№40 Владимир СКРЫНЧЕНКО (Украина, Киев) «…Устремляя взор в вечность…»

Владимир Скрынченко - родился 21 января 1949 года в Киеве. Окончил Киевский политехнический институт. Имеет свыше 50 публикаций (кроме научно-технических) в печатных и интернет-изданиях Москвы, Киева, Минска, Воронежа, Джорданвилля и Буэнос-Айреса. Интересы: история, искусство, оперная музыка. 

«…Устремляя взор в вечность…»

(судьба реформатора)

«…Презри смерть! Ибо ничто так не печалит душу, как страх смерти»

Люций Анней Сенека.

«Каждое утро, …. я смотрю на предстоящий день, как на последний в жизни, … уже устремляя взор в вечность. А вечером, … должен благодарить Бога за лишний дарованный мне в жизни день. И порой … чувствую, что должен наступить день, когда замысел убийцы, наконец, удастся». Вот так, ежедневно, из года в год, шел на встречу с судьбой, как на поединок, Петр Аркадьевич Столыпин.  2011-й год от Рождества Христова стал юбилейным. Столетие отделяет нас от гибели Столыпина: пуля убийцы настигла его в Киевской оперном театре. Он знал, что обречен: долгие годы находился он под прицелом. Киевская земля и приютила прах великого Реформатора. Его завещание - «Похороните меня там, где меня убьют» - в чем-то созвучно кодексу чести древних римлян: «Сладко и благородно погибнуть за Отечество». Не суждено ему было спасти Россию от грядущих бед. Неотвратима ли была гибель Столыпина? Историки и поныне размышляют об этом. Единодушны лишь в главном: выстрел в театре заметно повлиял на ход мировой истории.

«В высочайшем присутствии»

Киев ждал гостей. На торжества по случаю полувекового юбилея отмены крепостного права и открытия памятника Александру II собрались «августейшие особы» - царь Николай II с царицей Александрой Федоровной, придворные чины и вся элита императорской России.

Стояла теплая погода; воздух чуть пронизан был легкой горчинкой ранней осени. В небе золотились купола соборов древнего города, а вечерами над Днепром зажигался крест святого Владимира, заливая светом зеленые склоны Владимирской горки и Труханова-острова. Памятник располагался в живописном месте - неподалеку от Купеческого собрания (ныне Филармония) у входа в Царский Сад. Скульптор Этторе Ксименес на славу потрудился, снабдив бронзового монарха всеми атрибутами исторической важности - мундиром и мантией, накинутой на плечи, бронзовым манифестом в правой руке, двуглавым орлом и надписью: «Царю-Освободителю благодарный Юго-Западный край. 1911».

Столыпин прибыл в Киев раньше других - 27 августа 1911-го (по старому стилю).

Незадолго до отъезда явился ему во сне университетский товарищ Траугот, с которым он поддерживал дружеские отношения, и сказал: «Я умер. Прошу тебя позаботиться о моей жене». Телеграмма с печальной вестью пришла на следующий день.

Ехать в Киев не хотелось. На сердце легла тяжесть.

Остановился Столыпин в доме генерал-губернатора Ф.Ф. Трепова на Институтской улице, а неподалеку, на той же улице, в доме конторы государственного банка (ныне - Национальный Банк Украины), - министр финансов В.Н. Коковцов. Настроение Столыпина не улучшилось. Он слышал о возможном покушении на него, но не придавал этому значения. Ходил без охраны и как-то признался: «Я чувствую себя здесь, как татарин вместо гостя…»

Предчувствия томили его.

Царь с семьей прибыл 29 августа. Торжества начались с посещения главных святынь «матери городов русских» - Софийского собора, Михайловского монастыря и Киево-Печерской лавры. А затем - открытие Педагогического музея имени цесаревича Алексея (сейчас - Дом учителя на улице Владимирской, 57) и памятника Александру II, приемы в Дворянском и Купеческом собраниях, торжественные иллюминации и обеды.

Безопасность торжеств «в Высочайшем присутствии» обеспечивали высокие чины - из департамента полиции (статский советник М.Н. Веригин), дворцовой охраны (полковник А.И. Спиридович) и местного охранного отделения (подполковник Н.Н. Кулябко) во главе с самим товарищем министра внутренних дел генералом П.Г. Курловым и с непосредственным подчинением его дворцовому коменданту генерал-адъютанту В.А. Дедюлину.

Нежданно-негаданно нагрянул Григорий Распутин. В Киев привезла его А.А. Вырубова, фрейлина и ближайшая наперсница императрицы Александры Федоровны. К тому времени, «дорогой Григорий», как называли Распутина «августейшие особы», почувствовав свою силу при дворе, стал «распоясываться». Еще в начале года Столыпин вызывал к себе Распутина и, пригрозив предать его суду и «раздавить в прах», «приказал ему немедленно … покинуть Петербург и вернуться в свое село…»

В Киеве Распутина встретил руководитель «одной демократически-монархической организации», а билет в театр достал через Курлова. В окружении лихих «молодцов» этой организации Распутин стоял на Александровской улице (ныне - улица Грушевского), «около музея в первом ряду». Здесь его увидела и кивнула ему проезжавшая в коляске Александра Федоровна, а он перекрестил ее. Здесь он устроил спектакль, демонстрируя свою способность провидеть. Увидев Столыпина, он «вдруг затрясся весь (...). «Смерть за ним! Смерть за ним едет, за Петром, за ним». В ночь на 1 сентября не спал: «Кряхтел, ворочался, стонал «Ох, беда будет, ох, беда! Ох, беда - смерть идет!»

Последний рыцарь

Он «…не писал ни стихов, ни романов, он занимался своим прямым делом, он властвовал». Вот так характеризовал Столыпина Василий Шульгин, наблюдая премьера в Государственной Думе.

Потомственный аристократ он был сознательным монархистом, понимавшим, что значит для России (внутренне еще слабо и плохо связанной) исконный «обруч» монархии. Поэтому он никогда не «отделял себя» от Государя. Он умел оставаться служилым рыцарем своего Государя. При этом он - троюродный брат Михаила Лермонтова, сын героя Севастопольской обороны и Русско-турецкой войны за освобождение Болгарии, военного товарища Льва Толстого. Один из родственников Петра Аркадьевича был близким другом Михаила Сперанского, знаменитого реформатора эпохи Александра Первого.

К началу XX века становилось очевидным, что русская аристократия утрачивает свою историческую роль - способность властвовать. Но это не про Столыпина. По мнению И.И. Тхоржевского, он «был одним из лучших министров всех … царствований: он … обладал чертами вождя, в современном политическом значении этого слова».

Уже в Саратовской губернии Столыпин обратил на себя внимание Николая II не только как смелый и решительный человек, энергичный и властный губернатор. Царю он импонировал тем, что давно было утрачено в столице, - своим искренним монархизмом, старомодно-рыцарским восприятием царя как повелителя. Характерна в этом отношении телеграмма Столыпина 13 августа 1906 г.: «… жизнь моя принадлежит Вам, Государь; что все мои помыслы, стремления мои - благо России; что молитва моя ко Всевышнему - даровать мне высшее счастие: помочь Вашему Величеству вывести нашу несчастную Родину на путь законности, спокойствия и порядка».

Шел 1905 год… В России революция. Зарево крестьянских пожаров охватило страну. Пылают усадьбы, дворянские гнезда, библиотеки, картины, мебель. Там нет табличек: «Памятник истории и культуры. Охраняется государством». Пылают и образцовые хозяйства, и обреченные на разорение. Огонь не разбирает…

Еще летом убит министр внутренних дел В.К. Плеве.

Тогда же, летом совершены покушения и на саратовского губернатора. Но ему еще рано, еще не судьба. Покушались на Столыпина и прямо на Театральной площади - бомбу метнули. И снова обошлось.

Империя стала под прицел террора…

Петербург настаивал на использовании войск. Столыпин - против войск. Считал - должны управиться губернские власти. Пожалуй, он был романтик. Кто, как не романтик, мог распахнуть пальто и подставить грудь револьверу террориста? Столыпин распахнул:

- Стреляй!

Редкое бесстрашие… Признавали это не только соратники Столыпина - С.Д. Сазонов и Н.П. Шубинской, но и террористы. «Столыпин поразительно стойкий и необыкновенно спокойный и храбрый человек» - отмечал знаменитый «Карл» - А.Д. Трауберг, создатель и первый руководитель Летучего боевого отряда эсеров.

Вера в Бога и в Россию помогала Столыпину выдерживать удары судьбы и оставаться непреклонным. Так, на угрозы саратовских террористов отравить его двухлетнего сына Аркадия, он ответил: «Я буду продолжать свое дело. Да сбудется воля Господня!»

Уже там, в российской глубинке, намечались у Столыпина эскизы его будущих земельных реформ.

В апреле 1906 года - новое назначение.

Из письма жене (апрель 1906 года): «Оля, бесценное мое сокровище. Вчера судьба моя решилась! Я Министр Внутренних Дел в стране окровавленной, потрепанной, представляющей из себя шестую часть мира ... Человеческих сил тут мало, нужна глубокая вера в Бога, крепкая надежда на то, что он поддержит, вразумит меня. Господи, помоги мне. Я чувствую, что Он не оставляет меня, чувствую по тому спокойствию, которое меня не покидает …»

В июле 1906-го - новая милость царя - назначение премьер-министром. А вслед за тем - покушение на Аптекарском острове, где расположена была дача премьера. Страшный взрыв унес жизни террористов и охраны Столыпина. И снова обошлось, но покалечены дети премьера - Аркадий и Наталья: у мальчика раны на голове и перелом ноги. Все последующие дни ребенок страдает больше от нервного потрясения, чем от ран. Наташа с раздробленными ногами: ей грозит ампутация обеих ног.

Такова плата за твердый курс премьера.

Он знал, что обречен и что единственное шанс на спасение - уйти, исчезнуть с петербургского горизонта. Утешением послужила телеграмма от Государя-императора: «В этот памятный для Вас день обращаюсь с благодарной молитвой к Богу, спасшему Вашу жизнь. Да благословит Господь Бог труды Ваши успехом …»

Секрет обаяния власти

Столыпин отметил новую эру в царствовании Николая II. Его назначение премьером стало большим политическим событием, важность которого оппозиция отрицала, а царь вряд ли сумел оценить. При первой же встрече с ним Дума почувствовала, что перед ней не угасающий старый Горемыкин, а высокий и статный человек с красивым, мужественным лицом. Говорил он «…как власть имеющий», словно постиг секрет обаяния власти, всем своим обликом, казалось, подтверждая как-то брошенные им с трибуны слова:

- Не запугаете!

Дума сразу насторожилась. Впервые на думскую трибуну поднялся министр, который не уступал в умении выражать свои мысли думским ораторам. Это признавали все - его сторонники и противники. В его речах звучало стойкое понимание прав и обязанностей власти. Благодаря этому престиж правительства поднялся на небывалую ранее высоту. Его неординарность раздражала оппозицию. (Горький сказал где-то, что приятно видеть своих врагов уродами). Оппозиция точно обиделась, что премьером назначен человек, которого нельзя было назвать уродом. А в революционных кругах гораздо быстрее и глубже поняли истинное значение Столыпина как одного из величайших государственных деятелей России за всю ее историю, чем в правительственном лагере, где его при жизни да и после смерти так и не оценили по заслугам. «…во Второй Думе только он был настоящим паладином власти» - вспоминала Ариадна Тыркова-Вильямс, журналистка, писательница и член ЦК кадетской партии (см. «На путях к свободе». Изд. им. Чехова, Нью-Йорк, 1952, стр. 343-347).

В ответ на требование Думы прекратить военно-полевые суды Столыпин заявил:

- Умейте отличать кровь на руках врача от крови на руках палача.

Но он понимал, что одними репрессиями спокойствие в стране не удержишь, поэтому и предложил императору и Государственной Думе программу либеральных реформ.

Главным ее пунктом была земельная реформа, причем существенную роль играл международый аспект.

Российское сельское хозяйство, основа экономики, давно нуждалось в реформировании. К тому времени, на европейские рынки хлынуло дешёвое американское зерно. Заокеанские сельхозпроизводители стали применять новшества: машинную обработку почвы, элеваторы, ленточные конвейеры, мощные сухогрузы для перевозки зерна. Цены на зерно рухнули, начался мировой сельскохозяйственный кризис. Страдала экономика России и от ограниченности внутреннего рынка сбыта. Финансовый кризис 1899-го в Европе катастрофически повлиял и на российскую экономику. На почве экономического кризиса выросли потрясения первой русской революции 1905 года.

Был еще иной аспект - исторический, корни которого - в незавершенных реформах Александра II. Крестьян освободили без земли; их вынудили платить выкупные платежи многие десятилетия. До 1906 года в российской деревне правила крестьянская община - собрание крестьян, которое распоряжалось всей землей. Община непоколебимо держала крестьянский мир и регулярными уравнительными земельными переделами следила за справедливостью, не позволяя никому возвыситься над остальными. Это сдерживало инициативных крестьян и развитие сельского хозяйства в целом.

Община была одновременно силой и тормозом России.

Столыпин предложил разрешить крестьянам свободно выходить из общины вместе с землей, продавать и покупать ее. Реформа стимулировала инициативных крестьян, («крепких хозяев» - в СССР их стали называть кулаками). Для желающих был организован переезд в Сибирь, где им выделяли крупные наделы (этой программой воспользовались 3 млн. семей, в том числе много украинцев). По мысли Столыпина, именно слой зажиточных крестьян должен был стать опорой режима, предотвратив возможность революции.

Патриархальный крестьянский мир рушился. В стихию рынка бросили 90 % населения, причем абсолютно неподготовленного. Далеко не все крестьяне могли «стать на ноги». Слабосильные разорялись, продавали свой земельный надел и становилась батраками, переезжали в город, ища новой доли на фабриках и стройках, пополняя ряды рабочего класса.

По иронии судьбы, против этой реформы рьяно выступали как консервативные круги аристократии, так и революционеры, причем совершенно логично - появление мощного слоя зажиточных крестьян могло поставить крест на «великих потрясениях».

Еще одна реформа состояла в создании органов местного самоуправления (земств) в западных губерниях, что привлекло бы к управлению нацменьшинства, сделав их также более лояльными к империи. Против этого выступали правые партии и сам Николай II, но Столыпин под угрозой отставки все же вынудил его согласиться.

Царь ему этого не простил...

А вот еще одну реформу премьеру провести не удалось. Он предлагал императору частично снять ограничения с евреев, которые были питательной средой для революции. После долгих раздумий царь отказался. Против была Государственная Дума - причем как правые, так и левые. Первые были против любых поблажек евреям, а вторые понимали, что даже частичные послабления ослабят желание евреев идти в революционеры.

В программе реформ отсутствовала, пожалуй, самая важная - по реорганизации службы безопасности, ее охранных структур. По мнению С.Е. Крыжановского, товарища министра внутренних дел, это сказалось на земельной реформе (власть оказалась не способной «охранить новый порядок …») и на судьбе России. Так, во время Февральской революции полиция в российской столице, как утверждал Крыжановский, оказалась «…в пять раз менее действительна, чем в столице Франции, и в семь раз слабее, чем в столице Англии». Вот почему «…при первом порыве революционной бури столица оказалась во власти безоружных … толп запасных солдат и черни и в наступившем параличе власти рушился весь государственный строй».

Под взрывы бомб и треск перестрелки за короткое время в России произошли огромные перемены - началась европеизация. Старая Россия стала обновляться. Происходила смена общественных настроений. Уже в 1906 году газеты свидетельствовали, что «средний класс» предпочитал Столыпина. Как видно, «…два года смуты отрезвили до неузнаваемости большинство…»

В новых условиях изменилось и политическое влияние царя. Теперь он не мог быть «своим собственным премьером». Активно работал Совет министров и премьер. Но во взаимоотношениях Николая II и Столыпина наметилась трещина, которая все расширялась по мере стабилизации политической обстановки в России.

Новый порядок вещей во многом не соответствовал идеалам царя.

Способствовал этому и субъективный фактор. Придворные интриганы искусно разжигали ревнивые чувства Николая II, подсовывая ему многочисленные статьи о Столыпине и его фотографии в русских и иностранных газетах. Это было серьезным обстоятельством, причем настолько, что именно этим императрица Мария Федоровна объясняла утрату сыном доверия к Столыпину. По свидетельству Зайончковского «Государь последнее время питал к нему чувство, близкое к ненависти, за его твердый характер, а главное за то, что Столыпин как бы затмевал его».

Постарался и Распутин. В.Б.Лопухин писал: «Столыпин с помощью … синодального обер-прокурора С.М. Лукьянова разоблачил в Распутине развратного хлыста, чья близость к царской семье представлялась недопустимой, (...) и настоял на удалении Распутина». Несомненно, Столыпин осознавал силу и влияние Распутина при дворе. И понимал, что бессилен что-либо изменить. «Императрица … верит, что Распутин один на всем свете может помочь наследнику…» - признавался он дочери.

Борьба Столыпина с Распутиным имела лишь один результат: она неуклонно подрывала положение самого премьера и способствовала его политическому падению.

Завершалось лето, последнее лето Столыпина в его жизни.

Выстрел в театре: летопись дня

Утро 1 сентября выдалось великолепным: воздух прозрачен, в небе ни облачка. С утра царь отправился смотреть маневры. На вечер был назначен парадный спектакль в Киевской опере - «Сказка о царе Салтане» Н.А. Римского-Корсакова. Киев, третья оперная сцена Российской империи, представил целое созвездие выдающихся оперных артистов, среди них - бас А.И. Улуханов (Скоморох), тенор Орешкевич Ф.Г. (Царевич Гвидон), а для исполнения партии Милитрисы специально выписали из Одессы сопрано Е.Д. Воронец-Монтвид.

В театр стали съезжаться к девяти вечера. Театральная площадь и прилегающие улицы до Крещатика охранялись полицией. У входа в оперу стояли жандармские офицеры и тщательно проверяли у всех билеты. Еще утром проверили в театре все подвалы и чердаки. Террористу невозможно было проникнуть туда.

В театре повсюду белый цвет. Несколько штатских в черных фраках только подчеркивали торжественность мундиров и кителей. Столыпин минут за десять до приезда царя вышел в зал вместе с министром народного образования Кассо, военным министром Сухомлиновым, обер-прокурором Саблером. Он встал возле своего кресла в первом ряду, через одно от левого прохода, лицом к публике. К нему подошел Кассо, с опозданием появился Коковцов и тоже прошел в первый ряд.

Приехал царь с дочерьми Ольгой и Татьяной. Он сел в выступе генерал-губернаторской ложи. Рядом с ним - великие княжны, наследник болгарского престола Борис, великие князья Андрей Владимирович и Сергей Михайлович.

Погас свет. Оркестр заиграл гимн «Боже, царя храни». Все встали и трижды спели гимн. Потом началась опера. Спектакль был прекрасен, но Столыпин на сцену смотрел безучастно. По всему было видно, что его не занимает опера.

Так прошел второй акт. Оставался третий, совсем короткий.

Было около одиннадцати с половиной часов.

Царская ложа опустела. Столыпин встал, повернулся лицом к залу, оперся на барьер. К нему подошли Сухомлинов и граф Потоцкий. Подошел и Коковцов. Он спешил на вокзал. Коковцов собрался уже отойти, как вдруг Столыпин произнес:

- Как я вам завидую, что вы едете в Петербург! Возьмите меня с собой.

- Сделайте одолжение, - улыбнулся Коковцов. - У меня здесь лошадь, милости просим! - И откланялся.

Публика покидала зал.

Тем временем, к Столыпину направлялся молодой человек в черном фраке (им оказался Дмитрий Богров). Он оказался рядом с премьером в тот момент, когда возле него не было телохранителя. Они смотрели друг на друга. Казалось, пауза длилась вечность…

По лицу молодого человека пробежала судорога страха.

А затем дважды грянул выстрел.

В зале воцарилась тишина. Столыпин наклонил голову, посмотрел на свой белый китель. Владимирский крест был пробит пулей. Петр Аркадьевич безучастно смотрел на удалявшегося молодого человека. Тишину прервал крик:

- Государь жив!

Затем, послышался женский вопль.

Как в замедленной съемке Столыпин положил на барьер фуражку, стал расстегивать и снимать китель. У него была прострелена кисть правой руки, капала кровь.

Он все вглядывался в красное пятно, расплывающееся повыше правого кармана жилета, а затем, безнадежно махнул рукой и тяжело опустился в кресло. Потом, словно вспомнив что-то, повернулся к царской ложе. В это время там появился царь и встал у всех на виду. Столыпин осенил его крестным знамением.

Молодой человек в черном фраке ускорил шаг, направляясь к выходу из зала.

И публика вдруг очнулась. Двое офицеров схватили его, но он вырвался, кинулся к дверям. Там на него набросилось человек пятьдесят в белых кителях. Его не стало видно.

- Убить! Убить его! - неслось отовсюду. Толпа терзала преступника. Вбежал из фойе полковник Спиридович с обнаженной шашкой и приказал остановить самосуд.

Кто-то из толпы воззвал громовым голосом:

- Гимн!

Преступника увели в буфет генерал-губернаторской ложи для дачи показаний.

Столыпина подняли на руки восемь человек и осторожно вынесли из зала. Он был бледен, зубы сжаты. Его уложили на маленьком малиновом диванчике недалеко от кассы.

Профессора Г.Е. Рейн и Н.А. Оболонский перевязывали рану.

Из зала доносилось пение. Гимн пели в зале и на сцене, а в коридорах и фойе люди задавали один и тот же вопрос:

- Где же была охрана?

В зале присутствовало 95 агентов охраны и 100 офицеров, но никто не препятствовал убийце совершить злодеяние. О них говорили с ожесточением и негодованием.

Тем временем, Столыпина повезли в карете «скорой помощи» в хирургическую клинику И.С. Маковского на Малой Владимирской улице (ныне - улица Олеся Гончара).

Он был в сознании и понимал - все кончено.

Узел затянут

На следующий день Богрова допрашивали в «Косом капонире». При нем был найден театральный билет № 406 в 18-м ряду партера, выданный Кулябко.

О себе он рассказал следующее. Отец - присяжный поверенный и домовладелец. Семья обеспеченная. Окончил гимназию, поступил в Киевский университет. Год проучился в Мюнхене. Вернувшись, примкнул к группе анархистов-коммунистов, а затем разочаровался в них. После Богров повторил уже сказанное на первом допросе - что задумал убить Столыпина и как морочил Кулябко.

Из допросов выходило, что Богров стрелял из идейных соображений. Пришло ли такое сравнение в голову следователям, неизвестно. Идейная сторона покушения как будто стала ясна. Эти показания Богров давал в день казни, они были последними. Он был повешен в ночь на 12 сентября в Лысогорском форте. На казни присутствовали очевидцы.

…Загадка Богрова по сей день не разгадана. Ею широко пользовалась революционная пропаганда, представляя Богрова агентом охранки и сеяла недоверие именно к тем органам, которые боролись с революцией.

Пытались разгадать эту загадку и по-иному. Киевский генерал-губернатор Трепов утверждал, что в день покушения Богров обедал в ресторане «Метрополь» с «известным врагом монархического строя Львом Троцким-Бронштейном». То есть, был заговор.

Истина же мало кого интересовала. А она лежала в русле исторического процесса России, которую активно перестраивал Столыпин.

Посмотрим на Богрова непредвзято. Обеспеченный человек, ассимилированный еврей, спортсмен, шахматист, умный, ироничный, любимый родителями, уважаемый друзьями. Он только-только начал жить. Революционеры явно его разочаровали - он от них отошел. Отсутствие глубоких убеждений толкнуло его к полиции, но и от нее он отошел. Богров, по словам хорошо знавшего его анархиста И.С. Гроссмана, жил протестом против нудной обыденщины и никогда не был «просто веселым, радостным, упоенным борьбой и риском». Жизнь его утомляет. Он презирает ее, у него достает силы не бояться смерти, но есть ли сила, чтобы жить?

Между тем, в клинике шла борьба за жизнь премьера. Сразу же после покушения врачи разделились на пессимистов и оптимистов. Состояние здоровья больного ухудшалось с каждым днем. Крест св. Владимира, спасший Столыпина от немедленной смерти, усугубил затем тяжесть ситуации, поскольку пуля, расплющилась при соударении с орденом, вошла в печень как разрывная и расплющила ее. У больного дежурила его супруга Ольга Борисовна.

5 сентября вечером Столыпина не стало. «Нет Петра Аркадьевича, - обратился  Василий Шульгин к читателям газеты «Киевлянин», - к которому можно было бы броситься с этой ужасной вестью, что умер Столыпин».

Непостижима жизнь, неотвратима смерть…

«В истории России начинается новая глава», - пророчески сообщило «Новое время».

9 сентября Россия прощалась с Реформатором. В завещании его было сказано: «Я хочу быть погребенным там, где меня убьют». По настоянию царя Столыпина похоронили в Киево-Печерской Лавре у Трапезной церкви, рядом с могилами Искры и Кочубея.

Городская Дума посмертно избрала Столыпина Почетным гражданином города, переименовала Малую Владимирскую улицу на Столыпинскую. Тогда же было принято решение установить в Киеве памятник Реформатору.

Царя на похоронах не было: со Столыпиным простился ранее. Он подолгу стоял на коленях перед умершим, молился и повторял все: «Прости».

Кто виноват?

Так, кто же на самом деле убил Столыпина?

Богров - это исполнитель, случайная фигура в историческом поле. Следы преступления вели, однако, выше. Против Столыпина были настроены самые влиятельные люди, начиная с императрицы Александры Федоровны. Коковцов в беседе с французским послом 29 августа 1916 г. воспроизвел слова царицы, сказанные ему 5 октября 1911 г., следующим образом: «Владимир Николаевич, не говорите мне больше об этом человеке! Он умер, потому что Провидение судило так, что исчезнет в этот день».

Оставался в тени Распутин. Его роль в устранении Столыпина определялась во многом степенью влияния на царскую чету, в первую очередь на Александру Федоровну. Можно понять отношение царицы, матери, чей сын болен гемофилией и поддерживался заговорами «старца», к Столыпину, который изгоняет целителя.

За это она его возненавидела настолько, что отказалась помолиться у гроба усопшего.

Распутин должен был предсказать смерть Столыпина. Вот зачем Вырубова и привезла его в Киев. А предсказав смерть, он предупредил этим Николая II и Александру Федоровну. Они знали, они ждали. Ждали избавления от Столыпина…

Вот так и возник замысел о физическом устранении премьера. К примеру, у Курлова, товарища министра внутренних дел Российской империи.

Не случайно многие считали его причастным к убийству Столыпина.

Граф П.Н. Игнатьев писал в эмиграции, что на Курлове «осталось не смытым подозрение в убийстве своего начальника». Так полагали в Думе (М.В. Родзянко и А.И. Гучков), так говорили в обществе. Шурин Столыпина, А.Б. Нейдгарт, не сомневался, что «его убила охранная пуля». Брат премьера утверждал, что «Курлов знал о Богрове, то есть, что его впускают в театр». Главный военный прокурор заявил зятю Столыпина, что Курлов «спровоцировал убийство». Князь В.П. Мещерский рассказывал графу С.Д. Шереметеву в марте 1912 г. «о таинственных действиях Курлова в связи с убиением Столыпина».

Ходили слухи, что премьер собрал солидный компромат на Курлова в связи с его денежными махинациями. (В свое время Курлов был навязан Столыпину на пост товарища министра внутренних дел: за него замолвила слово императрица Александра Федоровна не без просьбы дворцового коменданта Дедюлина).

Недовольство премьером накопилось и у придворных во главе с Дедюлиным. Он знал о предстоящем покушении, а после смерти Столыпина «рекомендовал Курлова на его место, а Кулябку на место Курлова». А.В. Зеньковский пришел к выводу, что «в конечном счете все наличные данные ведут к Курлову, как руководителю охраны царя и министров на киевских торжествах, и к Дедюлину, как представителю придворных кругов, стремившихся к устранению Столыпина из правительства».

Поэтому вопрос об убийце надо рассматривать как вопрос об убийцах.

11 декабря 1912 года обер-прокурор сенатор П.А. Кемпе представил в первый департамент Государственного совета заключение со следующей формулировкой обвинения в отношении генерала Курлова, полковника Спиридовича, статского советника Веригина и подполковника Кулябко: «Следует считать установленным бездействие власти, имевшее особо важные последствия». Однако, все они остались ненаказанными.

Уже через год, желая ознаменовать исцеление наследника «каким-нибудь добрым делом», царь решил прекратить дело по обвинению генерала Курлова, Кулябко, Веригина и Спиридовича. Понятное дело. Не мог же Николай наказать свою Аликс, (как ласково называл он жену): не она убивала и приказов не отдавала.

Она просто была против Столыпина. И не только она…

Память и памятник

Царь поддержал инициативу Городской Думы начать сбор пожертвований на памятник Столыпину: «Преклонимся же пред этой редкой, удивительной, геройской кончиной Петра Аркадьевича Столыпина …»

Памятник открыт был 2 года спустя - 6 сентября 1913-го, напротив Киевской Городской Думы (сейчас там подземный переход к Майдану Независимости). И опять постарался синьор Этторе Ксименес, снабдив бронзового Реформатора всеми атрибутами вечности - фигурами витязя и женщины, символизировавшей Россию, историческими надписями на гранях постамента, среди которых самое знаменитое изречение премьера - «Вам нужны великие потрясения - нам нужна великая Россия».

В 1914-м Россию втянули в I-ю Мировую войну. Забытыми оказались заветы Реформатора: «…Дайте Государству 20 лет покоя, внутреннего и внешнего, и вы не узнаете нынешней Poccии». А затем - революция, большевики и гражданская война.

Памятник оказался не вечен, но осталась память…

После Февральской революции, в марте 1917-го, памятник был низвергнут с постамента и доставлен в литейный цех киевского завода «Арсенал», где и завершил свой крестный путь (как памятник графу А.А. Бобринскому и прочим «царским сатрапам»).

Не менее трудной оказалась судьба могилы Столыпина. Она сохранялась вплоть до 60-х, когда - во времена хрущевской антирелигиозной кампании - крест с могилы сняли, а могилу заасфальтировали. Но крест сохранился, и в 1989-м могилу восстановили.

Распутин погиб в декабре 1916-го, накануне Февральской революции, в подвале Юсуповского дворца, с вином и цианистым калием в пирожных - совсем как в Италии времен Чезаре Борджиа. Последняя попытка спасти царскую власть, но - «по-византийски, а не по-европейски», по словам Милюкова.

Профессор Г.Е. Рейн на 30 лет пережил своего пациента и увидел весь оборот исторического колеса. Свои воспоминания о событиях в Киевской опере, изданные в эмиграции (см. «Иллюстрированная Россия», № 38 и 39 за 1933 год), завершает он пророческой фразой: «… если бы не было преступления 1 сентября, не было бы, вероятно, и мировой войны, и не было бы и революции … убийство Столыпина имело не только всероссийское, но и мировое значение».

…Вспоминал ли Николай II перед расстрелом, в доме купца Ипатьева в Екатеринбурге, тот сентябрьский вечер в Киевском оперном театре?

Известно только, что после отречения от престола царю пришлось, наконец, признать: «Если бы Столыпин был жив, этого никогда бы не случилось»…