№39 Татьяна БЕЗИНОВА (Россия, Ростов-на-Дону) Поэтическая страница

Словарь Даля открываю

Словарь Даля открываю,

Не спеша его листаю,

Слов чудесных хоровод

Со страниц его встаёт.

И, вот диво! Мир старинный,

Древнерусский мир, былинный

Распахнулся предо мной,

Не музейный, а живой!

Здесь над нивами златыми

Да над дебрями лесными

Ходит солнце – князь земли,

Осияет он кремли,

Терема, чертоги, хаты,

Избы, мазанки, палаты.

Птица-ночь взмахнёт крылом

Да весь свет затмит пером,

И по звёздам волхв гадает,

Участь мира предрекает.

А на утренней заре

Мурава вся в серебре:

То роса горит, сверкает,

Солнце росы утирает.

И шагает день-деньской

Ратай в поле за сохой.

Землю вспашет и засеет,

Урожай взойдёт, поспеет,

Будут полны закрома –

Не страшна тогда зима.

Журавли курлычут в небе,

Побурели в осень степи,

И гурьбою со двора

К лесу мчится детвора

И грибы кладёт в лукошки.

Из дупла как из окошка

Леший ухает совой.

Он косматой бородой

Мох развесил по деревьям.

За оврагом в редколесье

У излучины реки,

Где лопочут ручейки,

Пляшут сёстры-водяницы,

Вечно юные девицы,

За русалочьей игрой

Наблюдает водяной.

Вечер день ведёт к закату,

Небозём пылает златом,

Молодёжь не хочет спать –

Собралась вечеровать.

Все девицы с рукодельем:

Кто с шитьём, а кто с куделью,

Нужно выполнить урок –

Напрясти и сшить всё в срок.

Парни ладят лапти, снасти,

За окном шумит ненастье,

А в светлице песни, смех,

Для работы и потех –

Здесь всему найдётся место.

Парень выберет невесту,

Ей гостинец принесёт,

Сердце девичье замрёт.

Разрисованные сани

С ледяными бубенцами

Зиму вьюжную везут,

Кони-ветры вдаль бегут.

Снег пушной укроет ели,

Будут тихо петь метели,

И Морозко Новый год

На крылечко приведёт.

Так, читая эти строки,

Будто к чистому истоку

Прихожу я в жаркий день

И присаживаюсь в тень.

Метких слов и изречений,

И загадок, и поверий,

И гаданий, и примет –

Ах, чего тут только нет!

Поговорки, прибаутки

И пословицы, и шутки,

Позабытые слова –

Речи русской кружева!

Словарь Даля открывая,

Дух Руси я ощущаю,

Языка родного лад.

Книга эта – дивный клад!

Пастух и дева дождя

Как на утренней заре да по полям,

Как на утренней заре да по лугам,

Прогоняет тень ночную птичья трель,

А ей вторит переливами свирель.

То пастух со стадом козьим-то идёт,

Белых коз он в лес за речкою ведёт,

Всю дорогу будет песни он играть,

И напевы будут дивные взмывать

Выше сосен, аж до туч и облаков,

И пробудят дев дождя они от снов.

Станут слушать девы песни пастуха,

Да плясать девицы станут в облаках.

Слышно в песне той журчание ручья,

Да вечерние печали соловья,

Слышны звоны колокольцев-бубенцов,

Да рассказы вечных странников ветров.

Речка быстрая торопится, спешит,

А над речкой мост бревенчатый стоит,

Застучат копытца звонко по мосту,

Отзовётся эхом дятлов дробь в лесу.

Как в залитый солнцем лес войдёт пастух,

Светлоглавые где ясени растут,

Листья ильмов где сплетают с небом вязь,

Где растёт могучий дуб – деревьев князь,

У корней глубоких там он сядет в тень,

Да весёлая польётся снова песнь.

Разбредутся козы травку пощипать,

А пастух всё будет песенки играть.

На макушку неба солнышко взойдёт,

Станет тень короче, зной тут поплывёт,

И покажется вдруг девица-краса:

Бирюза сверкает в длинных волосах,

Одеяние воздушное бело,

Как из облака и ветра сплетено,

Василькам подобны девицы глаза,

И свежа она как первая роса.

Молвит девица: «Привет тебе, пастух!

Я свирель слыхала дивную в лесу.

Ты не знаешь, кто чудесно так играл,

Кто напевами округу наполнял?»

Улыбаясь, ей пастух даёт ответ:

«И тебе, прекрасна девица, привет!

Пред тобою этот самый молодец,

Говорят, окрест я лучший-то игрец!»

Отвечает дева: «Ты сыграй опять,

Я твоей свирели буду подпевать».

«Я сыграю, дева, с радостью тебе,

Но как ты поёшь, не ведомо ведь мне.

Мастерство моё по нраву многим тут,

Не испортишь ли ты пением игру?»

А слова такие деву веселят,

И в глазах лазурных искорки горят.

На свирели начал вновь пастух играть,

Словно птицы стали песни вылетать

И резвиться, и кружиться, и порхать,

Ликованием округу оглашать.

Стала дева вслед за музыкою петь,

Перестали тут деревья все шуметь,

Да притихли звери, птицы все в лесу,

Собрались послушать девицу-красу.

Чудный голос, словно дождик в летний зной,

Будто радужной искрится он волной,

Свежим духом сочных трав он напоён,

Чистотой небесной всех пленяет он.

Закружилась дева в танце босиком,

Прикоснулась к травам лёгким ветерком,

Растрепались косы серебром дождя,

Разлетелись капли, бирюзой блестя.

Уж давно умолкли трели пастуха,

Опустил свирель он, деву услыхав,

И не в силах чары пенья превозмочь

Не заметил даже, как спустилась ночь.

А как солнечный последний луч погас,

Так исчезла дева, скрылась вдруг из глаз.

Только дождик тёплый тихо моросил,

Будто с листьями неспешно говорил.

И с тех пор пастух в лес этот приходил,

Со свирелью меж деревьев он бродил,

Деву юную везде-то он искал,

Но уж более её он не встречал.

Только дождь когда в листве легко шуршал,

Будто голос чудный девы он слыхал.

По дороге – извилистой ленточке

По дороге – извилистой ленточке,

Что бежит по земле, в дали стелется,

Ехал старец-купец да со свитою.

На плечах старца – шуба бобровая,

На главе его – шапка из бархата,

На ногах – сапоги шёлком вышиты.

Охраняют дружинники рослые

И согбенного старца бессильного,

И казну его с златом да серебром.

Вдруг пред ними явилася девица,

Белым мороком будто овеяна,

Нить-дорогу отрезала путникам.

И померк свет в глазах купца старого,

Да иглой вошла в сердце боль жгучая –

Понял он – за ним Смерть пришла страшная.

Он тогда посылает дружинников

Путь-дорогу расчистить скорёшенько

И прогнать эту деву туманную.

Но ни стрелы калёные быстрые,

Ни булатных мечей клинки острые

Не наносят вреда деве мертвенной.

Она голосом молвит безжалостным:

«Три минуты даю тебе времени.

Можешь выбрать три вещи, что дороги,

Их возьмёшь с собой в царство забвения.

Но то вещи должны быть незримые,

Не должны они быть осязаемы».

Похватал старец злато да серебро,

Уцепился он в шубу бобровую,

Просит Смерть пощадить его, бедного.

Его холодно девица слушает,

Говорит: «Твоё время закончилось,

Ты ни с чем в царство мёртвых отправишься».

И упал тут старик как подкошенный,

И рассыпалось злато да серебро,

Разнесли его чёрные вороны.

Как по этой дорожке накатанной

На могучем коне с седой гривою

Богатырь ехал старый, Емелюшка.

На главе серебром лежат волосы,

Золотит плечи солнце закатное,

Обагрила грудь кровь рудо-красная.

Богатырь возвращается раненый

С битвы славной с врагами зломерзкими

В край родимый, к жене, к малым детушкам.

Вдруг пред ним появилася девица,

Белым мороком будто овеяна,

Нить-дорогу отрезала путнику.

Сжалось сердце могучего воина,

Как увидел он деву ту хладную,

Понял он – пришла Смерть неминучая.

Молвит девица гласом бесчувственным:

«Три минуты даю тебе времени.

Можешь выбрать три вещи, что дороги,

Их возьмёшь с собой в царство забвения.

Но то вещи должны быть незримые,

Не должны они быть осязаемы».

Раздались тут слова богатырские:

«Мне не надобно времени, Смертушка,

Чтобы выбрать три вещи, что дороги:

То святая любовь к земле-матушке,

Здесь родился и здесь упокоюсь я,

Здесь пролил много пота и кровушки;

Да любовь к моему роду-племени:

К славным прадедам, доблестным пращурам,

К милой жёнушке, малым ребятушкам;

Жизнь моя не всегда была лёгкою,

Но с собою возьму совесть чистую:

Ведь всегда жить по правде старался я.

А ты дай три минуты мне, Смертушка,

Я коня отпущу седогривого,

Да прощусь с белым светом навеки я».

Отвечает ему дева-странница:

«Мудрый витязь, тебя я услышала,

И твоё я исполню желание».

Расседлал богатырь коня верного,

Вышел в чистое поле душистое,

Поглядел на закатное солнышко,

Лёг на землю, что травами устлана,

Ветер вольный укрыл его ласково,

Да сомкнулись глаза богатырские –

Тихим сном почивает Емелюшка.

Мать-земля вкруг окутала витязя

Погребальным курганом. Холм памятный

И доныне в степи травной высится.

Незабудки цветут на нём вёснами,

И цветами любуются путники.

Мировое древо

Как под солнышком красным-алым,

Как под солнышком ярким-ясным

Пораскинулось древо широко,

Да возвысилось древо высоко,

Да взлетел крепкий ствол могучий

Ан за белы облака, за сизы тучи,

Ан за неба скат ветви простирались,

Да в сыру землю корни внедрялись,

Да подземной водицей студёной

Корешки насыщалися жадно,

И питали-поили все ветви,

Разрастались стебли-паветья,

И рождались листы и листочки,

Распускались цветы-лепесточки,

Да один-то другого всё краше,

Да один-то другого всё ярче.

А плоды созревали все дивны,

А плоды поспевали обильны.

И жемчужные росы стекали

Да в бурливые реки сливались,

И по листьям все ветры гуляли,

Да листочки-то всё трепетали.

А на нижних ветвях расселялось

Разных видов зверьё появлялось,

А на нижних ветвях птицы пели,

А дожди отвечали капелью.

А на средних ветвях жили люди,

Они ладили славные срубы,

Они сеяли рожь да пшеницу,

Почитали и зверя, и птицу.

А на верхних ветвях жили дивы

Да неведомы жуткие силы,

Да творилось диковинно чудо –

Всё под солнышком красно-рудым.

Но жуки на коре поселялись,

Древоточцы в кору всё вгрызались,

Пока солнышко в небе сияло,

Белоденный свой путь совершало,

Раздавались в ветвях перестуки,

То не гром барабанов гулких,

Это дятлы долбят-надзирают,

Вредоносных жучков собирают.

Так кружились века коловратом,

Обитали все в мире, с достатком,

Красотою жизнь полнилась светлой,

Да премудрость копилась заветна.

Но однажды свой взор обратили

Люди к злату и златом прельстились.

И людские сердца стали алчны,

А их мысли тогда стали мрачны,

Друг на друга глядели с враждою,

Перебранки кончали войною,

И на древние корни пролились

Кровь да грязь, да слезинки излились.

Стали корни гнивать-разрушаться,

А жучки без числа размножаться.

Стало дерево чудное гибнуть,

Стало древо зелёное падать,

Отломилась ветвь нижняя с громом,

Обломилась срединная с шумом,

Но пред тем, как обрушилось древо,

Сокол ясный взмыл к небу пресмелый,

Да с вершины унёс плод поспелый,

Чтобы выросло новое древо,

Чтобы новая жизнь загорелась,

Да под солнышком красным-алым,

Да под солнышком ярким-ясным.

Быва и Домовой

Меж морями северными престудёными

Да морями южными претёплыми,

Средь лесов дремучих нехоженых

Да чащоб, буреломом заваленных,

Стоял дом – твердыня крепкая,

Стоял дом – твердыня прочная.

Много сотен лет он стоял не рушился.

Вкруг него дубы росли-разрасталися,

Да берёзки под ветром качалися,

Да медведи с волками водилися.

А на крыше гнездо вили аисты,

К облакам взмывали, осанисты.

А построен тот дом стародавний

Мастерами из древа да камня,

А украшен резьбою узорной,

Услаждал он людские взоры.

Перед бурями лютыми снежными

Дом скалой устоял незыблемой,

А высокие стены каменны

От врагов защищали злыденных.

А хозяева дома живали

Да невзгоды легко побеждали.

А в подполье жил жихарь незримо,

Дух-хранитель из навьего мира.

Он являлся то тенью прозрачной,

А то дедом седым тёмной ночью.

Он космат, с бородою до пола,

Как седой ковыль в чистом поле.

Он рубаху суконную носит

Босоногий по дому он бродит.

А в глазах его шалости детские,

Да премудрости в них стариковские.

Имена-то у деда всё разные:

Кто зовёт Домовым, кто Постенем.

Кто-то Чуром, а кто и Суседушкой.

И любил Домовой, любил Дедушка

Дом исконный родной, родну вотчинку.

По ночам напевал песни тихие,

Сны-мечты навевал на всех дивные,

Гладил тёплой рукой тех, кто мил ему,

Да щипал больно тех, кто не люб ему.

Кто по дому работал с усердием,

Тем во всём помогал Постень с рвением.

Колобродил-шалил с тем, кто ленится:

То ключи все попрячет, играется,

То пихает лентяя он спящего,

То сдавить-придушить попытается.

А стоял в этом доме да сыздавна

Скрын-сундук стоял в горнице издавна.

То большой был сундук да объёмистый,

Да из дерева светлого слаженный,

Да картинами ярко украшенный.

На картинах-то звери всё сказочны,

Да венки из цветов пёстрых красочных,

Да кудрявое древо узорчато,

А над деревом солнышко красное.

А изладил сундук старый-издревний

Старец Быва, он мастер преопытный.

В Скрын-сундук клал он свитки берестяны,

А на свитках писал Быва чертывал,

Что бывало-случалось записывал,

Все дела, происшествия разные,

И великие битвы преславные,

И измены коварные страшные,

И союзы, любовью скреплённые.

Накопилось тех свитков да множество,

И ценило людское содружество

Дела предков своих да их доблести,

И читали о подвигах повести.

И хранили деды их правдивые,

Сохраняли отцы благородные,

Сберегали сыны их хоробрые.

Да однажды пришёл в тот дом недруг злой,

Да стал сети плести из недобрых слов,

А хозяева слушали ворога,

Да пленялись речами-то лживого,

Да забыли наказы прадедовы,

Скрын-сундук позабыли заветный тот,

И покрылся он серыми пылями,

Да оплёлся весь он паутинами.

Горько Быве-хранителю слышать то,

Что лишь небыли в свитках берестяных.

«Коли правда теперь – небывальщина,

Не бывать Быве вашим помощником!» –

Так сказал он да в путь сам отправился

Прочь из дома, что честностью славился,

А теперь правит жадность-завистница

Всеми в доме, никто не спохватится

Да не вспомнит истоки-то истинны

Да обычаи милой прародины.

Вместе с Бывой ушёл Домовой седой,

Чтоб по свету бродить со своею бедой.

На пороге он молвил, расстроенный:

«Вы, чей дом предки крепко построили,

Вы преданья забыли достойные,

Так не знать вам теперь и покоя вовек,

Так не знать вам теперь и уюта вовек!»

И стал древний дом рушиться-сыпаться,

А хозяева только ругаются,

В Скрын-сундук заглянуть не сбираются.