№41 Николай ПОЛОТНЯНКО (Россия, Ульяновск) Как русскому стать русским

Николай Полотнянко - родился 30.05.1943 года в  г. Тальменка Алтайского края. Окончил  Литературный  институт им. Горького. Поэт и автор трёх исторических романов. За один из них («Государев наместник») удостоен  Всероссийской премии им. И. Гончарова Книжки стихов выходили в Ульяновске, Саратове, Москве (1982). Член СП России.

Как русскому стать русским

Хвала, что есть у нас свобода.

Но что в ней толку, коль при ней

Оскорблена душа народа

В основе праведной своей.

I

Продолжительная дискуссия по так называемому «русскому вопросу» на страницах «Литературной газеты» (окт. 2011 – май 2012) закончилась, как и следовало ожидать, ничем. Как решать эту, пожалуй, самую застарелую государственную проблему никто из маститых историков, политологов и публицистов не объяснил, хотя почти все ответы на «русский вопрос» были даны ещё в позапрошлом веке.

Известна и причина осторожной уклончивости авторов от внятных выводов. И вся она в том, что все мы, независимо от национальности, за последние двадцать лет утратили способность к восприятию настоящей голой правды жизни. Ведь, что греха таить, все мы, и аз грешный, при свете правды начинаем чувствовать себя неуютно, даже как-то зябко и дрожко. Мы воспринимаем правду не как озаряющее душу и разум откровение, а как лично грозящую нам опасность. Нас охватывает тревога, почти неудержимое желание заткнуть уши и куда-нибудь спрятаться, забиться в какую-нибудь щёлку, чтобы только не знать, не чувствовать, не видеть раздевающего нас догола неугасимого света правды.

Произнести хоть одно слово правды во все времена было непросто, а в эпоху демократии – непросто вдвойне. Современному правдовещателю и рта не дадут раскрыть, а если он успеет что-нибудь вякнуть, то его тут же объявят врагом толерантности и мультикультурализма. Имея такие опасения, авторы публикаций в «ЛГ» очевидно не смогли из чувства самосохранения высказаться по «русскому вопросу» со всей прямотой и определённостью, какую он, несомненно, заслуживает.

Но главной помехой на пути к откровенному разговору для всех стало само невнятное понимание самой сути «русского вопроса». Что это?.. Ответы были самые разные, но, ни один из них не останавливал своего внимания на том, что составляет сердцевину «русского вопроса», о чём впервые во всеуслышание сказал Ф.М. Достоевский: «Основная болезнь народная – жажда правды, но неутолённая». Именно жажда правды-справедливости, присущая и другим народам, живёт в русском народе в гораздо более чувствительной, «болезненной» форме от времени его появлении в истории до сегодняшнего дня.

Уместно заметить, что понятие справедливости у русского народа коренным образом отлично от западноевропейского тем, что мерилом правды у них является закон, а у нас – совесть. Отсюда удручающий наши демократические власти правовой нигилизм граждан, потому что тьмы принятых за последние двадцать лет законов в подавляющем большинстве случаев не стыкуются с представлениями о справедливости у державообразующего русского народа, из чего следует, что «русский вопрос» – это вопрос Правды и Совести. И решать его надо всем миром, и не в кремлёвском междусобойчике, а на всероссийском референдуме, на который должен быть вынесен главный вопрос современной действительности: «Как должна жить Россия – по правде и совести или по кривде и лжи?»

Сказанного вполне достаточно, чтобы понять: «русский вопрос» как противостояние по национальному признаку не существует. Он надуман недоброжелателями России и по незнанию поддерживается теми, кто не разобрался в существе проблемы. Россия состоялась как многонациональное государство только потому, что у всех населяющих её народов существовало и до сих пор ещё пока существует близкое друг другу понимание справедливости как основы человеческого бытия, которая сейчас целенаправленно разрушается государственной властью во имя насильственного введения социального неравенства и искусственного создания правящей элиты.

Такова, говоря кратко, главная суть «русского вопроса», но я вряд ли ошибусь, если скажу, что у меня найдётся много противников, причём все они будут из враждебного искони русскому народу стана либералов-западников, чьи суждения о русском народе были всегда поверхностны и поспешны. Наверно, поэтому практически все участники дискуссии укоризненно отзываются о народе: и тут он подкачал, и тут не угодил столбовому тренду всемирного развития. К слову, русским народом у нас недовольна вся образованщина, потому что высшее образование у нас – от Ломоносова до сего дня – построено таким образом, что выпускник вуза ровным счётом ничего не знает о своём народе, но имеет стойкое мнение о Западе как о колыбели научных, гуманистических, технических знаний и хранителе истинных ценностей всего человечества.

Немногие авторы, признавая в народе наличие справедливости, всё-таки сетуют, что «русские как раз не очень охотно вступаются за правду и справедливость» («ЛГ» № 40, 2011). Не прошло и двух месяцев после этого заявления, как начались события, связанные с выборами в Госдуму и президента РФ. Процесс пошёл и, кажется, в не очень приятную для вертикали власти сторону стихийных беспорядков.

Высшее руководство страны, к нашему общему несчастью, не понимает основополагающую роль русского народа как «земного бога России». Для него он, в лучшем случае, «цемент» для скрепления всех народов в некую российскую общность. А ведь все мы – ныне живущие на своей земле, умершие и ещё не родившиеся русские люди – составляем единое живое тело русского народа, о высшем предназначении которого мы, его атомы, не знаем ровным счётом ничего или столь ничтожно мало, как и о возникновении Вселенной. Мы только догадываемся, что «у Бога всего много»: один народ имеет «острый галльский смысл», другой – «сумрачный германский гений», а нашему народу от Бога дана справедливость. И русскому, чтобы стать русским, нужно стремиться жить всегда и во всём по справедливости, дабы не потерять из-под ног натоптанную прежде жившими людьми тропинку к Богу.

II

Сложность «русского вопроса» усугубляется тем, что он был поднят с опозданием, по меньшей мере, лет на сто, и в наши дни не только должен быть разрешён, но и понят во всей своей полноте как вопрос о русском человеке. О нём во все времена много чего уже было сказано и чужеземцами, и отечественного помёта людьми – плохого и даже ужасного. Но важно отметить, что эту ругань народ всегда пропускал и пропускает мимо ушей, а если слышал, то недоуменно оглядывался, мол, кого это так бесчестят?.. А вот люди образованные воспринимали западное негодование по поводу русского нестроения в законах, общественной и личной жизни весьма болезненно. И некоторых западная спесь уязвляла до такой степени, что они ощущали жгучее желание поскорее стать немцем или на худой конец, каким-нибудь шведом.

Первым в ряду русских людей, запавшим, как тогда говорили, на «немецкую сладость», был князь Иван Хворостинин, которого после пребывания в свите первого Лжедмитрия и знакомства с польскимb нравами неудержимо «стошнило» от московских порядков, и он разрусел до сомнения в истинности православной веры. Историк В.О. Ключевский называет его «прадедом русского западничества».

Прямых подражателей у Хворостинина скоро не нашлось, но явившийся за ним через несколько десятков лет Григорий Карпович Котошихин был столь замечательной личностью, что его можно сравнить с диссидентом антисоветского толка. Будучи подьячим Посольского приказа, он сбежал в Швецию, и там по заказу правительства написал военно-экономический обзор, который известен в исторической литературе под названием «Россия в царствование царя Алексея Михайловича». Ну, чем не Солженицын XVII века?.. Недаром один из самых решительных перестройщиков писатель Приставкин попытался в своей повести сварганить из предателя Котошихина предтечу оравы современных западников, которая успешно потрудилась над разрушением Советского государства.

Но такими всесильными западники стали не сразу. Историк Ключевский в «Конспекте лекций курса историографии» сделал несколько проницательных замечаний о русских западниках, которые «…в конце XVII века выступали в виде приверженцев латинства, во второй половине XVIII века – в виде вольтерьянца, при Александре I – либералиста, а в 30-40-х годах XIX века – под собственным именем западника, восторженного и учёного почитателя западноевропейской мысли и науки.., наконец, в виде современного (речь идёт о конце 19-го века) интеллигента, осторожного и даже боязливого, а потому неясного в речах приверженца всевозможных течений западноевропейской мысли и жизни».

Ключевскому были неведомы дальнейшие мутации русского западника, которому Россия обязана марксизмом, революциями, гибельным расколом общества на своих и чужих, но и этих потрясений оказалось мало неистребимым устроителям русского мира по заёмному образцу. В начале так называемой перестройки множество граждан СССР попустительствовали крушению тысячелетней державы. Это стало апогеем русского западничества, но на поверку многие русские западники оказались заурядными изменниками, большинство по глупости, а какая-то часть – по расчёту. Чему или кому изменили западники, будем надеяться, в конце своего исторического пути? Историк Ключевский даёт ясный ответ и на этот злободневный и в наши дни вопрос.

«Одна общая черта особенно резко всегда выступала в этом типе (западника) при всех его исторических модификациях: случайные ли обстоятельства или личные усилия помогли западнику сознать недостатки, отсталость своего Отечества и превосходство Запада; первое употребление, какое он делал из этого сознания, состояло в том, что проникался пренебрежением к первому (Отечеству) и физическим влечением к последнему (Западу). Он смотрел на быт и склад своего отечества как на личное неудобство, как на случайную неопрятную обстановку, среди которой ему пришлось остановиться по пути в какой-то лучший мир, где у него нет ни родных, ни знакомых, но где давно каким-то образом поселилось его сердце. Такой сибаритский взгляд на отечество и его отношение к Западу приводил к двоякому выходу из неудобного положения, в котором чувствовал себя западник: он или сам стремился перенестись в любимый чуждый ему мир, или мечтал этот мир с его политическими и другими удобствами перенести на родину. Отсюда два пути, которые избрал западник или предлагал для решения вопроса об отношении к отечеству: личная эмиграция и народная имитация».

«Первый путь, – указывает историк, – противоречит простому нравственному долгу: каждый нравственно обязан служить своему отечеству, чем может, если чем-нибудь может. Но это вопрос политической морали, а не историографии. Второй путь имеет близкое отношение к историографии. Второй вопрос ставится так: оставаться нам русскими или стать европейцами? Но такая постановка вопроса есть добродушное историческое недоразумение, вытекшее из невнимания к законам исторического процесса. Ставить такой вопрос в XVII или XIX в. так же несвоевременно, как молодому человеку в 20 лет несвоевременно решать задачу, какой ему лучше иметь голос, бас или тенор. Тенор будет петь тенором, даже если будет доказано, что для него культурнее петь басом…».

Эти суждения В.О. Ключевского о западничестве практически неизвестны, потому что замалчиваются, ибо они многое проясняют в «проклятом» вопросе о происхождении западничества в России, которое сейчас приобрело характер явной агрессии. Сейчас всё, что хоть чем-нибудь напоминает своё, русское, заглушают многотысячные хоры людей, поющих не своими голосами и на западный лад, празднующих победу над справедливостью.

Достаточно беспристрастно посмотреть на Россию под ярмом западников, чтобы сделать печальное открытие: очевидным содержанием жизни русского народа стало уныние. Сегодня у России уныло всё: идеи, люди, искусство во многих его видах, все политические партии и общественные организации, уныло бегство из страны специалистов и капиталов, уныла суета вокруг Олимпиады, уныл «одобрямс» любого властного бреда вроде сокращения часовых поясов, уныло жалкое сопротивление росту тарифов ЖКХ, в конце концов, унылы фейсы политиков, набивших народу своим враньём неизлечимую оскомину. Не будет преувеличением сказать, что Россию подмяли под себя и заразили унынием плюгавые западники самого пошлого и амбициозного толка.

Однако важны сами по себе не только сами эти факты, но и последствия всеобщего упадка. Четвертьвековая эпоха правления западников состарила русский народ лет на двести. Исчезло ощущение его исторической молодости, а ведь ещё совсем недавно Россия превосходила Европу по всем статьям: в экономике, в науке, в военной мощи, в искусстве и спорте.

III

Чтобы русскому стать русским, ему надо понять, что в наши дни Россия расколота на две части: российскую-прозападную и собственно русскую. Этот раскол гораздо глубже и непримиримее, чем может показаться с первого взгляда. Коренному русскому мировоззрению на основополагающие духовные ценности противостоит усвоенная многими россиянами либерально-колонизаторская идеология Запада. По понятиям наших западников справедливость есть не более чем суеверие, от которого русским надо избавиться, чтобы быть допущенным в круг цивилизованных народов «золотого миллиарда».

Однако совершить «ампутацию» справедливости у приговорённого Западом к исчезновению русского народа невозможно, пока у него есть Пушкин, Толстой, Достоевский… и весь ряд писателей пушкинской школы до Валентина Распутина. Пушкин действительно, как бы ни хотелось кое-кому уничтожить русского гения, наше ВСЁ, потому что его духовное влияние простирается до последних пределов существования русского народа. Бог – там, где совесть. В наши окаянные дни русской совестью был и остаётся Пушкин. И пока наш гений с нами, с нами и Бог – Правда.

Неприятели всего русского хорошо понимают значение Пушкина для России. Не в силах его уничтожить они с начала прошлого века пытаются вытеснить Пушкина и других классиков русской литературы из сознания русского народа. Пожалуй, первым об этом сказал А. Куприн (письмо к Ф.Д. Батюшкову от 18 марта 1909 года). Если перевести его яростную, но справедливую филиппику на язык толерантности, то она есть пророческое предупреждение о том, что русской литературе и русскому самосознанию угрожает, стократ опаснее Батыева, нашествие писателей, чуждых русскому народу и по мироощущению, и по языку. И по самому строгому счёту Куприн оказался в своём пророчестве прав. Поэтому обсуждение «русского вопроса» в «ЛГ» надо было начать с публикации и обсуждения его письма, а не с всхлипов о судьбе великого народа.

Сегодня еще не поздно каждому русскому, чтобы стать русским, понять, грубо говоря, разжевать своими мозгами очевидную истину, что в России существуют две литературы: одна – русская, другая – русскоязычная, которая непримиримо враждебна в первую очередь, к русской классической литературе. Писания от Солженицына, Войновича, Окуджавы и прочих литераторов стали важнейшей частью идеологического обоснования законности и исторической неизбежности либерализма в России.

С другой стороны, писатели пушкинской школы только одним своим существованием лишают русскоязычную словесность легитимности, поскольку опираются они на взаимоисключающие смыслы: русская литература на справедливость, а русскоязычная на кривду и отступничество от справедливости. Русская классическая литература отстаивает совершенно иные принципы, чем те, на которых базируется изначально нежизнеспособная новая российская государственность, и это воспринимается властью как главная помеха её креативной задумке – сместить в русском народе нравственные полюса. Но этому непреодолимо мешает Пушкин, и если он куда-нибудь исчезнет, то она вздохнёт с облегчением людоеда, проглотившего наконец застрявшую у него в глотке кость.

Русский народ даже и не догадывается, что последнюю четверть века он живёт в донельзя загаженном духовном пространстве. Его великая литература погружена в потёмки невостребованности усилиями не каких-то призраков, а вполне реальных людей, чьей целью является подмена национального самосознания русского народа систематизированным бредом глобализма, либерализма и мультикультурности. Русское и нерусское смешивается и объявляется российским. «Русским место у параши!» – заявила вхожая до сих пор в кремлёвские покои либеральная дама. По мнению хозяев нового мирового порядка, русские навсегда провинились перед мировым сообществом в том, что в 1917 году отменили святая святых рынка – частную собственность и продемонстрировали всему человечеству, что она вовсе не так уж необходима для эффективного экономического и общественного развития.

Конечно, на русском народе нет никакой вины в том, что он презрел частную собственность и построил общенародное государство, которое в 1991 году рухнуло как карточный домик, заставив всякого, кто не равнодушен к судьбе Отечества, уже на протяжении двух десятков лет мучиться над вопросом: почему это случилось, и кто в этом виноват?

Ответ, насколько мне известно, до сих пор так и не найден, хотя он спрятан в каждом из нас, кто находился в 1991 году в совершеннолетнем возрасте. Никто иной, как мы сами, в тот окаянный год совершили предательское отступничество от справедливости, которая лежит в основании духовного облика каждого русского человека и всего народа. Испокон веков справедливость для русских была святыней, ради неё была совершена невиданная в мировой истории революция, принесены многомиллионные жертвы, построено могучее государство, в котором граждане, чьи предки всего два-три поколения назад были крепостными рабами, стали равноправными гражданами. И всё это произошло благодаря тому, что в основании советского государства был заложен всем понятный, порой суровый, принцип справедливости.

И сегодня русскому, чтобы стать русским, следует понять трагедию 1991 года, чтобы видеть всё происходящее в стране незашоренными глазами. И тогда к каждому придёт понимание, что все мы – от Горбачева до последнего бомжа на магаданской помойке – оказались ничем не лучше украинских крестьян, попавшихся из православия в униатство, таких же отступников от веры отцов, какими теперь являемся мы – отступники от справедливости.

Однако даже в таком мире, как наш, человек не одинок, и справедливость находится всегда с ним рядом. Это – русская классическая литература, хранящая в произведениях писателей пушкинской школы основополагающие смыслы русского бытия и духа. Ведь мы, отрекшись от справедливости, незамедлительно впали в разрушение, в отказ от всего своего родного, вплоть до языка. Но спроси любого русского, нужна ли ему справедливость, и он ответит, что нужна, что без неё мы сожрём друг друга, как пауки в банке. Мечта о справедливости никуда не ушла из русского человека, она затаилась в нём, как раскалённый уголь под пеплом, готовая полыхнуть огнём бунта против кривды, против лжи и лицемерия.

Русскую мечту о справедливости, видимо, имел в виду Достоевский, сказав, что о народе нужно судить не по тому, какой он есть, а по тому, каким он мечтает быть. Свои мечты о справедливости наш народ выразил в созданной им литературе – от сказок и песен до вершинных произведений классики. «Возвышающий обман» литературы питал душу русского человека живительными идеалами справедливости, любви к ближнему и своему Отечеству, то есть очеловечивал каждого, кто припадал к боговдохновенному роднику пушкинского слова. И русскому, чтобы стать русским, нужно не забывать к нему дорогу во все дни своей земной жизни.

Камертон