Андрей Медведев - родился в 1966 г. Учился в Донецком национальном университете и Харьковской национальной академии городского хозяйства. Служил в СА, работал несколько лет в Германии. Поэт, историк, экономист, преподаватель философии в недавнем прошлом, а ныне путешественник.. Мировоззренческие взгляды вкратце изложены в "околонаучном" эссе «Мир. Текст. Я.(гносеологические, онтологические и аксиологические аспекты восприятия мира и текста)», (Интернет-версия http://www.interlit2001.com/medved-es-1.htm ), а литературно они нашли отражение в "Метафизической поэме". (Интернет-версия http://www.interlit2001.com/medved-p-1.htm ). В поэтическом творчестве преобладает философская лирика. Авторский сборник: "Цикута для философа". Мариуполь, 2010, 236 с. Издавался в сб. Лестница любви. Н. Новгород. 2008. Последние журнальные и сетевые публикации: Журнал ПОэтов (Mосква) №1(26). 2011 Журнал EDITA (Гельзенкирхен. Германия) 2011, 4(46) Литературно-философский журнал «Топос» (Mосква) Литературно-философский журнал «Гостиная» (Филадельфия) ИнтерЛит (Минск) 45 параллель (Ставрополь) Зарубежные задворки (Дюссельдорф).
"В религиозном феномене юродства на Руси были первые зачатки русского философствования. Русская философия, отсутствовавшая вплоть до петровских времён, была представлена юродивыми как выразителями отнюдь не экзистенциальной истерии, а, наоборот, высшей трезвости, которой всегда тесно в пределах одного земного начала".
Василий Зеньковский
Юродивый
Юродивые святы с давних пор,
И чтимы как великие герои,
В их честь соборы в Златоглавой строят
И смыслом вещим наделяют вздор.
Быть идиотом легче на Руси –
Пугать престол безумию сподручней,
И что блаженному над головою тучи,
Когда он райские плоды вкусил…
Любой соблазн легко преодолим,
Не в рубище – смирения аскеза,
Но бесноватый лучше видит беса,
Когда сам голый, а на чёрте – грим.
Подумаешь, что бледен и небрит,
Падучая колотит час от часу,
Но если царь в тебе увидит Спаса,
То будешь и не только в праздник сыт.
Побольше плюй и меньше говори,
Грози геенной огненной и плахой –
Тебе подарят новую рубаху,
И приведут на паперть в Третий Рим.
Но, если поднял крест, тогда неси –
Иван Корейша или Лёва Мышкин,
И, если допущение не слишком,
То сирость может совесть воскресить.
Ветер
Ветер в Первопрестольной
Пылью вздымает души,
Битою бьёт бейсбольной
И не желает слушать…
Может, ослеп от блуда,
Или оглох от криков,
Сплетен и пересудов –
Вот и буянит, дикий…
Ветер в деревне дальней
Валит, как и столичный,
Пьяницей злым, скандальным
Лезет под юбки лично.
Может, свистя на казнях,
Стал безразличен к чувствам,
Или шалит, проказник –
Всё – из любви к искусству.
Денис Давыдов
О рыцарь! идол усачей!
Гордись пороками своими!
Чаруй с гусарами лихими
И очаровывай б....й!
Денис Давыдов
Дрезден пал и взят Владимир,
И усы не сбрил – ведь смог…
Отстоял, а значит с ними
Заберёт на небо Бог.
Егеря или драгуны –
Хороши, но не по мне.
Рвутся, как снаряды струны,
Я гарцую на коне.
Доломан, кушак и ментик,
Чуть чикчиры не забыл…
Софочка, и как там дети?
Девять? И хватило ж сил…
Брат Ермолов, друг Бестужев,
Саша Пушкин, Вальтер Скотт…
Бес внутри, ну а снаружи –
Винокуренный завод.
Кивера бескрайним лесом!
Эскадрон мгновенным маршем!
Пусть зовёт меня повесой
Обезумевший фельдмаршал…
Стукнем дружно чашу с чашей:
Трубка, Бурцев, богомолка…
Сена стог и много краше –
С Лизой в нём искать иголку…
Генерал – и всё по плану:
В Пензе ждёт златая Женя,
Царь на грудь цепляет Анну,
Чтоб забыл об униженьях.
Позади кураж парижский:
Пруд, хозяин безупречный…
А потом и путь неблизкий
В Новодевичий – навечно…
1. Дрезден. Владимир-Волынский – города занятые частями под руководством Давыдова (соответственно 1812, 1831 гг.)
2. В 1813 г. Дениса отправили командовать драгунской бригадой, которая стояла под Киевом. Как всякий гусар, Денис драгун презирал. Затем ему сообщили, что звание генерал-майор ему присвоено по ошибке, и он полковник. И в довершение всего, полковника Давыдова переводят служить в Орловскую губернию командиром конно-егерской бригады. Он должен был лишиться своих гусарских усов, своей гордости. Егерям усы не полагались. Он написал письмо царю, что выполнить приказ не может из-за усов. Царь: «Ну что ж! Пусть остаётся гусаром». И назначил Дениса в гусарский полк с… возвращением звания генерал-майора.
3. Софья Чиркова – жена Дениса.
4. Чикчиры – рейтузы.
5. Покоритель Кавказа командир и брат его двоюродный генерал Ермолов и прочие (включая Вальтера Скотта с которым Давыдов состоял в переписке), думаются в представлении не нуждаются.
6. Винокуренный завод – заложил в 30-х гг., пруд тогда же устроил.
7. Богомолка, Бурцев, Лиза… – отсылаю к творчеству поэта.
8. Женя Золотарёва – последняя любовница Дениса (моложе его на 27 лет).
9. Обезумевший фельдмаршал – в ноябре 1806 года Давыдов ночью проник к фельдмаршалу М.Ф. Каменскому, назначенному в это время главнокомандующим русской армии. Каменский, маленький, сухонький старичок в ночном колпаке, чуть не умер от страха, когда перед ним появился Денис и потребовал отправить его на фронт. На утро Каменский вышел к войску в заячьем тулупе, в платке и заявил: «Братцы, спасайтесь, кто как может…»
10. Анну I степени Денис получил в 1831году.
11. За бой при подходе к Парижу, когда под ним было убито пять лошадей, но он вместе со своими казаками всё же прорвался сквозь гусар бригады Жакино к французской артиллерийской батарее и, изрубив прислугу, решил исход сражения – Давыдову присвоили чин генерал-майора.
Ветеран
Опять стреляет в пояснице –
Люмбаго – да, какой тут сон!
Когда-то молод был, силён,
Теперь – лекарства и больницы…
Спасённый мир отводит взгляд,
Прикрылся панцирем склероза,
А за окном дожди и грозы,
Прицельно бьёт по стёклам град.
Друзья ушли. Сосед с апломбом –
Осудит бредни старика,
А в небе танки-облака
Идут в атаку грозным ромбом.
Хождение
А Русь тангрыд сакласын; олло сакла, худо сакла! Бу даниада муну кибить ерь ектуръ; нечикь Урус ери бегляри акой тугиль; Урус ерь абодан болсынъ; растъ кам даретъ. Олло, худо, бог, данъиры». (А Русь Бог да сохранит! Боже сохрани её! Господи храни её! На этом свете нет страны, подобной ей, хотя эмиры Русской земли несправедливы. Да устроится Русская земля и да будет в ней справедливость! Боже (Аллах), боже (Худай), боже (Бог), боже (Тенгри)!)
Афанасий Никитин
Скуластый месяц над святой мечетью
Не светит христианину в Бидаре,
И если не склонить себя к бесчестью –
Никто гарипа златом не одарит.
Султан Махмуд вельми богат и славен,
Слонами боевыми крайне грозен,
Ходжа Юсуф его хулить не вправе,
Но помянуть не грех почивших в бозе.
Ах, бражки бы сейчас – большую чашу,
И в Тверь – хоть на коне, хоть на верблюде,
Страна индийская Руси не краше,
И бессермены неплохие люди…
Но разговеться медовухи жбаном,
Ленивой грушей и гусём в сметане –
Нельзя не только мне, но даже хану,
Хотя и пьёт вино магометанин.
Хотел бы обезьяной жить в Парвати –
Кокосового хмеля там не в меру,
Но, если сел за стол, так пировати,
Пока динары есть и сивый мерин.
Копыто Нанди лобызать обидно,
Но голый Шива крепко держит вилы,
Клинки как бритвы и враждебны гридни,
Прости, Иса, склоняюсь перед силой…
Худай и Тенгри не серчайте шибко,
В степях долг Солнцу возвращу с лихвою,
Как пред слоном и снежный барс зверь хлипкий,
Так и купец пред божеством не воин.
И если в паланкине с балдахином
В рай не войти, когда не вышел рожей,
То пусть меня схоронят под рябиной,
А веру истинную знает Боже…
1. Бидар – столица Бахманитского султаната.
2. Гарип – чужестранец.
3. Махмут Мухаммед III – султан.
4. Ходжа Юсуф Хоросани – Афанасий Никитин.
5. В «Хожении» Афанасий описал посещение храма Парвати, где рядом со статуей Шивы статуя его быка Нанди, которую все паломники целуют в копыта и сыплют на неё цветы.
6. Гридни – на Руси рядовые дружинники.
7. Худай и Тегнри – имена Бога у тюрков.
Тучка небесная…
Плясала тучка над утёсом –
То вверх, то вниз, а то и вбок…
Ей в такт отсвечивал белёсо
Неприхотливый ручеёк.
А парус дальше уносило,
К Тамани, где скучал герой,
Тамара Демона любила,
Казбек поспорил с Шат-горой.
Так было, есть и будет вечно:
Кинжал как спутник, верный конь,
И русский великан беспечный,
И камень – нищему в ладонь…
Расстегай
Устал хвалить? Изволь, ругай
Москву и москвичей,
По-гиляровски расстегай
Отведай и запей…
Печорской сёмгой, осетром
И печенью налима
Заткни навязчивый синдром
Борца и подхалима.
А в «Праге» задарма бульон –
Всё стерлядь да осётр…
От Тарарыкина поклон
На блюде златом жжёт.
Хлебнуть смирновки ледяной,
В скоромный день – мясцо…
Чего-с, бузят на проходной?
В централы, подлецов…
Расстегай – один из видов русских печёных открытых пирожков из несдобного дрожжевого теста с различными начинками. В открытую середину классического расстегая после выпечки наливали растопленное масло, а чаще – мясной или рыбный бульон с шинкованной зеленью петрушки. Затем начинку из вязиги или из риса с луком и крутыми яйцами прикрывали кусочком благородной рыбы – отварной каспийской осетрины или малосольной печорской семги и "закрашивали" налимьей печёнкой.
Во времена Гиляровского московский ресторан Семёна Тарарыкина "Прага" на Арбате особенно гордился своими расстегаями "пополам" – с начинкой из стерляди с осетриной (рыбу для них не отваривали, а только обдавали крутым кипятком). Пироги укладывались на блюдо с золотой надписью "Привет от Тарарыкина", к ним тоже подавали соусник горячей ухи бесплатно, а за деньги – по рюмке. Сначала белой холодной "смирновки" со льдом, а потом её же, но уже "подкрашенной" пикончиком…
В скоромные дни расстегаи выпекали с мясом и луком…
В три целковых, если не напиваться сильно, уложиться было можно…
Только жизнь
Смерть за царя, предательство из веры,
Дворец и собственный кордебалет,
Престиж поста, величия химера –
Всё это есть, а может быть, и нет…
Любовь и Бог, Отчизна и граница,
Мосты и храмы, власть и крутизна –
Всё это нам, возможно, и не снится –
Реально существует, но как знать…
Иллюзия, прожект и вероятность,
Мираж, которым потчует кальян –
Казалось бы, их нет, но что занятно –
Без них не составляется пасьянс.
Болота и пески, луга и пашни,
Край света, но на нём родимый дом,
И сожаление о нас вчерашних,
И вера в то, что завтра заживём…
Ощупать мир в его простых деталях –
Там – выпороть, а здесь – поцеловать,
Вбить в стену гвоздь, в кювет слететь на ралли –
И всё сквозь слоги, буквы и слова.
Ослепнуть вдруг, забыть долги и лица,
Крест-накрест руки на груди сложить…
Открыть глаза, прозреть и убедиться –
Нет ничего,
есть только наша жизнь.
Варнаки
Тракт разухабистый, скрип тележный…
Пьяный сосед бубнит невнятно.
Сон в томный полдень неизбежный.
Солнце в неряшливых бурых пятнах.
Мимо карета… на запятках
Сытый лакей в цветном кафтане.
Пальмы танцуют в дубовых кадках.
Правлю неспешно к господской бане.
Тпру!.. Дворовые хлопочут шибко.
Знать, не без порки воспитанье!
Грум угощает арбузной скибкой,
Мелочи сыплет на прощанье…
Кланяюсь низко. Приказчик скромный…
– В граде ль хозяин? Какая свита?
Лес вдоль дороги густой и тёмный.
Быстро трезвеет варнак Никита.
Ветер. Полнеют деревьев тени.
Вскоре кортеж показаться должен.
В чаще друзья достают кистени,
Сабельки рвут из потёртых ножен.
Я распрягаю коней. Вестимо,
Малый не промах Ванюшка Каин.
Воз – поперёк! Не проедет мимо
Гордый, но глупый как пробка барин.
Благовещение. 1929
Благая весть. Колокола.
За хутором обрыв и лес.
Мужик выводит со двора
Лошадку. Кутает обрез
В портянки. Прячет – до поры.
И, радуясь обилью лиц,
Под звонкий гомон детворы
Из клетки выпускает птиц.
Семидесятые
Красный галстук, груда хлама –
От игрушек до корыта…
Шлёт Петров и бьёт Харламов.
Отражает Эспозито…
Где-то там чудит Галина,
В соболях и горностае,
Ну а я листаю Грина,
И Казанцева читаю.
Школа – славная Камчатка –
Каждый – отрок во Вселенной:
Груши, спарринги, перчатки,
И беседы о нетленном,
А ещё о расклешённых,
С лейблом «Levi's» джинсах синих;
И о девочках влюблённых
В «Бони-М», а не в Россини.
Саша, друг и вечный ментор,
Дал Стругацких на неделю,
И я пользуюсь моментом –
Поглощаю «Понедельник…»
Трудно богом быть в районе,
Электрод всегда заточен,
Я мечтаю о короне,
И кастет сжимаю ночью.
Но к «битлам» не расположен…
Ближе мне Дин Рид и Хара,
Связки рву и рвусь из кожи,
Но куражится гитара.
Слух не радуют аккорды,
И слова как свечи тают:
«Чую с гибельным восторгом –
Пропадаю! Пропадаю!»… |