Киляков Василий Васильевич родился в 1960 году в Кирове. После окончания Московского политехникума работал мастером на заводе в г. Электросталь, служил в армии. Окончил Литературный институт им. М. Горького. Печатался в журналах “Новый мир”, “Октябрь”, “Юность”, “Молодая гвардия” и других изданиях. Лауреат литературной премии имени Б. Полевого и Всероссийской литературной премии “Традиция”. Член Союза писателей России. Живёт в г. Электросталь Московской области.
«Инония» или «Кто у Бога жив»
(из заметок писателя)
«…Человек, стяжавший Духа Святого, весь обновляется, делается иным (отсюда прекрасное слово «инок») и по уму, и по сердцу, и воле».
«Ум нового (духовного) человека способен постигать отдаленные события, прошлое и многое будущее, постигать суть вещей, а не только явления, видеть души людей, ангелов и бесов, постигать многое из духовного мира (потустороннего). "Мы имеем ум Христов", – говорит "духовный" Апостол Павел. (1Кор. 2,16)».
Игумен Никон Воробьев «Письма духовным детям». Свято-Троицкая Сергиева лавра. 1991 г.
***
«Моно» – с греческого на русский – значит «один». «Монах» – «молящийся один».
Россия сегодня – «Одна Молящаяся»… Исповедание Православие Восточного Обряда, (и это не отрицается ни одной из конфессии, – именно Россия сегодня ближе всех к самому истоку веры, к истоку. Религия России (эта связь с Господом Богом, как она изложена в Четвероевангелии) – наименее замутненный Образ Веры. А Православие ближе всего к подлиннику Евангелия. И не только потому, что в то время, когда один из сотни детей католического папы, герцог Борджиа, не задумываясь, имеет силы «приговорить» своего отца – «единственного наместника бога на земле» – (пример, равный которому трудно найти в России, и при этом этот весельчак, отцеубийца, будет с удовольствием тешится этой жизнью до конца своих дней…). И не только потому, что иконы «с перспективой» – это католическое подобие картин – не понятны и до сих пор, и не принимаются в России, где молятся иконам с «обратной перспективой», где икона – не предмет искусства, не предмет «сохранения капиталла», а все еще – предмет поклонения…. И не только потому, что когда старушка Европа зачитывалась уже рыцарскими романами – в России все еще не было развлекательной литературы, до самого 18 века, а все читали и изучали Жития Святых… Да и читать– то учились по тропарям. Кондакам и Евангелию… – и вот именно это, и многое другое, много всего того, что и поныне объясняет просто: «моно» – вселенское одиночество России под Богом, – Рогссии «одной такой, сердечно молящейся», единой все же, и одиноко под Богом ходящей и верующей»…
Верующей наперекор всему, и здравому смыслу и любому научному факту – в нисхождение Благодатного огня, и только её Патриарху, и никакому более, – верующей в то мирро, которое стекает неизвестно как и откуда с икон в русскую разлатую деревянную чашу, в эти почернелые «доски», на которых изображены её, России, святые, верующей, что Господь Бог по молитвам растерзанных Романовых, святой семьи, – смилуется все же, и даст достойных нам правителей, а не хапуг «офшорных», не опричников. Продолжающих дело прорвавшегося к власти Годунова или Гришки Отрепьева, – все еще верующей народ, что в стране, где добывают в день более чем по пуду чистого золота в день – не может быть нищих и брошенных умирать больных, забытых людей, что Бог, давший одну шестую часть суши этому народу, пошлет и правителя достойного, а не только лишь никеля без счета и к нему Потанина и Прохорова, бриллиантов, и к ним – казнокрадов, серебра, а к нему растратчиков и мытарей, и проч. и проч. – этот народ, шедший миллионами к Поясу Пресвятой Богородицы, надеется, что Господь Бог смилуется и даст достойных правителей. Верует и в то, что придя, такой православный искренне верующий царь – тотчас снесет бани под главным храмом страны, и – освященные мучеников мощи лягут в его, этого храма основу, именно этот народ к поразительному удивлению всех конфессий всего мира – выстроился в миллионные очереди для такой молитвы в Москве! И слава Богу! И как тотчас развизжались радиостанции, все эти «эхи», «сити», «Ф.М» и «Тити– Мити», паразитирующие на отчислениях от нефти и газа этого народа. Сытых за счет этого народа и его земель – обзывали «не верующим, а суеверным», и чего– чего только не придумывали, как только не изгалялись, а народ все шел. И очереди к Богородице не видно было конца многие дни…
И вот такой «иной, инакой, монашествующей» – даже в наше смутное, горящее соблазнами время, увидел и я мою Русь, и поразился, поклонился ей, достойной из достойнейших…. «Принадлежит она к другому, иному миру», – вот так, такой – я и увидел ее вчера, поднявшись в свою очередь вверх от Воробьевых гор, – увидел её в подвиге, стоящую длинной, нескончаемой очередью к поясу Пресвятой Богородицы, на поклон, на упование, на милость Царицы Небесной. И это было невероятно: как живы все же духовные корни нашего народа, как крепко укоренен русский человек в вере своих отцов и дедов. Вот вам и «чернь», «гумус», «электорат». Такой народ нельзя не бояться чужакам, нельзя не любить самому… за его верное сердце: он – Божий, этот народ, и нет таких кукол ни в министерстве, ни в мытарях, ни в культуроводах, чтобы изменить то, что не в силах изменить никто. Любить и бояться будут этот народ!
Три года шли переговоры с монастырем Вотапедским с Афона, – многие из стран, как оказалось впоследствии, ждали к себе пояс Пресвятой Богородицы. Тогда еще не знали, что лишь России настоятель Вотапеде Отец Ефрем окажет милость, услышит голос Богородицы в Молитве; тогда не знали еще, что секулярный мир тотчас по возвращению О. Ефрема на Афон, будет закован в узы правительством Греции и больной, страдающий от диабета старец, которому за восемьдесят, начнет свои страдания как, быть может, взявший эстафету «удерживающего» зло и мир утонувший во зле, – и как знать, быть может, и душу свою положит, чтобы удержать «глобалистов», строящих с усердием новую вавилонскую башню на самом на краю пропасти, с гибельным восторгом зла…
«С афонскими монахами», – рассказывает пресс– секретарь Фонда Святого Всехвального апостола Андрея Первозванного Александр Гатилин, – «переговоры заняли гораздо более времени, чем предполагалось, более трех лет… Наконец, предполагалось привезти реликвию этим летом – летом 2011 года. И вот впервые за двести лет пояс покинул Грецию и приехал к нам, но лишь к глубокой осени, добирался он до Москвы – через многие города России, и, вот, наконец, – столица, сердце России…
Что же хотят приобрести все эти люди: девушки, старики, инвалиды и юноши, пренебрегшие семинарами вузов, в самом начале первой сессии, не убоявшись не дождя. Ни первых заморозков ноября. Ни «неуда» в зачетной книжке, – что, какой «грамм» «материального» – обожаемого, «удовольствия» – унесут они с собой, выстояв по десять, двенадцать, а иногда и больше часов в очереди… Ничего материального! И вот это– то странно, особенно американцам, европейцам и проч. – утратившим это чувствилище в сердце от непознанного, непознаваемого, божественного. И как это просто понять, что что слепого «лабазника» (по Евангелию, у которого есть все, и есть с избытком, – есть все, кроме главного: кроме зрения, – лабазника. Решившего достроить и расширить лабаз – угнетает и настораживает эта темнота перед его очами. Потому что именно эта его слепота и темнота – и есть главная угроза и предупреждение ему, «что душу его скоро истяжет Аггел из тела его сытого». А это– то зрение не потерянное другими, и даже более того, заостренное их бедностью, муками, по большей части – по причине его же, лабазника, по причине его жадности к стяжательству, – страдания русских людей, народа, многократно обострившие ему. Этому народу зрение внутреннее, духовное, а также – неустроенностью, болезнями – это– то и возмущает «власть мировую имущих», эту «закулису» (по точному определению И. Ильина). Они– то не видят солнца, да кроме всего прочего настоятель Вотапеда Ефрем – и не предоставил им возможности даже взглянуть, попытаться увидеть это Солнце, троичное, по выражению святых отцов церкви: – троичное, потому что по примеру Бога излучает и исходит к нам. грешным. В троичности своей: светом, теплом и Любовью…
И это – само по себе не может не бесить глобалиста, ницшеанца, ренегата: как же так! Он на своих высоких холодных горных вершинах, толкая падающих, он, «смеющийся лев» – мало того что не видит, слеп. А еще и не понимает: что там случилось. отчего шум и радость, от чего некое удовольствие прошло мимо него, не коснулось его, и это тревожит его черное сердце… И вот именно то, что его, это Солнце – отчетливо видят другие, те, у которых и мерседеса– то нет, и одежонка– то кое– какая, не от Коко Шанель, и не от знатных кутюр… – как же так, что они – видят, а он, мировой лобазник, банкир – вовсе нет!
Россия давно уже не на земле, и вот теперь так верится, верится втройне, после более чем трех миллионов (по подсчетам Патриарха Кирилла) верующих – приложились к поясу Божьей Матери, надежде и покровительнице России. А сколько было желающих, лишь сердцем коснувшихся Пояса. Не успевших, не сумевших по причине беспомощности своей или иных других обстоятельств… Кажется – для них так и останется с нами, с Москвой – этот небесный образ России – в высотах заоблачных, осененный невидимым лабазникам– банкирам Образом Божьей матери. И как бы не позорили, не грабили, не издевались над ее, России, святынями, недрами, даже и над её народом, – над церковью, которая, как раз и состоит из народа, из верующего народа – «тела церкви»… Народ этот непобедим, богоносец!
Никогда не забыть, как они, мои соотечественники, мокли под дождем, старались прикрыть своим зонтом или плащом – то ребенка, то – пожилую женщину, стоящую рядом.
Так кто же они, мои соотечественники – добрые самаряне? Грешники на кресте, коим обетованно Спасение? Кто они? «Кто мой ближний» – спросит завтра, в субботу, – фарисей евангельский у самого Христа, – мы услышим этот вопрос за чтением священника (Писания от Луки). Так зачитают нам главу от Луки… И вот я вижу их, «моих самарян», моих иноков, братьев и сестер, идущих и идущих на благодать. Они видят, у них – этот орган, чувствилище Благодати, и потому рождены они русскими и в России. «Мы – русские, какой восторг!» – кричал А. В. Суворов своим чудо– богатырям, и дальнее, далекое эхо – крики войска отзывались ему. И не важно сегодня, татарин ли ты, принявший православие, житель ли Азербайджана (от «азер» – огонь, или «хачик» – от «хач» – по– азербайджански – «крест»), или ты недавно покрестившийся, полковник ФСБ на пенсии – ты стоишь в очереди к Поясу Матери, потому что нет у Бога «чужих», и поэтому – и ты наш.
Быть может, дома, спустя какое– то время, ты станешь другим, – трудно удержать Благодать, это удавалось лишь святым, очень немногим, – удержать особенно, длительно, годами… Но сегодня ты добрый самарянин, и тебе протянут миску каши и стакан горячего кофе, и тебя укроют собой ближние твои от ветра и от дождя… Ты наш…И ты поймешь только тут, в очереди к Богу – поймешь и примешь сердцем русскую идею, ту, которую так долго и лукаво ищут «сильные мира сего», и идея эта – Любовь бескорыстная….
Они и здесь проезжают без очереди оставляя свои машины с номерами «АРМ», или «ЕКХ» («еду, куда хочу»). Но Благодать – не черная икра и не крылатка для супруги из модного бутика. Благодать нужно заслужить и принять сердцем, а сделать это можно только через подвиг. И как же бесстыдно, кощунственно звучали слова некой радиостанции проповедующей программу «особое мнение» – сравнения у них «веры сердечной» совпали с простым…с … суеверием. Поистине, что в сердце – то и на языке. Эти пьяные радиостанции и их «эхи» – поражают, как поразило Гринева в «Капитанской Дочке» Пушкина то обстоятельство, что Емелька Пугачев, выдававший себя за царя – оказался на поверку даже и неграмотен. Как открыто расставлены все позиции, как они ясны: «кровоточивая», стремящаяся ко Христу прикоснуться Русь, – Русь, стоящая в покаянной молитве к Богородице – и эти сытые, «спелые» голоса, с поучениями некоего Яши Кротова и «историка» Елены Карацюбы – скверные от самоуверенности, «ячества», умозрения, – как может быть только «спел и вонюч» кал откормленной, гадящей вдоль московских частоколов свиней, которым от жира их – не суждено уже никогда поднять голову, чтобы хоть на мгновение увидеть Небо, Солнце, Бога. Да и как стоять без покаяния, без надежды облегчить душу – сутками, кто осилит? И как же – как хотелось мне, когда я проходил, разыскивая край очереди и знакомых, – хотелось поклониться даже и незнакомым, им, родным моим русским людям, не знамым, не родственным, но близким, принявшим и понявшим это великое Чудо явления нам грешным, которое, конечно же не случайно оказались вместе, как говорится: «крови не родной, а души одной».
…Я помню, как два года назад две девушки – переписчицы принесли мне анкету «переписи», которую я должен был заполнить и сдать им. И чего– чего только там не было, в этой анкете, каких только вопросов… И «материальное состояние», и «состав семьи», не было главной статьи «вероисповедание», той статьи, что в 37– году – была в переписи по СССР, и то что она была, и показала более чем на две третьих (восьмидесяти процентов) православных сельского населения в «Советском Союзе» – это и обеспечило победу над нацизмом в 45– м… – и тем внимательней внимательный Иосиф Сталин (этот меч Божий, карающий и ведущий) – так гениально– точно определил свою политику в войне, от первых своих слов «братья и сестры» – от своего обращения – и ни разу не ошибся. Это был тот Сталин, учившийся до известных «революционных» событий в семинарии, тот Сталин, который во след за 43– м годом повсеместно помогал возведению церквей на Руси, тот Сталин, что с теми же словами похоронил навсегда троцкистско– ленинскую теорию о всемирной революции, когда «на горе всем буржуям, мировой пожар раздуем, Господи, Благослови»….
Много, о чем пришлось передумать, чего увидеть мне в этой поистине вечной, бесконечной очереди, «кровоточивого», покаянного моего народа, все отдавшего безропотно авелям, авенам, бухам, бахам, манам… Мать– Россия, у которой столько «западных врачей» – не лечится…. Но она имеет твердую веру исцелиться чудом Божьим, и вот оно ужу происходит, прямо на мох глазах – и по вере своей.
…И вот более восьмисот тысяч паломников в день! Как трогательно заволновались вдруг власти о «своем» народе «Тем, кто не уверен в своих силах, у кого больное сердце, лучше мысленно пройти этот путь» – это Г. Онищенко, главный санитарный врач России. «Мысленно пройти» – ловко сказано. Да только Россия не такова. «Мысленно» Россия – не била не поляка, ни турка, ни Наполеона с его «двенадцатью языками», ни Гитлера – и «трижды на двенадцать языков» – била, немца, и как била! И летала в космос не мысленно, и БАМ строила, и в сталелитейных цехах хлестала подсоленную газировку ведрами, вытачивая и куя тэны для АЭС – и все это не мысленно, а прямо и серьезно…
И вот уже от Воробьевых гор, по громкой связи в подземке – объявляют, уговаривают, умоляют и рассказывают где именно лучше – выйти, чтобы без последствий, чтобы тихо и незаметно уйти, без позора, сдавшись, совсем слабым, старым и детям, – да не тут– то было.
– Россия, ты сошла с ума! – громко воскликнул лощеный чиновник, ища, и, видимо не находя того места, откуда бы без малых усилий – он смог бы воткнуться сам и по малой очереди проскользнуть…
– А когда же пояс Богородицы покинет Москву? – слышу в очереди, – скоро, совсем скоро – 27 го ноября. Объявили уже, сам Гатилин, из фонда Андрея Первозванного….
– А– а, «сам»… А отец– то Ефрем– то, что сказал. Что слышно?
– Миленькия мои, не увезут, нет, ведите стариков, детушек, всех оживим Матушкиной Благодатью. Не дадим увезти, как увезут, если у народ идет да идет?!
…И вот, утром, в переходе «метро» – механически беру газету. Первая страница, вторая – от 25 ноября, пятница… И вдруг крупнейший заголовок «В США празднуется День благодарения». А ну– ка, как же они благодарят Бога, «цивилизованные», – сколько веков нас тянули туда, в эту страну чудес, страну, которая, по возрасту своему равна году постройке нашего Большого театра. И вот как празднуют они, пока Россия идет к Богу – они обжираются индейками политыми ради несварения их американских желудков – кислым клюквенным соком. На фотографии – один «афро» и четверо – просто американцы в камуфляжах. Стол завален подобием ананасов, лотками со съестным, будто по столу гуляла свинья. Пролитые соусы. Как кровь, но американские солдаты смеются. Один из них, вталкивая в рот свой кусок индюшатины на пластмассовой вилке – так раззявил «хавло», что ни закрыть, ни откусить уже не может, – свело, видать, все дыхательные и пихательные связки… Он красен страшной краской – кровью кинувшейся в лицо, ему не смешно. И читаем далее, тут же… «10 минут ушло у Сони Томас на то, чтобы съесть 2,38 кг. индюшатины. Она выиграла чемпионат по поеданию индейки»… Да ведь и верно, не такого ли «подвига» ждать создателю от этих «сверх цивилизованных «человеков»»? Далее цитирую без купюр с той же страницы «Метро» – газеты (Господи, слава тебе, что я русский! И – то, что также не Познер и не Швыдкой и не Радзяховский с таким умилением и подобострастием перед «атлантизмом» – стремятся сблизить нас с индюшатниками, итак: «В этот день миллионы американцев спешат собраться за семейным столом, чтобы отведать традиционный праздничный ужин с запеченной индейкой. Накануне президент США Барак Обама на особой церемонии «амнистировал» двух индюков по имени «свобода» и «мир», которые специально были доставлены в Белый дом. Церемонию «помилования» индеек впервые начал проводить Авраам Линкольн, а Франклин Рузвельт постановил отмечать праздник каждый четвертый четверг ноября.
Сразу после празднования «Дня благодарения» (они благодарят Господа, за то, что Он дал и дает, и будет, верно, давать – нажраться до отвала индюшатины, а не того Царства, которое не от мира сего… В. К. Было бы любопытно привести им туда, в Америку – Плащаницу вместо индюшатины, и рассмотреть их восторг). Но далее: сообщаю, что сразу за четвергом начинается так называемая «черная пятница», с которой стартует рождественский сезон распродаж.
В этот день магазины открываются очень рано и предлагают значительные скидки». Автор статьи – Дмитрий Лемешевский. Он, этот молодой (по фото) Дмитрий – жалеет нас, бедолаг. Для тех, кто не бывал с ночи – на раннее утро перед любым огромным магазином Америки или благополучной Европы, объясняю. «Черной» последняя пятница ноября называется не случайно. Магазины меняют ассортимент не проданный за сезон – с летнего, легкого, на – сезон зимний. Сюда же попадают недавно вышедшие из моды джинсы с искусственно протертыми пемзой (которая вкладывается в карманы), джинсы с разного рода дырами – «дох»… Носочки, лифчики… И народ стоит и ждет. Когда огромный «шоп» откроет двери. Бьет ранний час, – и вот цивилизованные с криком и визгом, применяя против ближнего подножку или баллончик с газом – все несутся к корзинам, над которыми красным крестом, вручную и очень ярко перечеркнута старая цена и выставлена новая. Уцененная вещь превращается в фетиш. Когда я это увидел впервые, я был настолько поражен этой «цивилизацией» и ее уровнем развития, что поспешил подобру– поздорову убраться. Мне напомнило это – распределение продуктов при Михаиле Горбачеве и его сподвижниках – Павлове и Геращенко. Но нам «там, в том времени, времени искусственно созданном, с голодом, без табака и мыла» – тогда реально нечего было есть, нечем кормить детей, мы бились за продукты, за хлеб и рыбу, которыми Христос накормил учеников. А тут – з а т р я п к и ! И эта борьба за тряпки – начинается и будет иметь продолжение с самого начала нашего Рождественского поста, то есть – с движения душ прямо противоположно… И тут же написаны правила дарения на Новый год – неписанные правила для американцев: подарок, чтобы не дороже, чем пять процентов от (ориентировочной) его зарплаты, и – второе, дарить подарок с товарным магазинным чеком, на тот случай, если он захочет взять деньгами или поменять подарок… Прочитал. И не поверил, да так ли, Боже правый! Но тут же вспомнил гримасы их учтивых улыбок, подозрительную предупредительность, и… поверил.
Следом шла статья «Мозг Эйнштейна представили публике». Дело в том. Что Томас Мюттер, в сообществе врачей из Филадельфии «представил публике 46 тонких срезов мозга знаменитого ученого двадцатого века Альберта Эйнштейна.
Доктор Люси Рорк– Эдамс, невропатолог Детского госпиталя заявил в эфире телеканала CBS, что мозг ученого находится в отличном состоянии, обладает характерным…» И так далее…
Я смял и выкинул газету, сел в скверике, достал икону святого Василия Великого, равноапостольного, моего святого, с которой не расстаюсь никогда, и стал читать молитовки, начал с «Отче наш», много раз замечал: очень помогает… Потом шел и думал: как же было бы хорошо, если бы в каждый канун Рождественского поста, ежегодно бы, привозили вот так в Храмы русские наш пояс Пресвятой Владычицы нашей Богородицы, привозили святыни с Афона. Привозили бы и вотапедские монахи поясок на Русь – в дом ее и наш, – дом пресвятой Богородицы. И как это было бы обосновано, и укрепляло бы верующих…
А то без хозяйки – и дом сирота!
«Синтезаторы»
Есть люди, бесконечно, раз и навсегда, полюбившие «синтез». Синтез – это некий сплав, смесь, литератур, культур, политик, законов, ресторанных блюд, вер (экуменизм), и т. д. Нынешний современный «мюзикл», пришедший к нам из Америки – одно из прекраснейших образчиков этого «синтеза». Синтезаторы – это «общечеловеки». Они космополиты, зачастую эрудированы, многознайки. В самом деле, по большому счету – они правы: диффузии культур, литератур, жанров и философий – никто отвергать не сможет. Разве станешь отвергать синтез бараньих ребрышек, трюфелей, всяческих деликатесов с херши, если ты все это поглотил где– нибудь в ресторане «Прага». Пусть это было разное, отдельно и все со своим вкусом, но кончилось все … тем же «синтезом». Так и во взглядах, пристрастиях и убеждениях: «синтез» – предполагает в «их» понимании некий «сплав», от которого не убежать, как не беги. Но кто же станет сегодня оспаривать глобальный интернет, объединение Европ, смешение, синтез рас и попытку смешать религии, самую глобализацию, наконец.
Вот этот– то синтез– сплав: стилей (если это литература, У Е. Сидорова уже в начале 80– х годах вышла книга, сборник: «Синтез в искусстве, литературе» – на вид – неприметный, но полный умных и прочных, одноплоскостных статей «критики» литературы, который доказывал, что все, что существует, казалось бы по отдельности – все– таки – суть – одно. Я изучал эту книгу, пройдя творческий конкурс к нему, Е. Сидорову на семинар по критике. Он так и не встретился со своими студентами, которых набирал на кафедру мастерства, тотчас по окончании вступительных экзаменов – он ушел «вверх» – стал министром культуры в правительстве Горбачева. Он на деле доказал мне, что существует то синтез, против которого не поспоришь: я выбрал «мастеркласс» М. П. Лобанова, а зам. Сидорова принял некоего армянина, едва умевшего внятно «раскритиковать» любого русского. Вот он и синтез, даже и в национальном отношении – прекрасный мне пример на всю жизнь. С тех пор я непроизвольно, но внимательно наблюдаю за ними. За «синтезаторами». Для меня главный критерий отношений стало на все мое будущее бытие: однодум ли тот человек, с которым я знакомлюсь, протягивая ему руку для рукопожатия, национальных ли он интересов человек, однолюб, семьянин, или свингер, космополит, – «синтезатор»…
Синтезаторы – вообще народ многоплановый и забавный. Мало кто вспомнит теперь, что нынешний автор «Азазель» и прочей беллетристики, коей так угодил массе читающей (тогда еще) публике, прославился в первую очередь своим умением «подделывать тексты», то есть писать с чужого голоса. Он мог так написать «за Тургенева» или под Зощенко, что перо его от истинного не могли отличить даже литературоведы многоопытные. Профессор Литинститута Р.Т. Киреев – прежде чем покорить читающий мир своей прозой, полной остроты и юмора, заметками из интимной жизни различных знаменитых писателей – покорял товарищей по перу таким редким умением ловко подделывать голоса «генсеков», известных людей, что приводил в изумление. Когда в журнале Новый Мир он, подражая Залыгину, учинял разнос тому или иному писателю (в шутку), за стеной ответственный секретарь вытягивался в струнку и терял дар речи.
Итак, с «отъявленных девяностых» все бытие наше проходит под эгидой «сотворителей глобального синтеза», под их флагами. Даже продукты питания – сплошь синтезированы, генномодифицированы: спирт, мясо, колбасы и печенье, все это синтезируют из очень дешевого дерьма, либо из сои, которая, как недавно выяснилась – то же дерьмо, только еще опаснее, если принимать в больших количествах. Пшеницу во имя ее морозоустойчивости, синтезируют с крылышками стрекозы…Народ «синтезируется» по всему миру: мулаты и креолы в Америке, русско– таджики в Москве и кавказцы… Звезды «рубинового цвета» на башнях кремля – и те синтезированы с орлами дореволюционной России. Гимн России звучит на старую музыку, но с новыми, синтезированными тем же С. Михалковым словами… Даже литература с 90– х и та, по меткому выражению одного даровитого критик и литературоведа, стала «соевой».
Синтез – подразумевается и в культурологи, синтез и «соевость» навязываются по т. в. («не хочешь, не смотри», но для выбора круг невелик) – и когда М. Швыдкой решает озаглавить свои программы– интермедии с явным вызовом и с явной провокацией, жонглируя над 282– ой, он показывает всем, что и кодекс тоже синтезирован: для издателя Знатнова А. или Б Миронова – он один, а для него, М. Швыдкого – совсем другой, «синтезированный» в его, Швыдкого, пользу, хоть статья – она, в сущности, та же…. Да что там, у нас а Руси и культура с наживой синтезируется очень легко. Простой пример: в конце октября 2011 года. Наконец– то отремонтирован Большой Театр. Разве нет повода порадоваться. Театру угрожала гибель вот почему: речку– Неглинку взяли в трубы, а не приняли в учет, что деревянные сваи под театром рассохнутся, осядут. Загуляют. Или нарочно так сделали, в трубы взяли? Неизвестно, словом, при том же министре культуры был представлен счет для реставрации Б.Т.: более …миллиарда долларов! Так еще нигде, ни в одной стране не восстанавливали и не реставрировали, словом искусство так синтезировать к доллару не получалось. Причем смета была показана лишь на 15 процентов! Это как если бы в селе, где– нибудь под Калачом, в Криуше, начали бы строить баньку так: нарисовали бы бревенчатый уголок и часть трубы будущей помывочной, а на основании этого с каждого двора взыскали бы по штуке баксов. Думаю, что в Криуше такой «синтез» не прошел бы без мордобоя. Но Москва – ее же не понять, насквозь синтетическую, в Москве можно… Тут все не так, против течения. Вот вызывают бывшего мэра Лужков прояснить кое– какие моменты по банку Москвы и связи этого банка бизнесом Батуриной Е. И вот он уже не просто обещает приехать, а угрожает приехать. Приехать и прояснить, этакую связь банка с многомиллиардными убытками, которые придется– таки списать на бюджет, то есть на нас с вами – и проданными Батуриной землями… По аграрному вопросу у России всегда особенно болит спина, во все век болела. Даже Столыпину не снился такой ответ, вроде того, как ответил господин «экс– мэр»: «Да, деньги за землю тогда перешли на счет главы «Интеко». Но ведь и земля принадлежала ей. Это ординарная сделка!» (Комс. Правда от 25 октября, №159). И пригрозил мэр: «Я приеду на допрос… на следующей неделе». Не сомневаюсь. Что некоторые из «синтезаторов» взгрустнули (на всякий случай)… Может быть и тот министр, который яркими лозунгами писанными в футур– эпатажном стиле, вроде «сбросим классиков с корабля…», полагая привлечь этой соевой дешевизной броского лозунга не большее число зрителей, но восхищенные взгляды соратников– синтезаторов, взгрустнет и он? Ведь Москва еще не завоевана, и те русские люди, фашизм которых так страшен экс– министру от культуры, они ведь еще не изгнаны из своей столицы. Не слишком ли поспешали тогда с лозунгами:: «Нам не нужна русская литература», или «Патриотизм – последнее прибежище негодяев» (надо понимать – только русских негодяев, ведь программу транслируют в России)…Или – даже так: Русский фашизм – страшнее немецкого!»… Синтез везде и во всем, даже власть синтезирована и одна в двух лицах, как двуликий Янус: законодательная слилась с исполнительной. Но синтез – он оккупировал не только Россию… И мы, конечно, не ошибемся, если назовем и бомбежку Ливии (с более чем 250 тысячами погибших и пострадавших) – тоже некой раскруткой не решаемых проблем, результатом неких закулисных синтезированных решений – «гуманизма, демократии и либерализма». Огромные долги Каддафи и Ливии проще не отдавать, а сделать так, что никто никому не должен.
Это уже не «синтез идей», это «синтез» на деле… Ведь кто– то же готовит все эти случайности, которые преследуют нас последние лет двадцать? Или – случайны были все эти успешные для известного круга лиц – попытки «реституции» и «решения вопроса» по возврату послевоенных ценностей Германии – из музеев и запасников России. Сколько написано и исследовано по следам этих «возвратов» С. В. Ямщиковым, а воз и ныне там.
У этой «реституции» художественных ценностей в Германию, состоявшейся не смотря ни на что, начавшейся с 90– х годов была и предтеча, «оракул» – Н. Хрущев. В 58 м, он, штабник, не воевавший на фронтах, не проливший своей крови, отдал по некоему «синтетическому решению» – 359 картин трофейных, величайших мастеров, а также более 20 тыс. изделий и предметов искусства из музея Пушкина и Эрмитажа, 641 тыс. 241 – папирус, предметы античного искусства, книги библиотек Готтской, Гумбольдта; вывезенное из Германии советскими воинами, потерявшими на фронтах «той» войны близких, друзей и родных, отдал, не моргнув глазом, Евангелие от 15 века Гуттенберга, даже и не распакованное, непрочитанное специалистами. И есть большие основания полагать, что в этой «упаковке» была не одна только эта величайшая книга. Вывезены были и картины Дрезденской галереи – картины, «купленные» дорогой ценой – солдат, живых и погибших. Отдано все это было Хрущевым «для укрепления позиций Восточной Германии». Узнав об этом, я ужаснулся: вот что бывает, когда к власти приходит троглодит, питекантроп. Да за одно это Эрнст Неизвестный должен бы сделать не черно– белым тот знаменитый губастый бюст над холмом, а обозначить его кромешно черным, как негра, дабы обозначить принадлежность сего «деятеля» к племени хамову. Преградили путь этому ограблению смелые публикации русских профессоров в конце 50– х. Но – надолго ли? Следом пришел «министр от культуры» Сидоров Е.А., так умно и ловко писавший о «синтезе»… За ним – министр « культуры» М. Швыдкой и вновь снарядили, подготовили и – пошли, пошли поезда на запад, поезда с «культурными ценностями».
– А вы знаете, что вернули Хрущеву в обмен на возвращенное Германии, «по реституции»? Шесть атласов…, – сказал мне пожилой профессор, преподаватель истории в Литинституте, – Шесть атласов, не представляющих никакой ценности. Немцы же, – те жесточайше – более чем на пять метров вглубь пропахали наши древние города, урочища, напрочь и невосполнимо уничтожили нашу память народную. От огромного достоинства находок древности, таких как уникальные берестяные грамоты (мальчика «Онифима», начало 11 века, с нацарапанной им палочкой «писалом», и прочие – «бересты», монеты, залежи доспехов и посуды, кроме страшно разоренного и разваленного Новгорода, – и остались – то всего лишь какие-то крохи от былых пластов древности (все сожжено, уничтожено) – в Старой Руссе, Смоленске, Торжке, Пскове, Твери, Рязани, Витебске, Мстиславле…– везде, где начинали копать до той страшной войны с фашистом, радовались – и все это внезапно кончалось – немецким снарядом, смешавшим все, все культурные слои…
…Уже в 2007 году объявлено, что раскопки «вынуждены» проводить в центре Москвы, на Пушкинской площади, искать центр, некий Белый Город. Цель же была, как оказалось, совсем иная. Долгострой синтезаторами гостиницы, неслыханной по материальным затратам. И вот уже не один год москвичей «радует» некий занавес, с претензией «под театральный», но сплошь изъеденный мертвящей душу рекламой. Может быть, и изыскания Б.Г. были затеяны рекламщиками-синтезаторами лишь для проповеди в народе «лексусов», «процентов в банках» и прочей ерунды? Нет, вряд ли… Они видят и понимают гораздо дальше. И все же вряд ли, что все дело в том, что они страдают от мысли, что богатейшее наследие погублено войнами, и не только над землей, как фрески А. Рублева в Соборе, в Нижнем Новгороде, но и – того больше – над землей, в музеях. Вы скажете, – что – вот снесены даже и те курганы, где явно что– то было, вокруг Москвы. Уничтожено все, не оттого и стали возможны у нас некие «клоны» западного архетипа, попытавшиеся вторгнуться в историю, даже в ее святая святых (копали под монастырями) – эти грустные математики, николаевы, фоменки, носовские. И кто бы знал о них, о навязанной им «хохме» над русской историей и над временем, если бы не профинансированная «синтезаторами» громадная компания «антиисторизма», если бы не публикации их «трудов» в центральной печати, в масштабах совершенно неестественных… Но ведь это было. И это есть.
Правда эффект синтезаторства имеет и «обратный момент», это момент «сопромата». Люди учившие историю и литературу – еще больше влюбились в оболганную и обворованную синтезаторами родину. Я познакомился в Германии, в институте Гете со славистами, которые и стали возможны лишь на оболганных руинах России. Они еще больше влюбились в Русь.
Славист Михаил Шульман, при первом же знакомстве, долго и справедливо рассказывает мне все «преимущества» их германской жизни перед нашей, русской. Правда, синтезаторы у них там – в принципе невозможны. Все , как в старом анекдоте где спорили две армии – немецкая и советская: «Мы вам наших прапорщиков забросим, и у вас тоже тушенки не будет…»
И вот, мы с Шульманом у Рейхстага, у Бранденбургских ворот… Недалеко от нас темная петля Шпрее, с плавающей в ней кверху пузом, дохлым судаком. Река мутная и тихая, с редкими экскурсионными катерками, забранная в мрамор и гранит, огибает петлей пять музеев, этой поистине великой страны, ухоженной, сытой, культурной… Даже Ф. Ницше, этот мучитель и мученик, этот обыватель, поклонившийся сатане, и ставший от этого пугающе проницательным, и тот писал в своих книгах, что если россия объединится с Германией, то никакой войне уже не бывать. Никогда и нигде, ни в какой точке «земшара»… Я напомнил Шульману об этих словах Ницше, он засмеялся: «Ну зачем нам, – Михаил, улыбается, – вандалам, троглодитам, сокровища мировых цивилизаций…? Конечно, их нужно отдать…». – «Постой, значит Пиатровский и Швыдкой правильно делают, и вы лишь поблагодарите их и не возьмете, не так ли?» – « Здесь они будут сохраннее, в полной сохранности. Здесь их увидит мир и Европа… А что у вас? Уйдут от власти эти – придут другие. Не Германии – так Америке, все равно «отдадут». Нет, Василий, поверь, уж лучше – у нас, на родине Шиллера и Гете сохранятся трофеи…», – он кладет бледную длинную кисть на мое предплечье, и я начинаю верить его словам. «Но почему, почему у нас возможна власть «синтезаторов», а у вас – нет?». Он смотрит на меня, как на льва-подранка. Мне хочется крикнуть оглушительно над музеем Античности и над Шпрее: «О, поверь, мы забросим и вам прапорщиков-синтезаторов!», мне самому смешно от моего секундного отчаяния.
– Я слышал, что за подобную услугу, тому, кто удачно провернул сделку по «реституции» негласно «откатывают» до шестидесяти процентов от рыночной стоимости раритетов? – негромко говорит, и точно пугается своих слов, Миша. Чудак, это только в Германии об откатах говорят шепотом. В России все проще, у нас и господин президент все знает об этой кухне. Знает и предлагает «бить в морду откатчикам». Не думаю, что предложенный им, президентом, способ будет весьма эффективен…
Проезжая по Берлину, мимо грандиозного Университета Гумбольдта, университета языков, я вспоминал стремительную карьеру нашего «ректора» Литинститута, и в тот же год – уже Министра (к которому на кафедру критики выдержал я творческий конкурс, и порадовался втайне, что убежав от «синтезаторов», попал в группу нестяжателей. Эта битва иосифлянцев никогда, по существу, и не кончалась и не кончится. И долго бродя по Берлину Набокова, пастернака и Есенина, – долго еще и впоследствии вспоминая я добрейшего Евгения Сидорова, мое собеседование с ним после творческого конкурса в Литинституте, вспомнил какие правильные слова говорил он о «синтезе», о «путях слияний культур...». Он был в ту пору ректором и вел свою группу «семинаристов» по критике, но целил уже четко на Минкульт, на должность Министра, которым и стал тотчас после 91 года…Теперь его ученик, выученик на кафедре критики, русский с армянскими корнями, оставленный Сидоровым для преподавания в Литинституте, – этот горит от восторга провести в жизнь задуманную им «операцию»: все сторонне и навсегда отказаться от кириллицы в пользу латиницы. Вероятно, ему пообещали, что за лобби этого вопроса, он тотчас будет принят едва ли не в гроссмейстеры-«синтезаторы» с соответсвующим чину куском отрезанным от общего пирога. Пусть эта идея кажется на первый взгляд еще нелепее, чем проталкиваемая синтезаторами идея об экуменизме и чтении церковных служб на светском языке, – что с того, капля камень долбит…
– Но почему. Почему вам не перейти на понятный язык церковных служб, этому есть объяснение, кроме упертого консерватизма «попов»? И он так правильно начинает говорить, так красиво убеждать меня, так силиконово синтезировать всякие доводы, что мне оставалось только развести руками.
– Приди, Миша, и прочитай «Пророка» Пушкина на нашем русском, «светском» языке, и ты поймешь, что не только латиница в литературе, а и «общеяз» в церкви невозможен.
Он посмотрел на меня с такой грустью, что я понял, что никогда не дозрею до того, чтобы понять глубины тайн и сердца синтезаторов, и от этого он, Шульман, очень жалеет меня. На том и расстались.
«Перемещенные Ценности»
Хорошо известен «околокультурным» кругам и в Германии и в России – некто немец из Зондор-команды Третьего Рейха, «доктор» Бенцинг… Доктор, разумеется не означает «врач». Он прославился тем, что лично отбирал для Гитлера в поверженных войной городах и селениях – те раритеты, которые были особенно дороги или вообще не имеют цены…
Это было просто его работой. Больше он не занимался ничем. Команда, подобранная им состояла из не менее опытных «докторов» и профессоров. Брали по их указанию только то, что и впрямь было бесценным сокровищем, грузили, складывали, свертывали – и увозили. Перед ним, Бенцингом, в силу его редкой для общности немецких рейхсмаршалов образованности, Геринг поставил важнейшую задачу: собрать по всей России и вывезти из нее все самое дорогое, особенно – старые книги. В России было собрано немцами в период Второй Мировой, вывезено, а частью и уничтожено (и это тоже оговаривалось Герингом в спецприказе-задании, – более ста миллионов томов редчайших книг. А вот воссоздана, а впоследствии и спрятана, к беде нашей русской, – лишь одна миллионная часть, и то, далеко уже после Победы. От того, что осталось не вывезено немцем, спрятано было простыми библиотекарями, с огромным риском для жизни (при поимке – немцы расстреливали хранителей)… Часто – вместе с книгами на старославянском или древнерусском языках, – прятали, так наивно и трепетно, сохраняли зная что рискуют жизнью – бюсты Ленина, Сталина, немца Маркса, знамена со звездами, горны уцелевшие от пионеротрядов, вымпелы победителей соцсоревнований…
Известны факты замученных библиотекарей, этих слабых женщин и их детей, расстрелянных фашистами, в отместку за укрытые книги, музейные ценности и проч., – факты замученных стариков– родителей, ради устрашения сокрытий тайников или просто по навету предателей «старост», доносчиков…
Известно также, что по обмену культурными ценностями – немцы ничего не вернули Хрущеву, затеявшему и курировавшему лично этот «обмен», кроме ничего не значащих теперь шести карт– свертков с обозначенными на них стрелками боевых действий. Советский же Союз, и это никем не оспаривается, вернул многие полотна Дрезденской галерее в 1955 году. Они были бы несомненно уничтожены (мы знаем, что сделали с Дрезденом американцы в конце войны, – сожженный дотла Дрезден вовсе не требовал глобального уничтожения, сопротивления американцам не оказывалось никакого, но они вошли мечом и огнем, причем страшным огнем, страшным бомбометанием. Это их стиль, они берегут своего солдата – неважно какого цвета кожи… И далее – шло уже по нарастающей, Хозяин не мог остановить это «перемещение культурных ценностей», Хозяин с 1953, по неподтвержденным данным был отравлен ближайшими соратниками, приближенными… В 1959 году в ГДР прибыли триста железнодорожных вагонов с полутора миллионами (экз.) «культурных ценностей», вывезенных трофейной комиссией после войны. Многое пострадало при транспортировке, многое погибло. Хрущев, как и Горбачев впоследствии торопился, стремился «понравиться западу).
Необходимо отметить сам «стиль» подобострастия «кукурузника», торопившегося (теперь утверждают, что вовсе не бескорыстно, понравиться Германии и ее сателлитам. Американцы же, которым сокровища Третьего рейха, свезенные со всего мира – буквально упали на голову, использовали трофеи совсем иначе. В Вашингтоне сразу приняли и оценили тот «улов», который пришелся им (как всегда) кстати. И вот уже под грифом «совсекретно и после прочтения сжечь» – генерал Эйзенхауэр получает от Маршалла приказ – срочно доставить трофеи в будущую американскую зону оккупации. Профессор Унферцагт отмечал при жизни, что в 1943 году вышел приказ Гитлера – сохранить во всех музеях германии фотоснимки на микрофильмах. Так и было сделано. Только у одного из профессоров – именно Унферцагта хранилось более пятидесяти томов этих фотографий. Год 1994– й – профессор Клаус Гольдман называет своим звездным часом – именно в этом году Ельцин разрешил вывоз в Германию трофеев из запасников Музея изобразительных искусств им. Пушкина. Заметим, Гитлер – фотографировал и собирал, Хрущев. Горбачев, Ельцин – отдавали, даже не взглянув, «по неучтенке». Вот что пишет журналист Елена Светлова из Германии В «МК» от 2 декабря 2011 г в статье «Проклятие янтарной комнаты»: «Проблема розыска пропавших ценностей осложняется еще и тем, что люди, которые возглавляли транспорт (в период возврата «по реституции» в эпоху Ельцина В. К.), – (эти люди) вообще не знали, что конкретно находится в ящиках. Эти списки доставлялись специальными курьерами. Поэтому свидетели и участники транспортировки трофейных сокровищ могли только подозревать о содержании контейнеров. Их воспоминания с большой натяжкой можно назвать свидетельствами. Но каждая новая информация об исчезнувшем шедевре вызывает очередной приступ янтарной лихорадки» (здесь и далее подразумеваются поиски янтарной комнаты).
Варвары, грабившие и терзавшие Рим – терзали и грабили чуждую, непонятную им страну. Здесь – «высшие» руководители – свою. Раритеты, русской кровью политые – ушли просто в подарок. А вместе с ними – машинами вывозили архивы, особенно – в части масонства, наличию которых, как известно, И.В. Сталин придавал особый вес и ценность.
Интересно, сколько отправил за «бугор» политых русской, советской кровью раритетов, чтобы стать «почетным немцем», тот же Ельцин – по некоторым данным он «перещеголял» и Хрущева, и Горбачева, вместе взятых. Кроме нескольких военных автомашин из спецхранов Москвы и других городов, о которых писал С.В. Ямщиков, он постарался удивить своих визави «пьяной калинкой» под «ударник» с отнятыми у музыкантов палочками от барабана, – он вдруг предложил своему другу Колю… селить немцев вокруг Бабьего Яра. Коль, пораженный невменяемостью своего «русского друга», по замеченному между ними охлаждению – именно с этой минуты стал терять к танцору-Ельцину интерес…
Грузовики и составы уходили не только в Германию, но и в другие страны. Кровь русских, советских людей, пролитая за эти документы и сокровища, пожалуй, казалась всем этим управленцам тем «богатством неправедным», которого не жаль, приобретая новых личных друзей.
В Гете-институте, в библиотеке, при просмотре хроники, я с удивлением для себя увидел такой образный ряд: Гитлер, брызгая слюной перед огромными толпами, затем – Хрущев с животом, который «на нос лез», затем – недоуменный Горбачев с Австралией на голом черепе и в очках, и, вдруг, пританцовывающий «калинку» пьяный Ельцин. Когда свет в библиотеке зажгли, все: немцы, японцы, американцы, канадцы – все оглянулись на меня. Кто – смеялся, кто, наверно, сочувствовал, кто издевательски выкрикивал мне незнакомые слова на незнакомом языке. Такого позора я никогда прежде не испытывал… Я встал с места, и пытаясь держать марку, пошел к дверям.
– Куда? Вы что-то хотите? Кофе, теа? – спросил меня немец– преподаватель (он, верно, и затеял эту экскурсию в прошлое).
– Шнапс! – ответил я, взяв себя в руки.
Потом ехал в гостиницу на «С-бане» и глядя на низкую плоскую реку, успокаивал себя. До сих пор не могу понять, почему они не смеялись, когда выступал бесноватый Гитлер.
– Дорогой мой, – сказал мне на следующий день преподаватель немецкого, обучавшийся в девяностых годах в университете Воронежа, у носителей языка. – Я показывал этот фильм не для того, чтобы ты обижался, нет. Но нас, немцев, перед войной тоже очень сильно унижали. Поверьте, есть люди, которые хотят, чтобы вы или мы всегда воевали. Они стравливают, как это по-русски: «лоб об лоб», чтобы иметь много денег. У вас наступают очень опасные времена… Будьте, пожалуйста, осторожны!
***
Альфред Шаевич на вопрос редактора «Голос Свободы», почему так обостряются отношения между коренными жителями Западной Европы в лице простого обывателя, (немца, француза) и евреями, проживающими в Европе, отвечает просто, не мудрствуя лукаво: «Не знаю почему, зажрались, наверное». Америка констатирует то же, «зажрались». Чем и как только не пытались объяснить эту «нелюбовь к избранному народу», с погромами кладбищ, выкриками… а… с чем еще? Вспоминают фашистскую сегрегацию, расстрелы в самом начале войны евреев, причем – более всего – в Польше, Литве, Латвии, Эстонии. Германия принесла свои извинения, компенсации в денежном выражении. Пожалуй, ни в одну из стран сегодня так охотно не перемещается еврейское население, как в Германию. И это «самоперемещение» – вовсе не следствие защиты от будто бы всевластия арабов, турок, вьетнамцев, китайцев и прочих народов, решивших тоже «самопереместиться». Европу и впрямь – прочно и надолго заполнила Азия. Весь Восток подрабатывает в Германии, Франции, Англии, – и все это мусульмане, а мусульмане хронически против «избранного народа». Такое простое и ветхое объяснение погромов и презрения к ростовщикам, и влиятельным банкирам было бы слишком упрощенным…
Помнится, категорическим противником такому объяснению, а также «педалированием» темы «нажима иноверцев на общественное мнение о евреях» – был заботливый и благодарный за все новые и новые премии, вечный и новый Букеровский и всяческий лауреат Василий Аксенов (Гинзбург). Стоит вспомнить, с какой удивительной ненавистью к «обидчикам» избранных он любил говорить свои речи… Любопытен в этом смысле еще и тот ракурс времени, который он предпочел выбрать для своего предполагаемого «бестселлера» «Вольтерьянцы и вольтерьянки», – да и вообще темы Вольтера – его, так сказать, наследия, «просветительского», гуманного, с эпатажем, бравированием, едва ли не до последних минут жизни – отрицанием Бога…
Вольтер, этот остроумец, мозговой тонометр, сотрапезник королю по остроумию, и, в прямом смысле – пример образцового, ничего не боящегося шута… Он стал «ключом просвещения» к дверям и мозгам многих и многих, если не всех лож, а заочно – и особенно в России.
И вот он, Вольтер, конечно достоин внимания и пристального изучения, тем более если написана не существовавшая никогда встреча русской царицы с ним, этим сатиром альковных лесов и чащоб…
Известно раскаяние Вольтера, испуг его и признание Бога перед смертью. Но едва отлегло – вновь шуточки и эпатаж. Растрепаны, разбрызганы по миру его мозги – источник величайшего его остроумия, и тот орех– «череп» в котором они созревали… Много написано о странностях членов его, перезахоронениях, путанице с мозгом – его или нет, но вот Аксенов, которому так хотелось, чтобы вольтерьянство привилось именно тогда на Руси, и возможно крепче – этот Аксенов видел едва ли не иной путь развития России, от этакой малости, во след за перепиской – приезд Вольтера и сумасшествие света при дворе…
Смешно, впрочем, как знать, зубчик чеснока, попавший в самое изысканное блюдо, а то и селедочный палец кашевара – иногда меняли вкусы целым государствам. Кто знает, что было бы с Англией, не забей мочеточник Кромвеля почечный песок, или что было бы с Россией, если бы Бланк– Ульянов– Ленин сгорел по пьянке где-нибудь далеко под Красноярском, в каком-нибудь Шушенском…
Вольтерьянством, воплощением его, мне кажется, стал Ленин. И все последствия этого вольтерьянства вполне очевидны, начиная от первого же указа о расстрелах за «великоросский шовинизм», и в дальнейшем, с отрицанием Бога, семьи, нравственности – всего, кроме «учебы» и труда…
Мне кажется, если бы Аксенов остался жив, он должен был написать вторую книгу – встрече Ленина… с Марией-Антуанеттой и их разговорах начистоту. Этой книгой Аксёнов во-первых предвосхитил бы те морганистические миры с галлюциногенными мухоморами, которые так естествен плодит Пелевин В., ну а во-вторых, – предсказал бы будущее западного мира, который последнее время все более смахивает на поврежденного изрядно египетского сфинкса…
Сфинкса – времен большого исхода…
***
Как широко развернуто в философиях мира: «Буддизм», «Иудаизм», «Индуизм» – сколько описаний, толкований, даже гений Артура Шопенгауэра – и тот без этих подпорок, этих религий, и тот вряд ли устоит (хот прямых ссылок и во всей его философии не найдешь, но вся она на ни стоит, как древний мир на слонах)…А вот, «квакер», «протестант», – поди-ка, поищи, чем живет, как верует?
Протест. Протест даже в названии. И кому протест, Богу? Оправдывают такое разнообразие религий – взглядами на один и тот же «Объект» с разных сторон. Этот объект знания и познания, будто бы изучаем. Я слышал и такую версию последнего взыскания Христа Отцу: «Илли, Илли лама савахвани», где «Илли и лама», сливая, получают… «Аллах»... Странная вера, это даже не экуменизм. Именно этой единой вере и единому языку противостоял Бог всей властью своей, разрушив Вавилонскую башню и смешав языки! Или – в себе самом опять опору искать предлагает сам жалкий, грешный человек – но – он ли этот мир и создал? И вот тогда появляются, и – «адвентисты», и «трясуны- пятидесятники», и «баптисты», и «Евангелисты седьмого дня»… А то – «Иезуиты», – это те, которых так скоро, вмиг разгадал и молодой великий Царь Петр Первый, и которым – и единственно им, их «религии» и закрыл въезд из на Русь из обожаемой им самим Европы… Переписанное ветхое писание в 1054 м году, неким Бен Абеном, с исключенными из него текстами о предсказании Мошиаха (того Мошиаха, который, придя, даст много золота и пространств, а не того, который скажет «из меня текут реки воды живой и полуголодны, бездомный обратится ко всем : возлюбленные…), – были «вымараны из Пятикнижия…И это обеспечило то обилие вер и трактовок, которые и сегодня мучают и кружат человека…
«Иеговисты». Тоже странно и понимание предназначений этих «религий» – все вроде по Писанию, ан нет. Христа Богом не признают, креста – тоже. Даже из божьего – мирское творит человек, в утешение своему самолюбию. Или «нирваны» ищет, непричастности ни к чему уже здесь, на земле… Все вменяет в прах, в иллюзию. Не верь никому, не помогай никому, не беспокойся. Ты еще на земле, но по сути ты уже умер… Каково? Или – строжайшая иерархии, в католицизме…А при том папесса-Иоанна, облатки, сидя, слушай орган и «причащайся» без исповеди, не попостившись. Бог все совершил, вырастил и подготовил – гуляй, рви плоды. Или – янсенизм: из крайности в крайность. Ты грешник, и у тебя нет сомнений в этом? И то благо – купи индульгенцию, и ступай себе, ты прощен. Ну, брат, в чистилище тебя малость почистят, а так, не обессудь, в рай…
Есть же это понятие «соляного столба»: делай что хочешь, хоть убивай, только верь – и все простится тебе, и будешь вечно в раю (у протестантов…).
И только «Православие» – (правильно славить) – сияет тем самым своим светом и тем самым смыслом, духовным золотом – от апостольских времен…
Православие – значит Любовь. И не просто Любовь. А любовь – и до самопожертвования. Более того, самопожертвование для ближнего – это и есть едва ли не одно-единственное условие Спасения и жизни для мира Горнего, потому что в миры Христа можно и нужно восходить лишь одной дорогой, Его дорогой. «Я Дверь…», «Я есть Истина и Жизнь», «Верующий в Меня, если и умрет, оживет»…
Удивительна, и – прекрасна, неизъяснимо– прекрасна, хоть и кажется нам отсюда, с бренной этой земли – недостижимой…
***
Россию из того положения, в которое ее загнали после событий 91– 93 гг., может вынести только объединение, консолидация всех наций и национальностей перед внешним врагом, нисколько не таящимся уже врагом. Иран, Ирак, Ливия, Сирия… Для того, чтобы что-то возгорело – всегда найдется возжигающий. И, «если враг не сдается, его уничтожают». А, если врага нет, его изобретают. И даже если нет причины для вражды, – причина будет придумана. Частокол ПРО нацелен на Россию, и никаких письменных условий о «неприменении ПРО», никаких письменных гарантий, как оказалось, Америка давать не намерена. Все это прояснил лишь сентябрь-октябрь 2011 года – «нет гарантий, и не будет». А до этого сентября нам два года морочили голову, загрузками с перезагрузками, рассмотрением вероятности применения предложенной Путиным Габалинской станции слежения, условиями «коридора» перелета стран НАТО через Казахстан, и прочее и прочее. Так что же, не ужели не исключают прямого нападения, но выходит, что так… Тот, кто видел дикарский танец госпожи Клинтон при полученном ею известии об убийстве и растерзании мертвого тела Каддафи – не забудет этой бури радости никогда. Так не пляшут обманутые мужьями, «рогатые» леди, тут необходимо особое душевное устройство…
Впрочем, все знают, что «внешних» врагов для России готовят уже давно: – это суть братья по крови русским: Украина, Грузия, ссорят с Беларусью… «Элиты» этих стран стали общенациональны: деньги их лежат в одних и тех же банках Америки, Швейцарии. Спасение ваше, там где сердце ваше. «Вы еще разберитесь, чьи это элиты – все еще ваши, или уже наши», – не преминул поддеть Бжезинский президента Медведева на встрече в Ярославле. И, словно в подтверждение того, что страна брошена на произвол – страшное падение «ЯК– 40» и более сорока смертей лучших из ребят, спортсменов, генофонда нации, – все насмерть. «Взлетали при не отпущенной педали торможения…».
Ось православия ломают давно и с большим усилием. Из глубин веков, рассеянные пришли мы, чтобы собраться. И вот растерзана Сербия, Болгария, беспорядки в Сирии и Греции, Грузия – нам лютый враг. Крымский Херсонес, откуда к нам и пришло Слово, и вера и письменность, что полито русской кровью так обильно, что море там не синее, я видел сам, что оно не бывает там синим, оно кровавое, – и оно не наше…
Готовить резню православных между собой, православных с православными – дело тяжелое и неблагодарное, неизвестно, как повернет. Пути неисповедимы. И в этом, готовящемся, кипящем уже котле «самоуничтожения» – православие не сказало еще своего слова. Но есть что– то глубоко циничное, дерзкое, прямо сатанинское, несказанно – бесовское. Предательское, ветхозаветное – и настолько противоестественное, что душа вздрагивает, когда слышишь, как известные «правозащитники» – радеют и крича «за народ!», «за его права!» «за достойную жизнь» – имеют ввиду жизнь пупка и горла, и только.
Заступаясь за «этот» народ, за его достойную жизнь, они тем самым вбивают уже граненые гвозди, заранее принесенные и отточенные. Уже и в руку, и в запястье, и в стопу его, этого народа, – того, которого они «жалеют» и даже развлекают всячески, чтобы «развлекаясь» по «Манежам», и домам терпимости, не чувствовал он смертельной боли; предлагают по Сахаровским центрам – похохмить, предлагают в манеже разрубить в толпе икону за мятые рубли – любую из икон Божьей Матери, недорого… В самом деле, мы же «многоконфессиональная страна». Или собираются толпами по 31-м числам, протестуя против нарушения статьи в части свободы митингов и собраний, а заодно – попротестовать и «против широкого строения храмов по Москве в пользу «детских площадок», ведь физкультура – важнее» – об этом не раз писал и настаивал на этой интересной мысли никто иной, как Павел Гусев со своей «Макакой».
Но и развлекая и развращая, и уговаривая «развлечениями» – они кощунствуют, дразня того, кто на кресте… А завеса в храме уже была разодрана, и тьма стояла…
Теперь они «озаботились», что все должно быть, и быть опять «по сценарию», что должен же быть и Иудин поцелуй… Последний… Каким-то он будет? Не в последний ли раз целуют тебя эти «правдолюбцы», русский православный люд?!
***
Андрей Караулов – ныне уже забыт почти… А как он радел за Россию – читай – президента! Все его «Моменты истины» – о том, как трудно «государю», и какие страшные по той темной и бездонной пропасти дела творятся в государстве Российском, и только он и понимает, это, Андрей Караулов, и доносит до нас, обывателей, – то трагическое и очевидное мировидение, с этой властецентричности в России, – что и как разгребает, вынужден разгребать наш Владимир Владимирович, со всеми выстроенными «вертикалями» власти и «горизонталями» в политике культуры и профобразованием. («Вертикали» – те воруют безбожно, «горизонтали» же опустились ниже канализации и гонят такую суспензию, что близко не подойдешь, – ни к киоску газетному, ни к телеящику….). «Майн Кампф» сумасшедшего австрияка имеет, кажется, более оснований быть услышанной, чем темы программ М. Швыдкова. Но ведь Гитлер был посажен, писал в застенках. А Швыдкой – министр культуры! строит каменные дворцы и себе и родителям престарелым, и, кажется, не собирается ни бродить ночными шествиями с факелами и пивом по Москве, ни рисковать на фронтах попаданием в окоп, ранением в промежность или пострадать т газовой атаки. Он чужд героики, ему и так предоставлена такая трибуна, что не снилась и Караулову. Итак, и невдомек ему, А. Караулову, какую медвежью услугу продолжает оказывать он президенту (под те баснословные гонорары, которые он принимает за свои документальные репортажи) – невдомек, какая бездна безобразий скопилась от ЕБН, – да вот за всё время, пока на посту нового президента, простоявшего у власти два срока, и с уходом его в премьерство, и вот приход, чаемый от него назад его из премьеров в президенты, что является делом уже едва ли не решенным…. А воз и ныне там. Даже съехал еще к тине– болотине, грозит падением совершенным, неподъемным, и это странно. Словом, двадцать лет у власти, а до этого, верно столько же власти скрытой – не рванули груженый сеном воз, ни к лебедю, ни к щуке… Разве вот рак преуспел неплохо. Можно, пора, переписывать старика Крылова, басню его на новый лад, пора…
Уже лет этак ... пятнадцать у А. Карулова должны были кончиться сюжеты, упасть гонорары – ан, нет, не хочет он «переквалифицироваться в управдомы» или в ведущего «радио-няни», с чего бы это? Уже лет двадцать не должно бы твориться той чернухи, поглядев которую по Т. В. Под одноименным именем «Момент Истины», выходишь совершенно нравственно больным, разбитым, потерявшим веру в людей и правительство, ожесточенным, разочаровавшимся в нашей общей способности к сопротивлению, пораженцем. Но как же так, и эта ли слабость наша общая, вызываемая его программой – и есть та главная цель, которую «пробивает», преследует Караулов? («Караул» – ли кричать, после его программ?). Вовсе нет, и мысль проста, и гонорары хорошие, обоснованные: голосуйте за В.В., а то будет еще хуже! И в это веришь, веришь в то, что он показывает и рассказывает. И все это вживую, – метод испробованный уже в Ельцинскую пору программой 600 секунд. К тому же – ведь и не засудили же Караулова А. ни разу за подлог или клевету… Так что же, значит – все это, то что показано и рассказано – правда?! И так и есть?! Но ведь хуже, страшнее, гаже – уже не - ку - да! Так куда же смотрел два срока государь, а за ним и «инфант» – все последние четыре года?
Но вот и снова он, «государь» наш одевает шапку Мономаха, берет бармы и сушит кормило подлинней. Не испугать его галерами. И это похвально. Ничего-то мы, глупые избиратели, не понимаем. На то и имя нам не «народ», не божьи люди, и даже не подданные, а – «электорат». Электорат и есть. Прозвище, похожее на общее название «бешеных электронов», сумасбродов, дурную и непокорно летающих, еще непонятнее, чем броуновское движение молекул: кто куда – кто в пьянку, в пляску и движение, кто в поиск пропитания и хлеба, а кто – в Высокий суд Лондона, за причитающимися за «крышу» пятью миллиардами долларов за проданное по дешевке русское сырье…
…Как тут не вспомнить, что за первую же пятилетку после Второй Мировой, после сплошной разрухи, когда страна с выбитым наполовину населением, взялась за работу – за одну только пятилетку, была уже восстановлена и не только Россия, а и вся империя. И обруганный сегодня Сталин, чтобы защитить оставшийся от страшной бойни русский, советский народ, имел уже всеми правдами и неправдами – атомное оружие. (Не без оснований полагая, что без этого оружия – третьей Мировой не миновать, то впоследствии, как многие знают по документам, вполне и оправдалось).
Нет, и А. Караулову по его «агиткам» беспросветных «моментов истин» – знать не чудилось ни сном ни духом того мертвого холода, того инфернального дымящегося льда, который приготовленной уже был мистером Труменом, и должен был занять всю площадь России, и этот план, обнародованный только недавно, это бесодейство – было пожалуй пострашнее «Блиц-крига» Гитлера (малую толику того, что готовили России – испытала Япония – от двух ударов «Толстяка» и «Малыша». Это только теперь известно подлинно, кому грозили США, бросая бомбу на самураев. И вот эту– то Россию, разбитую, сожженную, на две третьих с жильцами– калеками– фронтовиками, детишками да изможденными бабами– вдовами, именно эту Россию за пять (не за двадцать пять!) лет, поднял народ. Да еще и при этом – не продав ни унции золота за океан, ни барреля нефти, – вот в чем высшая загадка, и тот секрет, непонятный до сих пор, который заставляет бесноваться и брызгать слюной Сванидзе, иже с ним… Это тот феномен, которого не объяснить и не оболгать, никаким Волкогоновым, ни Авсеенко, ни Карауловым, ни…Бжезинским. Тут секрет русского духа, не пьяненьких бездельников и «плохого народа» по П. Авену и А. Чубайсу- приватизатору, упакованному в такой броневик. Что не снился и Генералиссимусу Сталину. Впрочем, что тут доказывать, все ясно и априори и апостериори… Жаль только, что строки эти никто, никогда, нигде не напечатает и не увидит, хоть, кроме напоминания, простого взгляда, в них, пожалуй. ничего и нет.
***
Выписка из Новой истории от Брайан Марк Ригг: «Еврейские солдаты Гитлера» Каролине Реблинг. «Американский историк Брайан Марк Ригг, проведя свои наделавшие много шума изыскания, пришел к выводу, что в вермахте служило не менее 150 тысяч солдат, у которых были еврейские предки. На протяжении десяти лет Ригг вел кропотливую работу в странах Центральной Европы: перерывал архивы, беседовал с людьми, жившими во времена «третьего рейха», собирал документы и фотографии, разыскал тысячи страниц ценных письменных источников. В результате появилась книга, которая вышла в немецком переводе: «Еврейские солдаты Гитлера» – это потрясающее исследование, открывающее практически неизвестную страницу новой истории и показывающую историческую подоплеку расового безумия в «третьем рейхе». «До сегодняшнего дня, – как пишет Ригг, еврейские солдаты Гитлера» несут на себе груз прошлых страданий: Многие до сих пор не знают, кто они такие. Были ли они в первую очередь немцами или евреями? Являются ли они всего лишь жертвами, или были сообщниками преступлений?».
Итак, такого покаяния перед пострадавшим народом Польши, который случился 27.01.05 г., пожалуй, еще не было. Президент России В.В. Путин, коленопреклоненно в Кракове возложил в Польше синий огонек-лампаду к мемориалу и сказал задушевную речь… о жертвах Холокоста. Светлая и бесконечная память погибшим, но вот незадача, многие из советских людей, те, что выжили от «преобразований» и «перестроек под капитализм с его демократией» – многие ждали, когда же теперь, – и пан Квасневский и Ариэль Шарон, когда они приедут «по культурному обмену» в матушку-Россию и воздадут должное своим спасителям – русским, советским воинам, так беспощадно отомстившим фашизму за Капустин Яр, за печи Освенцима и за Майданек, когда они поклонятся у Вечного Огня тому солдату, «имя которого неизвестно, подвиг которого бессмертен», – тому поколению живых еще ветеранов, которые спасли мир от полного уничтожения в газовых камерах Холокоста. Ничуть не бывало! Не дождались.
Их тревожит только одно, – одно грызущее сомнение – то там, то здесь возникающее у значительных историков, сомнение, которое состоит в том, что погублено было в этих печах не шесть миллионов малого народа, а значительно меньше…– и вот была введена даже статья против этого сомнения. И – сегодня подлежит суду тот, кто усомнится в этом огромном числе – шесть миллионов погибших, не меньше. Наверное. Так, даже скорее всего, что так, но советских граждан погибло сколько? Двадцать, сорок, шестьдесят миллионов? И кто же повесил флаг над Берлином – Контария? А завершал войну – Г. Жуков? Без сомнения. Так где же «покаяние», хотя бы взаимное советскому, русскому Воину? В бронзе, в Трептов-парке, снесен в Эстонии? Снесен… Что происходит?
Или не миновала пора, как в 62– ю годовщину нашим ветеранам, орденоносному составу, последним из выживших, держа строй из последних сил – держать равнение на… подметки Буша– младшего на параде Победы в Москве, как это было 9 мая, 2005 г.
Покаяния-то добились от страны-Победителя. Только куда же вот деть исследования Брайана-Марка Ригга, как быть с ними? И как быть с историческими фактами, теми, что в самом начале войны, с 39 года, более всего расстреляно, уничтожено было «малого народа» именно в Польше, Латвии, Эстонии? Да к тому же, как оказалось, более 150 тысяч верных солдат Вермахта уничтожали своих? Невероятно. Невозможно поверить!
«Бумеранг»
…Запись о программе, просмотренной 20.01.05. Что– то заставило взять ручку в руки, и тогда, шесть лет назад, записать… О программе «НТВ», В. Соловьева, в 22– 45, спор Дементьева А. с Жириновским В., спор запальчивый, на публику, по поводу «отмены льгот». Жириновский с жаром. Обычным для него и эпатажем, нападал, проводя политику властей, а поэт А. Дементьев, представлявший собой «защиту народа», «собирал голоса», тех, кто против отмены льгот и индексации (которая все– таки прошла и была осуществлена). А. Дементьев, который всегда убеждал нас «Никогда, никогда ни о чем не жалейте….», – он набрал голосов более чем в пять раз против развинченного В. Жириновского.
Читаю запись, что же меня поразило в этом некогда разыгранном властями при участии Соловьева «противостоянии»? Ах, вот что: то, как они, поэт и политический разбойник – близки при всей их непохожести. «Поэт», и «трибун» – оба пеклись о народе, на котрого им было так очевидно, плевать, что поражала эта плохая, не по Станиславскому игра. Каждую минуту можно было повторять вполне обоснованно: «не верю» – знаменитого Станиславского.
Демократ спорил с либералом. Естественно, что – да, либерализм, да еще и «толерантный» (препоганейшее созвучие) –отчаянно устарел, тухловато– вонюч, и уже не позволяет делать с «этим народом» – все, что раньше проходило на ура. С радостным визгом, с громом пушек на кузнецком и отъемом денег по Геращенко и Павлову. Теперь не проходит. Теперь опасаются и потому закидывают удочку. Пробуют пробросить пробный камень, которым и служит вот эта программа сих «воинственных заботников» о благе народа.
В самом деле, в идее либерализма важна именно «идея», а больше ничего. И уж, конечно, не народ, как «носитель» этой идеи. Дементьев все же, в силу опыта, и частых выступлений со стихами, – выглядел более выигрышно. Но – поразительная страна – эта моя Россия: при обнаглевшем до нельзя чиновничестве, наши «первые лица» – «веруют», прикладываются к длани Пантелеймона– целителя и к Поясу богородицы, привезенному с Афона. При этом за сирых и вдовых заступиться некому. Словно бы это и не народ вовсе нанял чиновничество и «высших лиц», и не он их кормит, поит и питает, требуя одного, не обманывать и следить за порядком. Вот и теперь: надо пробить «отъем льгот», заменить их плоскими и дешевыми деньгами– компенсацией. Которые, через год– два, сожрет инфляция, и тогда уже не с кого станет требовать, и нечего. Особенно поражает вот именно этот спор «поэта» и «трибуна». Их не задевает то, что льготы отменены нищему народу, но оставлены богатому чиновничеству, – это даже не вызов обществу и морали, – это, на мой взгляд, психическое заболевание «публичных людей»: получая больше 60 тыс. (не считая «откатов», «вершинок», взяток всякого калибра и по всякому поводу, они, эти чиновники, отказывают другим не только в «льготном проезде», скажем из Казахстана или Чечни в Россию, но даже и просто – в лекарствах. Даже и в самом праве на существование – отказано, и это так ясно и больно сквозит в этом споре у барьера. Даже и весьма жалком, на вид…
И все это, если принять во внимание апломб «министров– капиталистов», делается с пафосом, даже и при испуге. Так сказать, «хорошая мина при плохой игре». Но, как они стараются эти двое, этот «арбитр» Соловьев В., видно и впрямь, ничего хорошего ожидать не приходится….».
(Перечитав, увидел, что эта запись впоследствии оправдалась вполне, так сказать, вернулась ко мне и к народу «бумерангом». Спасибо нашим «честнягам– поэтам» и «радетелям– политикам», которые себя не забывают, и нас вразумляют…В. К.)
«На часах»
Из записок об армии
Выпало стоять часовым, охранять склады, и не когда-нибудь, а под Новый Год, – такое везение. Чтобы не обледенело лицо в страшном морозе, тайком, пока нет разводящего, подвязывал подбородок вафельным столовым полотенцем (вшивники и шарфы беззастенчиво отнимались прапорщиком-«куском». Отнимались не взирая на страшные и какие– то очень сырые морозы установившиеся в украинских полях, в заснеженной равнине Вита– Почтовая).
Бродя и читая стихи, чтобы не уснуть и не замерзнуть насмерть, засматривался на удивительную сталактитовую красоту каштанов и замерзших пирамидальных тополей, похожих на огромные хрустальные веретена…
Подбородок так замерз, что «папа– мама» не сказать. Онемела кожа под полотенцем. В тумане мороза кусты казались огромными и причудливыми деревьями, ровные места – скатами и оврагами. Вспомнилось, как где– то у Толстого Льва, в «Холстомере», что ли, лошади «блудили по туману». Не блуждали, не блукали, а «блудили», а ведь это – Толстой, не кто-нибудь. Одних оттенков мяса от свекольного до морковно-фиолетового, оттенков с пятьдесят в его дневниках я насчитал в перечислениях… Или вот Блок: «В алом венчике из роз…». Дворянин, всю жизнь посвятивший театру, словесности, а венчик и «венец» – за одно и то же принимал…
Вот так, посмеиваясь, весь сам в себе, чтобы хоть чем– то занять мысль и чувство, прохаживался я под Новый Год на срочной, с «калашом» за спиной, – прохаживался, повязав лицо и подбородок полотенцем солдатским от мороза, гонял свои мысли туда и обратно, чтобы только не вспоминать старого и мудрого предвидения: «как встретишь, так и проведешь…», – вдруг вышел в распадок, увидел в снегу что– то вроде оврага, натертого до блеска санными полозьями, таскаемых тут по дивизиону «ДОУП» тракторами, а когда подошел ближе, то узнал и торную дорогу, разъезженную РЛС-ками, по которой сентябрем бегали в самоволку за яблоками, горилкой и грецкими, неспелыми, йодом воняющими чумазыми грецкими орехами… Тут– то вдруг и мелькнула тень мимо меня тень от склада с вооружением, стекла быстрой и мутной водичкой по стене против прожектора, – и, птицей, упорхнула. Встал, замер. То это, в самом деле, тень ли морозного дыма от трубы караулки под прожектором, а. может, человек – не человек, лиходей какой…Надо, идти, надо проверять, для того я с автоматом и поставлен, послан сюда. Этак обойдет с тылу, шабаркнет по башке, и поминай как звали…Сам себе молвил, мол, не трусь, солдатик, обойдется: «Голый – «ох», а за голым – Бог!» – как говорят в деревне. Гляжу напряженно, и вот, кажется уже и вполне различим он, – и впрямь, нарушитель. Остановил я, положил, приткнул в сугроб, «калаш», пристегнул штык-нож. Вызвать караул, а вдруг померещилось…
Крадусь, вижу, мать честная, голый! Солдатик что ли с карантина, то ли пьяный от мороза, то ли обкуренный анашой, увидел меня, упал в ноги, плачет навзрыд, порывается все что-то молвить невразумительное, что-то жалкое – все зевал, закатывал глаза, и вдруг онемел, замер. И вот, в нарушение всех уставов, принялся я его оттирать, тулуп свой скинул, примчался разводящий с «помначкаром», пьяный все смеялись чему-то, черти, а этот вырывается, вырывался, все тужась что-то сказать. Его не слушали, не дослушали, увели.
А через три дня прапорщик Гура, зав по парку «и складам, открыл кунг одной из РЛС дивизиона, и чуть не обмер от паралича или разрыва сердца: из-за открытых бронированных дверей на него вдруг кинулась баба, худая, седая, с выпученными глазами, она орала на все снежное поле. В два дня оттаяло. Она убегала полем, то проваливаясь, то выбираясь, за ней кинулись было, но она вдруг остановившись, так отчаянно погрозила кулаком, что только рукой махнули преследователи-сержанты. А когда подошли к РЛС – Гура блевал, не переставая: баба изгадила от страха и одиночества все углы и даже стены, все лучевые трубки слежения побила.
Девка, похоже, сошла с ума в одиночестве. И вот тут-то поняли, о чем все тужился сказать арестованный мной в карауле парень-таджик. Он, верно, отправился – шел за бутылкой, закрыв ее, эту даму, в кунге РЛС, о чем никому не сказал. Она сидела-сидела, выпила и съела все что было, да очнувшись ото сна в черноте – чуть было не умерла со страху, поседела. Спасла ее вода, в которой в ведре стояла елка, спасла работавшая дизельная печь… Вот уж и впрямь: «как встретишь, так и проведешь весь год». Вот такая «ирония судьбы», без «легкого пара». Но главное даже не это, а то, как упорно молчал в санчасти все эти три новогодних дня. Пришедший уже в себя вполне таджик. Ведь он все помнил и знал, и понимал, что спасать надо «любовь-то» свою, им в кунг и заведенную, ценой, похоже, огромных усилий, лести и уговоров. И вот еще странно что, как устроен человек: то, что ему невменяемому подсказывала совесть – напрочь было подавлено, едва пришел он в разум и трезвость… Как это странно, то что некое бессознательное в человеке – здоровей и честней и совести, и правды, и обещаний. Он думал лишь о том, что угрожает ему, сколько суток «губы» за проявленную инициативу «в любви», и очень огорчился, когда узнал, что не присягавших- то и на «губу» не сажают…Вот о чем, он, этот арестованный, пытался рассказать, ночью, валяясь и дико хохоча, этот парень, а мы не выслушали его, увели и стерегли… Не умеем, не желаем слушать…
Но кто же в нас, глубоко в нас – честнее и бесстрашнее нас самих, неужели – просто вино и анаша?..
Продолжение следует... |