трёхкомнатной квартире. У Николая Ивановича был хороший кабинет, где он и спал. По дороге к нему я прихватил бутылку коньяка. В этот раз мы наговорились досыта. Коньячёк делал нашу беседу ещё роднее. Он тогда сказал мне: «Пиши, Геннадий, с Богом в душе! И всё у тебя получится!» Встреча закончилась не по нашему согласию: пришла дочь. «Будем тише воды!», – сказал Николай Иванович. «Пришёл осведомитель матери! Нас застукали!».

Он помолчал и вдруг с улыбкой обратился ко мне: «Ты ведь, Геннадий, холостой! Сделай милость, женись на моей дочери! Ох, и ужас!». И он громко засмеялся.

Это стихотворение было опубликовано в  «Дне поэзии» за 1986 год.

БАЙКИ

Николаю Тряпкину

Не всегда натура – дура,

Не всегда туман – обман.

Самодельную культуру

Не заменит графоман.

Слово доброе – награда

Для любого искони.

Незаслуженная радость –

Радость, как ни поверни.

Без обмана, без утайки

Собираю соль затей,

И придумываю байки,

И баюкаю детей.

В этих байках всё как надо,

Всё на месте, как в судьбе.

Слово – дело.

Нет разлада.

Высший суд – в самом себе.

Эти байки без подвоха

Для компании честной…

И кому живётся плохо,

Пусть последует за мной.

Последний раз мы встретились в 1987 году, когда я закончил Литературные курсы. Позвонил Тряпкину и сказал, что завтра улетаю. Он всё понял и придумал: «Сегодня в 14 часов я буду в поликлинике Союза писателей СССР. У меня есть талончик на приём к врачу». Я знал, где находилась поликлиника. И мы встретились. «Подожди, Геннадий, мне надо где-то присесть», – сказал Николай Иванович. Мы нашли свободный стул. Он сел и стал разуваться. Разулся. Достал из-под стельки деньги и подал мне: «Здесь недалеко есть кафе. Выйдешь на улицу, спросишь. Тебе подскажут, как туда дойти. Там столы без стульев: по-шведски. Будем говорить стоя. Торжественно. По дороге зайди в магазин и купи хорошего вина».

Слава Богу! Мне всегда везло на хороших людей (на хороших врагов – тоже). Дружба с выдающимся русским поэтом была радостью сердечной. Встречи – праздниками. У Николая, как я понял, не было рядом близких друзей. Дома, мягко говоря, его не любили. Он был одинокий, как пастух. Был настоящим русским мужиком. Бесконечно добрым и весёлым. Всегда улыбался. Был откровенным, как на духу. Царство ему Небесное!

ТАРЫ-БАРЫ

Памяти друга, классика русской поэзии, Николая Тряпкина.

На авось расставил точки…

Всё умею, всё могу.

Я сижу на шаткой кочке,

На болотном берегу.

Отшумели тары-бары

В лабиринтах суеты.

В небе плавают икары,

В мыслях плавают мечты.

Гей, вы, трезвые гуляки!

Нет в кармане ни гроша!

Кулаками после драки

Помахали б не спеша.

Гей, вы, люди удалые!

Что без рыбки у пруда?

Почему такие злые?

Без прибытка, без труда.

Всё «ура!» кричали сами,

На одной шестой земли.

Всё прохлопали ушами

И глазами помогли.

Как поймать теперь улыбку?

Где искать златую нить?

Как теперь златую рыбку

В наши сети заманить?

Я давно расставил точки…

Ходит кругом голова.

И сижу на старой кочке –

Расцветает трын-трава.

Улыбаюсь через силу

И ещё чего-то жду.

Проморгали мы Россию

У прохожих на виду.

P.S.

Нашёл в интернете жалкую могилку великого русского поэта Николая Тряпкина. Теперь власти и русский народ не любят своих поэтов. Мёртвых и живых.