ПРОВЕРЕНО
Андрей Харламов
Небесная лестница
Ох, разламывается спина! И, перекрестившись, кланялся он на бок, и не мог иногда совладать с собою и кривил рот от боли. Одна из бабок, постоянных прихожанок в храме, посочувствовала ему:
– Я вижу, милый, у тебя спина болит? Как тебя зовут, я за тебя помолюсь. «Душевные какие там старушки», – рассказывал он потом жене.
А вот священники Юрию Варякину не нравились. Один, молодой, прямо во время службы громко заговорил по сотовому… Юрий не выдержал, подошёл грузно к нему и спросил своим рокочущим хрипловатым басом:
– Ты это что, с Богом разговариваешь?
Тот смутился, покраснел и улепетнул через боковую дверь прочь из церкви.
Об этом Юра тоже рассказал своей супруге, хотя и знал, что ей, по большому счёту, на всё было наплевать. Дура. Маленький медицинский начальник, («маленький мужичок», как он её называл), с запросами и гонором, наверное, министра здравоохранения. Никакой врач, в чём он убедился на собственной шкуре за 20 лет их совместной жизни, (он, вообще, глядя на свою благоверную и её коллег по работе, с коими так или иначе ему приходилось сталкиваться, пришёл к глубокому убеждению, что все несостоявшиеся врачи – это медицинские чиновники). В голове одни тряпки, драгоценные побрякушки и развлечения. И сына воспитала – инфантильное 20-летнее существо, способное только ныть про какую-то особенную свою тяжкую долю по жизни, пониманию простым смертным недоступную, да без конца клянчить деньги. В церковь он супругу время от времени силком вытаскивал, одна – ходила лишь раз. Служба уже закончилась, она зачем-то полезла в алтарь, а после долго горячо возмущалась, почему батюшка, тихий на вид благообразный старичок, так взбеленился и прогнал её чуть ли не за церковную ограду. А ещё она любила принять на грудь, крепко, по-мужицки, не зная меры. С нескольких вечеринок, коих в её жизни всегда существовало великое множество, он увозил её почти в бесчувственном состоянии. Наутро орал, грозился поколотить – бесполезно. Ему казалось порой – она как-то внешне сдерживается только потому, что боится развода, – с ним она слишком привыкла шиковать, сорить деньгами…
Ужасно ломило спину. Сказывалась старая травма – удар монтировкой, который он получил ещё в юности, будучи мотальщиком, в одной групповой драке с пацанами из вражеского квартала. Поначалу она его особенно не беспокоила. Но со временем развилась межпозвоночная грыжа, и начались жестокие боли, не всегда снимаемые даже сильнодействующими лекарствами. Когда стали позволять средства, он обращался к светилам – нет, нет: травма запущенная, операция очень сложная и вовсе не факт, что будет она успешной и после неё не отнимется нижняя половина туловища.
Н-да. Юрий сел в кровати. Ночь. Душно. Морщась от боли, тяжело поднялся и с перекошенным лицом вышел на балкон.
Свежесть, и ветер, и звёзды ударили ему в лицо, зазвенели, закружили голову в серебряном вихре, и сбоку, этажом выше, он увидел на фоне чёрного звёздного неба силуэт старика, сгорбившегося у большого телескопа.
Старик обернулся к нему, пригладил длинную бороду:
– Не спится? Поднимайся ко мне. Серебряное крыло – оно махнуло и легло слюдяным мостиком между балконами. И Юрия повело, понесло, словно не дядька он был в сто килограммов, – только подумал – и сразу очутился, прошёл, пробежал над бездной, спрыгнул легонько, не чувствуя спины, к старику. Тот улыбнулся:
– Здорово? Ночью есть один промежуток времени, о нём мало кто знает, когда весь мир волшебно преображается. Глянь-ка.
Юрий повёл головой. Конечно! Всё изменилось! Листья высокого тополя перед балконом переливались нежно-зелёным и синим, полупрозрачные зелёные, синие волны ходили, перекатывались, закручивали изумрудные хороводы в парке у дома. Воздух сам рябил, двигался – спирали, искры, клубки света! О! – громадный сияющий рыжий кот, остекленевшие глаза-плошки, проплыл в метре от них. Синичка в розовом облачке выпорхнула из листвы, нырнула обратно – кот не обратил на неё никакого внимания, влетел в открытое окно на третьем этаже. Дальше – больше! Мимо тлеющих коричнево-красных урн с мусором пробежал белый ёж, размером с большую собаку, за ним, делая в воздухе плавные пируэты, проследовали, держась за руки, юноша и девушка; едва не цепляя подолом длинного халата верхушек деревьев, пропилила над парком всклокоченная старуха (чистая ведьма!) с кастрюлей и синтетическим веником под мышкой («Прогресс, однако!, – подумал Юрий). У шатра летнего кафе, в пепельной дымке, на неё чуть не налетел сверкающий серебристый шар, в котором сидел бледный, похожий на мертвеца, молодой человек за экраном монитора.
– Достаточно, – старик положил руку на плечо Варякину, – это, в конце-концов, и не очень интересно. Посмотри лучше в телескоп.
Юра приложился к окуляру. Чудно! Звёзды. Море звёзд!.. Но ему приходилось видеть нечто подобное – в лунариуме. Был у них в школе хороший учитель по астрономии… Здорово, да. Но тут возле дома поинтересней будет. Варякин поискал глазами компьютерщика в серебристом шаре.
– У меня сына от компьютера не оттащишь, он так же по ночам летает?
– Не знаю, – нетерпеливо отмахнулся старик, – ты ещё в телескоп посмотри.
– Не могу я всё время кланяться, – проворчал Юрий, и хотя спина у него в данный момент не болела, добавил: – у меня травма позвоночника.
– Надо было драться меньше, – почему-то расстроился его собеседник, – тогда б и позвоночник был цел.
– Догадался? – прищурился Юрий.
– А ты вообще на бандита похож, – успокоил его старик. – Видел я однажды днём, ты в машину садился… – И встрепенулся тут же: – но ты не обижайся, извини, я тебя не хотел обидеть. Главное не внешнее, то что внутри нас… Опять говорю не то, старый глупец. Он взглянул на небо. – Ты лучше скажи, почему ты попал в этот волшебный промежуток ночи?
– Не знаю.
– А в Бога веришь?
– Верю.
– И в церковь ходишь?
– Хожу.
Старик задумался.
– А как ты пришёл к вере?
– Ну, это долго рассказывать, – замялся Юрий.
– А ты расскажи, расскажи. Может, это важно. А я тебе потом расскажу, почему я пристал к тебе со звёздами.
Юрий помедлил. («Важно»). Странный старик почему-то понравился ему, и он не обиделся совсем на «бандита» – прав, по большому счёту. На душе было легко. А почему вправду не рассказать свою историю, раз человек просит?
– Я раньше неверующий был. Варякин почесал затылок. – У меня спина болит, я говорил… Испробовал все средства… У целителей был – мошенники все… И вот жена говорит однажды: «У меня знакомая, врач, у неё муж экстрасенс. Говорят, берётся только за тех, кого может вылечить, и вылечивает. И денег, говорят, берёт мало. Может, попробуем? Чем рискуем?» Короче, уговорила. Принял он меня. Неказистый такой мужичёк, никогда б не подумал, что экстрасенс. Говорит: «Я тебе помогу, но ты должен раздать милостыню нищим и начать ходить в церковь». «Иди, – говорит, – завтра будешь здоровым». А деньги ни копейки не взял. Думаю – или шарлатан, или идиот. Хоть бы пассы поделал, свечки пожёг… Ну, ушёл. А наутро просыпаюсь – боли нет. И на второй день нет. И на третий. Я от счастья сам не свой. Накупил жене его подарков, пытаюсь ему деньги передать, клиентов подбрасываю богатеньких, – они, экстрасенсы, это любят… Нет, от всего отказываются, всё возвращают. А он так со мной даже и встречаться больше не пожелал. Я и не видел его больше никогда. Ладно, думаю, ваше дело. Милостыню тысячи две раздал, а вот в церковь так и не пошёл. Забылось как-то… И так я радовался жизни с полгода. А потом… Варякин помолчал, нахмурился. – Прошлое у меня, действительно, богатое. Ты про бандита прав отчасти. Короче, меня неожиданно забрали по одному старому делу. И всех друзей моих забрали. Жена наняла адвоката, дала хорошие деньги, а тот: «Дело совершенно безнадёжное». Она, как за последнюю соломинку, опять к этому экстрасенсу. Он передал: «Я помогу. Но пусть он начнёт ходить в церковь»… На следующий день у меня вдруг меняют следователя – вежливый такой, в отличие от прежнего, и фамилия как у меня. А ещё немного погодя меня отпускают. Я, конечно, в этом деле конкретно виноват-то не был. Но среди друзей тоже не все были виноваты. А посадили всех. Силой показания выбивали. А меня пальцем не тронули. Условно даже не дали… С той поры я в церковь хожу. Поначалу стоял, смотрел просто, потом молиться начал… Юрий неожиданно для себя задохнулся от волнения. – И, знаешь, хорошо. Не могу понять – как я раньше не верил? Смысл какой-то в жизни появился, сила какая-то внутри… И бизнес пошёл… Вот только спина опять беспокоит.
Он замолчал. Старик, внимательно слушавший его, понимающе кивнул:
– Я так и знал, разумеется, мы не просто так встретились с тобой сегодня.
Скрестив руки на груди, вытянулся стрункой к небу и на мгновение совсем перестал походить на умудрённого годами старца. – Существует закон. Я называю его – Небесная лестница. Один человек помогает другому. Второй – третьему. Третий – четвёртому. И так выстраивается целая цепочка добрых дел, лесенка, по которой человечество поднимается к Богу. Конечно, делание добра должно быть естественным нашим состоянием. Но это доброе дело особенное, главное, может быть, в жизни человека. И оно есть у каждого из нас в свой срок. Оно было у меня. Оно было у человека, который помог тебе. А сейчас это доброе дело, видимо, должен сделать ты. Не знаю, что это будет, как это будет выглядеть для тебя: дерево посадишь, церковь построишь… Но ты, – старик сделал паузу, – должен помочь мне.
В упор взглянул на Варякина.
– Конечно, конечно, – заспешил Юрий, удивлённый всем услышанным, – хочешь, я дам тебе денег. Если ты болеешь, давай тебя жена в хорошую больницу положит…
– Не то, не то! – перебил его старик. В какой раз уже посмотрел на небо. – Знаешь, я когда-то совершил поступок, который может назваться предательством, – видно было, слова даются ему с огромным трудом. – Не то! Затравленно глянул на Юрия. – Я действительно стар и болен и у меня никого нет… Не то! Почти в отчаянии всплеснул руками. – Ты не поймёшь, я отпугну тебя, ты не помнишь, не знаешь путешествий по этим чудным мирам после смерти.
– После смерти? – Юрий вздрогнул.
Лицо старика исказилось гримасой.
– Не знаю что, не знаю как, но когда ты свершишь это своё главное доброе дело, ты поймёшь это. Не пугайся – сначала возникает удивительная мелодия. Он вдруг схватил Варякина за руку. – Она растёт, она заполняет тебя всего изнутри. Звёзды мерцают сильней. Их становится всё больше и больше. И не просто звёзды это уже – млечный путь, океан – он вливается в тебя вместе с музыкой! Вот сердцу твоему тесно уже от созвездий и галактик! Вот ты уже не можешь вместить его звучания в своей груди! И ты крикнешь от отчаяния и боли, и выплеснешь своё сердце к небу… И увидишь белых птиц, море белых птиц, услышишь гул ветра и шум крыльев и – Небесная лестница, она откроется, предстанет перед тобой… Старик задохнулся. – Ты будешь счастлив, свободен… И это, это ощущение будет самым незабываемым в твоей жизни. И чтобы не случилось с тобой потом в этом странном мире, где мы учимся, любим и страдаем, ты уже больше никогда не совершишь прежних роковых ошибок, не будешь одинок и никогда не променяешь на все благости мира свет, открывшийся твоей душе. Он замолчал. Начинало светать. Сказочные ночные краски тускнели, блёкли… – Тебе пора, – произнёс старик бесцветным тоном, не глядя на Варякина. В нарождающейся утренней заре лицо его стало измождённым и больным. – Мы ещё увидимся в такой же час.
– Когда? Во сколько? – Юрию внезапно захотелось спать.
– Это не зависит от календаря и будильника. Бог скажет.
Варякин хотел спросить ещё что-то, но не успел. В голове – бац! – перевернулось, потемнело… – Чирик! – выпрыгнула из листьев розовая синица. Он падал в темноту. Чирик!..
Чирик! Чирик! Солнечные лучи пронизывали голубые занавески. На улице весело щебетали птицы. Покосившись на спящую жену, Юрий встал с кровати, споткнувшись о порог, вывалился на балкон… Всё как всегда. А у старика? Пусто. Но под чехлом из брезента, да, угадываются очертания телескопа.
– Ты что так рано встал? – проснулась жена.
– Ты раньше видела старика из второго подъезда, на восьмом этаже, он в телескоп смотрит?
– Видела раза два, смотрит в подзорную трубу. А что?
– Или я схожу с ума или мне снятся странные сны, – пробормотал Юрий.
И потекли обычные будни. Вернее, не совсем обычные. Дела фирмы пошли резко в гору. Появился богатый заказчик с фантастическими проектами, и Юра крутился целыми днями как белка в колесе. Вечером ему хватало сил лишь поужинать, наглотаться снотворных порошков и рухнуть спать. А наутро просыпался он неотдохнувшим, разбитым, с какой-то странной досадой на самого себя.
Работа! Работа! Работа! В выходные. В праздники. Но разговор со стариком и всё то, что открылось ему, он помнил и постоянно возвращался мыслями в ту ночь. Что это было? Сон? Глюки? Не знаю. Досада, какая-то непонятная внутренняя дисгармония, усиливаясь день ото дня, не давала ему покоя. А ещё после некоторого перерыва возобновились боли в спине, и таблетки не помогали, и он с ужасом думал, что в какой-то момент, как и предрекали врачи, ему всё-таки придётся сесть на морфий. Лестница добра, Небесная лестница, бред, бред!
Однажды, вырвавшись на вечернюю службу, он подошёл к старшему протоирею отцу Владимиру:
– Я директор строительной фирмы. Чем я могу помочь Церкви?
Часовня, выстроенная на средства Юрия Варякина, получилась красивой, воздушной – белая птица в голубом кокошнике. И душа радовалась, когда глядел на неё. Но ещё более привело Варякина в восторг, что их с женой пригласили на её открытие, где были и интервью с журналистами (он их напугался, но здорово! здорово!), и добрые слова отца Владимира и других батюшек, почему они ему раньше не нравились? И праздничный стол. И, наконец, табличка на стене часовни с надписью, что построена она на его, Юрия Варякина, пожертвования. Вечером (давно не выдавалось свободного вечера!) долго, взволнованный, расхаживал он по пустым комнатам, – жена уехала к матери, сын ночевал у друзей. Юра вновь вспомнил разговор со стариком. «А почему бы мне не взять и просто так не зайти к нему?»…
Во втором подъезде он отыскал предположительно квартиру старика и звонил, стучал в вылинявшую, со следами синей краски, реечную дверь, пока не вышла соседка напротив:
– Дедушка? Так его дома нет, он сегодня утром к дочери собирался.
– А мне говорил, что один, – пробубнил Юрий.
Вернулся домой и лёг спать. Спина почти не болела. На душе было хорошо-хорошо! Белые птицы… Человек поднимается по Небесной лестнице, звёзды превращаются в белых птиц… Проснулся он как от толчка. В ночную комнату вливался мягкий розовый свет из окна. Юра слетел с кровати!..
Весь парк был засыпан светящимся розовым снегом. Заснеженные сказочные деревья. Дети в ярких красных, зелёных, жёлтых шапочках и шубках играют в снежки. И небо – тёмно-вишнёвое, густое, в отдельных местах фиолетово-чёрное. Но главное – слюдяной мостик уже перекинут между балконами, и старик ждёт его!
– Здравствуй! – Юра не пробежал, порхнул по серебристой дорожке. – Как я рад тебя видеть! – он готов был расцеловать своего наставника. – А это что? – махнул рукой на розовый парк.
– Видимо, зима, – пожал плечами старик.
– А знаешь, я сделал доброе дело.
И он рассказал старику про часовню.
– Батюшки, знаешь, потом обнаглели? Видят ведь, что я не новый русский, – на какой-то Ниссанке езжу. Нет, на работу звонят, домой звонят, – вымогают прям… Я на них разозлился даже… Старик молчал.
– А ещё я сегодня первый раз на исповеди был. Библию купил, читать начал. Ты что?
– Радуюсь за тебя.
Юра помялся.
– А когда музыка будет внутри, ты говорил. Крылья, Небесная лестница?
– Не знаю.
Старик выглядел очень грустным. Настроение у Юры испортилось.
– А что я ещё должен делать? Церковь построить – у меня денег нет. И, вообще, я немало добрых дел за жизнь сделал кроме этой часовни.
– Жизнь христианина – каждодневный подвиг, – совсем потерянно произнёс старик, словно сам даже не верил в сказанное.
– Да у меня каждый день подвиг! – возмутился Юра. – Спина вон болит, сил нет, – запнулся.
С неба, кружась, падал тихий, светящийся розовый снег. Снеговик с носом-морковкой, слепленный вот только что детьми в парке, внезапно улыбнулся Юрию и сказал:
– Чирик. Чирик!
Солнечные лучи пронизывали голубые занавески. Юра долго сидел в кровати и думал.
Следующая неделя выдалась тяжёлой. Работы было много, а денег вырученных мало. Заказчик, которому они в кратчайший срок выстроили дворец и загородный замок с лебедями, не желал платить вторую половину обговоренной суммы – тянул, крутил… И Юрию пришлось тряхнуть стариной, чего он давно уже не практиковал – напустить на эту захитрившую сволочь братков. Ребята не подкачали – тут, по-крайней мере, всё уладилось. Снова запила жена. Рассорился в пух и прах с сыном. Тот буквально визжал: «Ты обещал 300 тысяч на машину, где они?!» Батюшки принялись намекать на какие-то новые строительства. И ещё невыносимые приступы боли в спине. И разъедающая досада на самого себя. Всё это доводило его до бешенства, до отчаяния.
– Жри! – он швырнул деньги сыну в лицо.
В голове грустно улыбался старик, плакала жена.
Небесная лестница, Небесная лестница… Батюшки улыбались – заискивающе, радостно, покровительственно… Ладан. Боль. Крест. Миро.
«Милый, у тебя спина болит? Я за тебя помолюсь».
– Жри!
И даже часовня его больше не радовала, наоборот – было как-то тяжело и надрывно видеть её. Небесная лестница, Божья лестница… Будьте вы все прокляты!
Он глотал стаканами водку и не пьянел; проваливался в сон, одуревший от алкоголя, обезболивающих и снотворных. А наутро всё начиналось сначала.
Вот в это время к нему и приехал неожиданно с юга двоюродный брат, с которым они и не общались никогда раньше. Крупный предприниматель. Бывший гэбэшник. Пригласил к себе, предложил вместе делать бизнес. Есть несколько проектов, больших и перспективных. Поехали? И Юрий поехал.
О-о-о… Юг… Пальмы. Ночи. Звёзды. Вина. Красивые девушки. Новые друзья. Радужные планы… Бани, да. Потрясающие бани. Фантастический массаж с маслами. Целебные травы. Сауна – эвкалиптовые холодные веники. И вновь сауна. И ледяной бассейн. И вновь массаж… Всё перепуталось в голове у Варякина. Расслабленный, счастливый – боль душевная и изматывающая физическая боль отпустили его, он сидел с братом в предбаннике, потягивал холодное пиво из пузатой поместительной деревянной кружки… Что-то ещё нужно для счастья?
– Бросать тебе надо, Юрка, свою дыру и перебираться сюда. Жену надо менять. Ей от тебя кроме денег ничего не надо. Ну, со своими родственниками сам разберёшься, а вот насчёт спины я тебе подсоблю. У нас тут есть один целитель, настоящий целитель, не шантрапа. Мы все у него лечимся… Юрий был счастлив. Он слушал и не слушал брата. Что-то ещё нужно для счастья? Он вспомнил чудного экстрасенса, экстрасенса ли вообще? – который помог ему когда-то… Небесная лестница.
– Да-да, отведи меня к нему. Я заплачу любые деньги.
На следующее утро Варякин проснулся лёгкий, отдохнувший, кажется, сбросивший с себя лет десять. Но спина уже снова начинала давать о себе знать, и он с каким-то паническим страхом подумал, что больше не сможет терпеть эту боль. Целитель? Ты говорил – целитель? Едем, едем, едем!
Целитель оказался приятным, ещё достаточно молодым человеком, лет 35; худощавый, темноволосый, нос с горбинкой. Никакой позы, никаких экстравагантных нарядов, никакой мистической атрибутики в комнате, типа курящихся благовонных палочек или хрустальных шаров… Обычный – как ты, как я. Вот только глаза… Глазами-буравчиками он посверлил Варякина секунд десять…
– Посттравматическая неоперируемая грыжа позвоночника. Сильные боли.
– Ага, – удивлённо кивнул Юрий.
Экстрасенс, прищурившись, продолжал разглядывать его. И поведал вдруг о некоторых фактах его биографии, только одному ему, Юрию, известные!
Варякин был ошеломлён. Целитель безразлично отвернулся, словно потерял к нему всякий интерес, и сказал невыразительно:
– Я помогу тебе. Помогу бесплатно. Но с одним условием.
И неожиданно резко вскинул голову. Глаза – два кинжала.
– Ты должен отречься от своей веры.
– Чего? Юра ожидал много, но только не это. Он растерялся. И не знал, как реагировать на услышанное. А пронизывающий взгляд экстрасенса не отпускал его. И каким-то шестым чувством Юрий понял, что в фактически заданном ему вопросе, нелепом и чудном, – ну кто в наше время серьёзно относится к религии, вере, – скрыт, на самом деле, глубокий смысл, и он, Юрий Варякин, должен сейчас на него ответить… Господи, да что дала ему в конце-концов Церковь – иллюзию, первоначальное облегчение, а потом? Ничего не изменилось, по сути. Жизнь христианина – каждодневный подвиг. Да жизнь чуть ли не любого на земле – каждодневный подвиг, как посмотреть… А у него всё летит кувырком. И боль в спине не проходит. А брат – не верит, а у него всё так, что ему Юрию Варякину, даже не снилось… Он поднял взгляд на целителя.
– Нет, я не отрекусь от своей Веры.
О-го-го! Поездом, поездом ехал Юрий домой. Самолётов он боялся, машина его безнадёжно рассыпалась, сдохла в самый последний момент перед отъездом. Поездом ехал он домой. И плакал. Впереди ждал неждущий его дом, нелюбимая пьяная жена, сын, почти ненавидящий его, изматывающая работа, которая никогда не принесёт ему столько денег, сколько он хотел бы. Позади оставалась сказка, надежда, коей не суждено было сбыться, ибо найти что-нибудь стоящее брат ему в конечном итоге так и не смог. И Юрий плакал от отчаяния и от боли, которая вновь корёжила и ломала ему спину, и пил таблетки; и коньяк, и виноградные вина – сим продуктом ему заставили в дорогу всё купе. И когда планка выпитого достигла какой-то невообразимой высоты, Юрий вдруг отключился…
…И очнулся – о чудо! – у себя дома, в кровати. Спина не болела. Не было купе, не было брата, юга, пальм, этого надрывающего душу лязга и скрежета вагонов. В комнате тихо, таинственно… Он встал… Парк был залит удивительным мягким голубым, изумрудным светом, деревья – зелёные свечи. Он взглянул на небо, он часто и раньше смотрел на небо, но сейчас, именно сейчас он словно бы увидел его впервые. Это было чудное небо, усыпанное мириадами звёзд… Он перевёл взгляд на балкон старика… Телескоп – чёрная стрела, серебристый мостик вниз, но старика нет. Юрий поднялся по мостику вверх. Балконная дверь была открыта… Старик лежал в комнате на диване, до подбородка натянув на себя одеяло, и спал. И улыбался во сне. Юрий приблизился к нему, дотронулся до плеча и отдёрнул руку, и отшатнулся. Старик не спал. Старик был мёртв. И как не вязалась со всей этой ситуацией застывшая, но счастливая, счастливая! – улыбка на его лице.
«Он говорил – обетованные миры после смерти, – вдруг вспомнил Юрий, – мне пора, я стар»… Так вот оно что! А он и не придал этому особого значения… Но почему? Нет, нет! Юрий выбежал в смятении обратно на балкон. Чудное небо! Хотел посмотреть в телескоп, и отшвырнул его, и прилепился к стене, и поднял лицо вверх. Удивительная, невыразимая ничем мелодия вдруг вспыхнула с болью в его груди! Она росла, она заполнила его до краёв… И вот тогда – небо вздохнуло, волны золотые, бирюзовые, молочно-розовые заходили в млечном свете и блеске…
Крылья! Крылья! Море белых крыльев – зашумело, загудело, вспенилось, взорвалось у него над головой! Он крикнул! И выдираясь из тела, ослабевшего и непослушного – рванулся вверх, вверх! Где на крыльях миры дивные, где сердцу моему тесно от созвездий и галактик!.. Но лестница – белая и сверкающая, она вдруг образовалась перед ним… Так вот она какая, Небесная лестница… И он увидел старика на её жемчужных ступеньках. Тот улыбался… Так ты не умер, нет, не умер? А потом – свою жену. И сына. И отца Владимира. И ещё – многих – знакомых и незнакомых, не было им числа! И все они поднимались по лестнице вверх. Ибо много ступенек на ней, и всем хватит на ней места…
Стучали, лязгали колёса поезда. Юра лежал среди пустых бутылок, апельсинов, коробок с конфетами… По лицу его текли слёзы. А он бормотал, путая слова и пропуская целые строки:
« … И сказал Бог: да будет свет.
И отделил свет от тьмы. И назвал Бог свет днём, а тьму ночью, И был вечер, и было утро: день един. И создал Бог землю и сказал: да произрастит земля зелень, траву, сеющую семя, и дерево, приносящее плод свой… И произвела земля зелень, траву сеющую семя, и дерево, приносящее плод…
Небесная лестница
Ох, разламывается спина! И, перекрестившись, кланялся он на бок, и не мог иногда совладать с собою и кривил рот от боли. Одна из бабок, постоянных прихожанок в храме, посочувствовала ему:
– Я вижу, милый, у тебя спина болит? Как тебя зовут, я за тебя помолюсь.
«Душевные какие там старушки», – рассказывал он потом жене.
А вот священники Юрию Варякину не нравились. Один, молодой, прямо во время службы громко заговорил по сотовому… Юрий не выдержал, подошёл грузно к нему и спросил своим рокочущим хрипловатым басом:
– Ты это что, с Богом разговариваешь?
Тот смутился, покраснел и улепетнул через боковую дверь прочь из церкви.
Об этом Юра тоже рассказал своей супруге, хотя и знал, что ей, по большому счёту, на всё было наплевать. Дура. Маленький медицинский начальник, («маленький мужичок», как он её называл), с запросами и гонором, наверное, министра здравоохранения. Никакой врач, в чём он убедился на собственной шкуре за 20 лет их совместной жизни, (он, вообще, глядя на свою благоверную и её коллег по работе, с коими так или иначе ему приходилось сталкиваться, пришёл к глубокому убеждению, что все несостоявшиеся врачи – это медицинские чиновники). В голове одни тряпки, драгоценные побрякушки и развлечения. И сына воспитала – инфантильное 20-летнее существо, способное только ныть про какую-то особенную свою тяжкую долю по жизни, пониманию простым смертным недоступную, да без конца клянчить деньги. В церковь он супругу время от времени силком вытаскивал, одна – ходила лишь раз. Служба уже закончилась, она зачем-то полезла в алтарь, а после долго горячо возмущалась, почему батюшка, тихий на вид благообразный старичок, так взбеленился и прогнал её чуть ли не за церковную ограду. А ещё она любила принять на грудь, крепко, по-мужицки, не зная меры. С нескольких вечеринок, коих в её жизни всегда существовало великое множество, он увозил её почти в бесчувственном состоянии. Наутро орал, грозился поколотить – бесполезно. Ему казалось порой – она как-то внешне сдерживается только потому, что боится развода, – с ним она слишком привыкла шиковать, сорить деньгами…
Ужасно ломило спину. Сказывалась старая травма – удар монтировкой, который он получил ещё в юности, будучи мотальщиком, в одной групповой драке с пацанами из вражеского квартала. Поначалу она его особенно не беспокоила. Но со временем развилась межпозвоночная грыжа, и начались жестокие боли, не всегда снимаемые даже сильнодействующими лекарствами. Когда стали позволять средства, он обращался к светилам – нет, нет: травма запущенная, операция очень сложная и вовсе не факт, что будет она успешной и после неё не отнимется нижняя половина туловища.
Н-да. Юрий сел в кровати. Ночь. Душно. Морщась от боли, тяжело поднялся и с перекошенным лицом вышел на балкон.
Свежесть, и ветер, и звёзды ударили ему в лицо, зазвенели, закружили голову в серебряном вихре, и сбоку, этажом выше, он увидел на фоне чёрного звёздного неба силуэт старика, сгорбившегося у большого телескопа.
Старик обернулся к нему, пригладил длинную бороду:
– Не спится? Поднимайся ко мне. Серебряное крыло – оно махнуло и легло слюдяным мостиком между балконами. И Юрия повело, понесло, словно не дядька он был в сто килограммов, – только подумал – и сразу очутился, прошёл, пробежал над бездной, спрыгнул легонько, не чувствуя спины, к старику. Тот улыбнулся:
– Здорово? Ночью есть один промежуток времени, о нём мало кто знает, когда весь мир волшебно преображается. Глянь-ка.
Юрий повёл головой. Конечно! Всё изменилось! Листья высокого тополя перед балконом переливались нежно-зелёным и синим, полупрозрачные зелёные, синие волны ходили, перекатывались, закручивали изумрудные хороводы в парке у дома. Воздух сам рябил, двигался – спирали, искры, клубки света! О! – громадный сияющий рыжий кот, остекленевшие глаза-плошки, проплыл в метре от них. Синичка в розовом облачке выпорхнула из листвы, нырнула обратно – кот не обратил на неё никакого внимания, влетел в открытое окно на третьем этаже. Дальше – больше! Мимо тлеющих коричнево-красных урн с мусором пробежал белый ёж, размером с большую собаку, за ним, делая в воздухе плавные пируэты, проследовали, держась за руки, юноша и девушка; едва не цепляя подолом длинного халата верхушек деревьев, пропилила над парком всклокоченная старуха (чистая ведьма!) с кастрюлей и синтетическим веником под мышкой («Прогресс, однако!, – подумал Юрий). У шатра летнего кафе, в пепельной дымке, на неё чуть не налетел сверкающий серебристый шар, в котором сидел бледный, похожий на мертвеца, молодой человек за экраном монитора.
– Достаточно, – старик положил руку на плечо Варякину, – это, в конце-концов, и не очень интересно. Посмотри лучше в телескоп.
Юра приложился к окуляру. Чудно! Звёзды. Море звёзд!.. Но ему приходилось видеть нечто подобное – в лунариуме. Был у них в школе хороший учитель по астрономии… Здорово, да. Но тут возле дома поинтересней будет. Варякин поискал глазами компьютерщика в серебристом шаре.
– У меня сына от компьютера не оттащишь, он так же по ночам летает?
– Не знаю, – нетерпеливо отмахнулся старик, – ты ещё в телескоп посмотри.
– Не могу я всё время кланяться, – проворчал Юрий, и хотя спина у него в данный момент не болела, добавил: – у меня травма позвоночника.
– Надо было драться меньше, – почему-то расстроился его собеседник, – тогда б и позвоночник был цел.
– Догадался? – прищурился Юрий.
– А ты вообще на бандита похож, – успокоил его старик. – Видел я однажды днём, ты в машину садился… – И встрепенулся тут же: – но ты не обижайся, извини, я тебя не хотел обидеть. Главное не внешнее, то что внутри нас… Опять говорю не то, старый глупец.
Он взглянул на небо.
– Ты лучше скажи, почему ты попал в этот волшебный промежуток ночи?
– Не знаю.
– А в Бога веришь?
– Верю.
– И в церковь ходишь?
– Хожу.
Старик задумался.
– А как ты пришёл к вере?
– Ну, это долго рассказывать, – замялся Юрий.
– А ты расскажи, расскажи. Может, это важно. А я тебе потом расскажу, почему я пристал к тебе со звёздами.
Юрий помедлил. («Важно»). Странный старик почему-то понравился ему, и он не обиделся совсем на «бандита» – прав, по большому счёту. На душе было легко. А почему вправду не рассказать свою историю, раз человек просит?
– Я раньше неверующий был.
Варякин почесал затылок.
– У меня спина болит, я говорил… Испробовал все средства… У целителей был – мошенники все… И вот жена говорит однажды: «У меня знакомая, врач, у неё муж экстрасенс. Говорят, берётся только за тех, кого может вылечить, и вылечивает. И денег, говорят, берёт мало. Может, попробуем? Чем рискуем?» Короче, уговорила. Принял он меня. Неказистый такой мужичёк, никогда б не подумал, что экстрасенс. Говорит: «Я тебе помогу, но ты должен раздать милостыню нищим и начать ходить в церковь». «Иди, – говорит, – завтра будешь здоровым». А деньги ни копейки не взял. Думаю – или шарлатан, или идиот. Хоть бы пассы поделал, свечки пожёг… Ну, ушёл. А наутро просыпаюсь – боли нет. И на второй день нет. И на третий. Я от счастья сам не свой. Накупил жене его подарков, пытаюсь ему деньги передать, клиентов подбрасываю богатеньких, – они, экстрасенсы, это любят… Нет, от всего отказываются, всё возвращают. А он так со мной даже и встречаться больше не пожелал. Я и не видел его больше никогда. Ладно, думаю, ваше дело. Милостыню тысячи две раздал, а вот в церковь так и не пошёл. Забылось как-то… И так я радовался жизни с полгода. А потом…
Варякин помолчал, нахмурился.
– Прошлое у меня, действительно, богатое. Ты про бандита прав отчасти. Короче, меня неожиданно забрали по одному старому делу. И всех друзей моих забрали. Жена наняла адвоката, дала хорошие деньги, а тот: «Дело совершенно безнадёжное». Она, как за последнюю соломинку, опять к этому экстрасенсу. Он передал: «Я помогу. Но пусть он начнёт ходить в церковь»… На следующий день у меня вдруг меняют следователя – вежливый такой, в отличие от прежнего, и фамилия как у меня. А ещё немного погодя меня отпускают. Я, конечно, в этом деле конкретно виноват-то не был. Но среди друзей тоже не все были виноваты. А посадили всех. Силой показания выбивали. А меня пальцем не тронули. Условно даже не дали… С той поры я в церковь хожу. Поначалу стоял, смотрел просто, потом молиться начал…
Юрий неожиданно для себя задохнулся от волнения.
– И, знаешь, хорошо. Не могу понять – как я раньше не верил? Смысл какой-то в жизни появился, сила какая-то внутри… И бизнес пошёл… Вот только спина опять беспокоит.
Он замолчал. Старик, внимательно слушавший его, понимающе кивнул:
– Я так и знал, разумеется, мы не просто так встретились с тобой сегодня.
Скрестив руки на груди, вытянулся стрункой к небу и на мгновение совсем перестал походить на умудрённого годами старца.
– Существует закон. Я называю его – Небесная лестница. Один человек помогает другому. Второй – третьему. Третий – четвёртому. И так выстраивается целая цепочка добрых дел, лесенка, по которой человечество поднимается к Богу. Конечно, делание добра должно быть естественным нашим состоянием. Но это доброе дело особенное, главное, может быть, в жизни человека. И оно есть у каждого из нас в свой срок. Оно было у меня. Оно было у человека, который помог тебе. А сейчас это доброе дело, видимо, должен сделать ты. Не знаю, что это будет, как это будет выглядеть для тебя: дерево посадишь, церковь построишь… Но ты, – старик сделал паузу, – должен помочь мне.
В упор взглянул на Варякина.
– Конечно, конечно, – заспешил Юрий, удивлённый всем услышанным, – хочешь, я дам тебе денег. Если ты болеешь, давай тебя жена в хорошую больницу положит…
– Не то, не то! – перебил его старик.
В какой раз уже посмотрел на небо.
– Знаешь, я когда-то совершил поступок, который может назваться предательством, – видно было, слова даются ему с огромным трудом.
– Не то!
Затравленно глянул на Юрия.
– Я действительно стар и болен и у меня никого нет… Не то!
Почти в отчаянии всплеснул руками.
– Ты не поймёшь, я отпугну тебя, ты не помнишь, не знаешь путешествий по этим чудным мирам после смерти.
– После смерти? – Юрий вздрогнул.
Лицо старика исказилось гримасой.
– Не знаю что, не знаю как, но когда ты свершишь это своё главное доброе дело, ты поймёшь это. Не пугайся – сначала возникает удивительная мелодия.
Он вдруг схватил Варякина за руку.
– Она растёт, она заполняет тебя всего изнутри. Звёзды мерцают сильней. Их становится всё больше и больше. И не просто звёзды это уже – млечный путь, океан – он вливается в тебя вместе с музыкой! Вот сердцу твоему тесно уже от созвездий и галактик! Вот ты уже не можешь вместить его звучания в своей груди! И ты крикнешь от отчаяния и боли, и выплеснешь своё сердце к небу… И увидишь белых птиц, море белых птиц, услышишь гул ветра и шум крыльев и – Небесная лестница, она откроется, предстанет перед тобой…
Старик задохнулся.
– Ты будешь счастлив, свободен… И это, это ощущение будет самым незабываемым в твоей жизни. И чтобы не случилось с тобой потом в этом странном мире, где мы учимся, любим и страдаем, ты уже больше никогда не совершишь прежних роковых ошибок, не будешь одинок и никогда не променяешь на все благости мира свет, открывшийся твоей душе.
Он замолчал. Начинало светать. Сказочные ночные краски тускнели, блёкли…
– Тебе пора, – произнёс старик бесцветным тоном, не глядя на Варякина. В нарождающейся утренней заре лицо его стало измождённым и больным. – Мы ещё увидимся в такой же час.
– Когда? Во сколько? – Юрию внезапно захотелось спать.
– Это не зависит от календаря и будильника. Бог скажет.
Варякин хотел спросить ещё что-то, но не успел. В голове – бац! – перевернулось, потемнело…
– Чирик! – выпрыгнула из листьев розовая синица.
Он падал в темноту.
Чирик!.. Чирик! Чирик!
Солнечные лучи пронизывали голубые занавески. На улице весело щебетали птицы. Покосившись на спящую жену, Юрий встал с кровати, споткнувшись о порог, вывалился на балкон… Всё как всегда. А у старика? Пусто. Но под чехлом из брезента, да, угадываются очертания телескопа.
– Ты что так рано встал? – проснулась жена.
– Ты раньше видела старика из второго подъезда, на восьмом этаже, он в телескоп смотрит?
– Видела раза два, смотрит в подзорную трубу. А что?
– Или я схожу с ума или мне снятся странные сны, – пробормотал Юрий.
И потекли обычные будни. Вернее, не совсем обычные. Дела фирмы пошли резко в гору. Появился богатый заказчик с фантастическими проектами, и Юра крутился целыми днями как белка в колесе. Вечером ему хватало сил лишь поужинать, наглотаться снотворных порошков и рухнуть спать. А наутро просыпался он неотдохнувшим, разбитым, с какой-то странной досадой на самого себя.
Работа! Работа! Работа! В выходные. В праздники. Но разговор со стариком и всё то, что открылось ему, он помнил и постоянно возвращался мыслями в ту ночь. Что это было? Сон? Глюки? Не знаю. Досада, какая-то непонятная внутренняя дисгармония, усиливаясь день ото дня, не давала ему покоя. А ещё после некоторого перерыва возобновились боли в спине, и таблетки не помогали, и он с ужасом думал, что в какой-то момент, как и предрекали врачи, ему всё-таки придётся сесть на морфий.
Лестница добра, Небесная лестница, бред, бред!
Однажды, вырвавшись на вечернюю службу, он подошёл к старшему протоирею отцу Владимиру:
– Я директор строительной фирмы. Чем я могу помочь Церкви?
Часовня, выстроенная на средства Юрия Варякина, получилась красивой, воздушной – белая птица в голубом кокошнике. И душа радовалась, когда глядел на неё. Но ещё более привело Варякина в восторг, что их с женой пригласили на её открытие, где были и интервью с журналистами (он их напугался, но здорово! здорово!), и добрые слова отца Владимира и других батюшек, почему они ему раньше не нравились? И праздничный стол. И, наконец, табличка на стене часовни с надписью, что построена она на его, Юрия Варякина, пожертвования. Вечером (давно не выдавалось свободного вечера!) долго, взволнованный, расхаживал он по пустым комнатам, – жена уехала к матери, сын ночевал у друзей. Юра вновь вспомнил разговор со стариком. «А почему бы мне не взять и просто так не зайти к нему?»…
Во втором подъезде он отыскал предположительно квартиру старика и звонил, стучал в вылинявшую, со следами синей краски, реечную дверь, пока не вышла соседка напротив:
– Дедушка? Так его дома нет, он сегодня утром к дочери собирался.
– А мне говорил, что один, – пробубнил Юрий.
Вернулся домой и лёг спать. Спина почти не болела. На душе было хорошо-хорошо! Белые птицы… Человек поднимается по Небесной лестнице, звёзды превращаются в белых птиц…Проснулся он как от толчка. В ночную комнату вливался мягкий розовый свет из окна. Юра слетел с кровати!..
Весь парк был засыпан светящимся розовым снегом. Заснеженные сказочные деревья. Дети в ярких красных, зелёных, жёлтых шапочках и шубках играют в снежки. И небо – тёмно-вишнёвое, густое, в отдельных местах фиолетово-чёрное. Но главное – слюдяной мостик уже перекинут между балконами, и старик ждёт его!
– Здравствуй! – Юра не пробежал, порхнул по серебристой дорожке. – Как я рад тебя видеть! – он готов был расцеловать своего наставника.
– А это что? – махнул рукой на розовый парк.
– Видимо, зима, – пожал плечами старик.
– А знаешь, я сделал доброе дело.
И он рассказал старику про часовню.
– Батюшки, знаешь, потом обнаглели? Видят ведь, что я не новый русский, – на какой-то Ниссанке езжу. Нет, на работу звонят, домой звонят, – вымогают прям… Я на них разозлился даже…
Старик молчал.
– А ещё я сегодня первый раз на исповеди был. Библию купил, читать начал. Ты что?
– Радуюсь за тебя.
Юра помялся.
– А когда музыка будет внутри, ты говорил. Крылья, Небесная лестница?
– Не знаю.
Старик выглядел очень грустным. Настроение у Юры испортилось.
– А что я ещё должен делать? Церковь построить – у меня денег нет. И, вообще, я немало добрых дел за жизнь сделал кроме этой часовни.
– Жизнь христианина – каждодневный подвиг, – совсем потерянно произнёс старик, словно сам даже не верил в сказанное.
– Да у меня каждый день подвиг! – возмутился Юра. – Спина вон болит, сил нет, – запнулся.
С неба, кружась, падал тихий, светящийся розовый снег. Снеговик с носом-морковкой, слепленный вот только что детьми в парке, внезапно улыбнулся Юрию и сказал:
– Чирик. Чирик!
Солнечные лучи пронизывали голубые занавески. Юра долго сидел в кровати и думал.
Следующая неделя выдалась тяжёлой. Работы было много, а денег вырученных мало. Заказчик, которому они в кратчайший срок выстроили дворец и загородный замок с лебедями, не желал платить вторую половину обговоренной суммы – тянул, крутил… И Юрию пришлось тряхнуть стариной, чего он давно уже не практиковал – напустить на эту захитрившую сволочь братков. Ребята не подкачали – тут, по-крайней мере, всё уладилось. Снова запила жена. Рассорился в пух и прах с сыном. Тот буквально визжал: «Ты обещал 300 тысяч на машину, где они?!» Батюшки принялись намекать на какие-то новые строительства. И ещё невыносимые приступы боли в спине. И разъедающая досада на самого себя. Всё это доводило его до бешенства, до отчаяния.
– Жри! – он швырнул деньги сыну в лицо.
В голове грустно улыбался старик, плакала жена.
Небесная лестница, Небесная лестница… Батюшки улыбались – заискивающе, радостно, покровительственно… Ладан. Боль. Крест. Миро.
«Милый, у тебя спина болит? Я за тебя помолюсь».
– Жри!
И даже часовня его больше не радовала, наоборот – было как-то тяжело и надрывно видеть её. Небесная лестница, Божья лестница… Будьте вы все прокляты!
Он глотал стаканами водку и не пьянел; проваливался в сон, одуревший от алкоголя, обезболивающих и снотворных. А наутро всё начиналось сначала.
Вот в это время к нему и приехал неожиданно с юга двоюродный брат, с которым они и не общались никогда раньше. Крупный предприниматель. Бывший гэбэшник. Пригласил к себе, предложил вместе делать бизнес. Есть несколько проектов, больших и перспективных. Поехали? И Юрий поехал.
О-о-о… Юг… Пальмы. Ночи. Звёзды. Вина. Красивые девушки. Новые друзья. Радужные планы… Бани, да. Потрясающие бани. Фантастический массаж с маслами. Целебные травы. Сауна – эвкалиптовые холодные веники. И вновь сауна. И ледяной бассейн. И вновь массаж… Всё перепуталось в голове у Варякина. Расслабленный, счастливый – боль душевная и изматывающая физическая боль отпустили его, он сидел с братом в предбаннике, потягивал холодное пиво из пузатой поместительной деревянной кружки… Что-то ещё нужно для счастья?
– Бросать тебе надо, Юрка, свою дыру и перебираться сюда. Жену надо менять. Ей от тебя кроме денег ничего не надо. Ну, со своими родственниками сам разберёшься, а вот насчёт спины я тебе подсоблю. У нас тут есть один целитель, настоящий целитель, не шантрапа. Мы все у него лечимся… Юрий был счастлив. Он слушал и не слушал брата. Что-то ещё нужно для счастья? Он вспомнил чудного экстрасенса, экстрасенса ли вообще? – который помог ему когда-то… Небесная лестница.
– Да-да, отведи меня к нему. Я заплачу любые деньги.
На следующее утро Варякин проснулся лёгкий, отдохнувший, кажется, сбросивший с себя лет десять. Но спина уже снова начинала давать о себе знать, и он с каким-то паническим страхом подумал, что больше не сможет терпеть эту боль. Целитель? Ты говорил – целитель? Едем, едем, едем!
Целитель оказался приятным, ещё достаточно молодым человеком, лет 35; худощавый, темноволосый, нос с горбинкой. Никакой позы, никаких экстравагантных нарядов, никакой мистической атрибутики в комнате, типа курящихся благовонных палочек или хрустальных шаров… Обычный – как ты, как я. Вот только глаза… Глазами-буравчиками он посверлил Варякина секунд десять…
– Посттравматическая неоперируемая грыжа позвоночника. Сильные боли.
– Ага, – удивлённо кивнул Юрий.
Экстрасенс, прищурившись, продолжал разглядывать его. И поведал вдруг о некоторых фактах его биографии, только одному ему, Юрию, известные!
Варякин был ошеломлён.
Целитель безразлично отвернулся, словно потерял к нему всякий интерес, и сказал невыразительно:– Я помогу тебе. Помогу бесплатно. Но с одним условием.
И неожиданно резко вскинул голову. Глаза – два кинжала.
– Ты должен отречься от своей веры.
– Чего?
Юра ожидал много, но только не это. Он растерялся. И не знал, как реагировать на услышанное. А пронизывающий взгляд экстрасенса не отпускал его. И каким-то шестым чувством Юрий понял, что в фактически заданном ему вопросе, нелепом и чудном, – ну кто в наше время серьёзно относится к религии, вере, – скрыт, на самом деле, глубокий смысл, и он, Юрий Варякин, должен сейчас на него ответить… Господи, да что дала ему в конце-концов Церковь – иллюзию, первоначальное облегчение, а потом? Ничего не изменилось, по сути. Жизнь христианина – каждодневный подвиг. Да жизнь чуть ли не любого на земле – каждодневный подвиг, как посмотреть… А у него всё летит кувырком. И боль в спине не проходит. А брат – не верит, а у него всё так, что ему Юрию Варякину, даже не снилось…
Он поднял взгляд на целителя.
– Нет, я не отрекусь от своей Веры.
О-го-го! Поездом, поездом ехал Юрий домой. Самолётов он боялся, машина его безнадёжно рассыпалась, сдохла в самый последний момент перед отъездом. Поездом ехал он домой. И плакал. Впереди ждал неждущий его дом, нелюбимая пьяная жена, сын, почти ненавидящий его, изматывающая работа, которая никогда не принесёт ему столько денег, сколько он хотел бы. Позади оставалась сказка, надежда, коей не суждено было сбыться, ибо найти что-нибудь стоящее брат ему в конечном итоге так и не смог. И Юрий плакал от отчаяния и от боли, которая вновь корёжила и ломала ему спину, и пил таблетки; и коньяк, и виноградные вина – сим продуктом ему заставили в дорогу всё купе. И когда планка выпитого достигла какой-то невообразимой высоты, Юрий вдруг отключился…
…И очнулся – о чудо! – у себя дома, в кровати. Спина не болела. Не было купе, не было брата, юга, пальм, этого надрывающего душу лязга и скрежета вагонов. В комнате тихо, таинственно… Он встал… Парк был залит удивительным мягким голубым, изумрудным светом, деревья – зелёные свечи. Он взглянул на небо, он часто и раньше смотрел на небо, но сейчас, именно сейчас он словно бы увидел его впервые. Это было чудное небо, усыпанное мириадами звёзд… Он перевёл взгляд на балкон старика… Телескоп – чёрная стрела, серебристый мостик вниз, но старика нет. Юрий поднялся по мостику вверх. Балконная дверь была открыта… Старик лежал в комнате на диване, до подбородка натянув на себя одеяло, и спал. И улыбался во сне. Юрий приблизился к нему, дотронулся до плеча и отдёрнул руку, и отшатнулся. Старик не спал. Старик был мёртв. И как не вязалась со всей этой ситуацией застывшая, но счастливая, счастливая! – улыбка на его лице.
«Он говорил – обетованные миры после смерти, – вдруг вспомнил Юрий, – мне пора, я стар»… Так вот оно что! А он и не придал этому особого значения… Но почему? Нет, нет! Юрий выбежал в смятении обратно на балкон. Чудное небо! Хотел посмотреть в телескоп, и отшвырнул его, и прилепился к стене, и поднял лицо вверх.Удивительная, невыразимая ничем мелодия вдруг вспыхнула с болью в его груди! Она росла, она заполнила его до краёв… И вот тогда – небо вздохнуло, волны золотые, бирюзовые, молочно-розовые заходили в млечном свете и блеске…
Крылья! Крылья! Море белых крыльев – зашумело, загудело, вспенилось, взорвалось у него над головой! Он крикнул! И выдираясь из тела, ослабевшего и непослушного – рванулся вверх, вверх! Где на крыльях миры дивные, где сердцу моему тесно от созвездий и галактик!.. Но лестница – белая и сверкающая, она вдруг образовалась перед ним… Так вот она какая, Небесная лестница… И он увидел старика на её жемчужных ступеньках. Тот улыбался… Так ты не умер, нет, не умер? А потом – свою жену. И сына. И отца Владимира. И ещё – многих – знакомых и незнакомых, не было им числа! И все они поднимались по лестнице вверх. Ибо много ступенек на ней, и всем хватит на ней места…
Стучали, лязгали колёса поезда. Юра лежал среди пустых бутылок, апельсинов, коробок с конфетами… По лицу его текли слёзы. А он бормотал, путая слова и пропуская целые строки:
«…И сказал Бог: да будет свет. И отделил свет от тьмы. И назвал Бог свет днём, а тьму ночью, И был вечер, и было утро: день един. И создал Бог землю и сказал: да произрастит земля зелень, траву, сеющую семя, и дерево, приносящее плод свой…И произвела земля зелень, траву сеющую семя, и дерево, приносящее плод…И увидел Бог, что это хорошо».
|