№12 Владимир ГЛАЗКОВ (Украина, Черкасы) Два эссе...

Владимир Глазков - русский, потомок донских казаков. Родился 15 июня 1949 года в г. Новоаннинский Волгоградской области. По образованию инженер-механик. Закончил Киевский инженерно-строительный институт в 1973 г. По профессии – конструктор, автор более 30 изобретений и патентов, неоднократный лауреат ВДНХ СССР и УССР, награждён почётным знаком «Изобретатель СССР». Живёт в г. Черкассы, Украина, является Председателем областной общественной организации «Русское движение Украины». Пишет стихи и прозу, публиковался в различных альманахах, журналах, сборниках, в том числе во втором выпуске сборника стихов «Я вижу сны на русском языке», как лауреат Второго международного поэтического конкурса «Я ни с кем никогда не расстанусь!..»

Эффект «Си Хиро»

Эссе о четвёртом законе диалектики.

Вместе все вещи были, ум же их отделил и привёл в порядок.

Анаксагор. 5 в. до Р. Х.

1.

«Си Хиро» в переводе означает «морской герой». «Си Хиро» – это имя корабля, невероятную историю которого я узнал в пору юношеского романтизма, и озадачила она меня на всю жизнь.

Ранним утром 4 мая 1895 года на бразильском сторожевом корабле «Арагуари» шли обычные регламентные работы и – в числе прочих – взятие проб забортной воды. Процедура несложная: воду черпали деревянной бадьёй. Не каждый, конечно, день бадьёй можно поймать в океане запечатанную бутылку, но в этот раз случилось именно так. Бутылку разбили, и в «конверте морской почты» обнаружили вырванный из Библии лист, на котором поперёк печатного текста было написано: «На судне «Си Хиро» бунт...» И, кроме некоторых подробностей мятежа, сообщались координаты, и умоляли оказать помощь. Капитан «Арагуари», сверившись со справочником Ллойда о существовании корабля с таким названием, приказал изменить курс и начать поиск. Через несколько часов «Си Хиро» был обнаружен, настигнут и взят на абордаж. Мятежников заковали в кандалы, а освобождённые офицеры благодарили бразильцев за оперативную помощь; бунт произошёл этим же утром. Тогда, в суматохе, на некоторые странности событий внимания не обратили, но судебное разбирательство над пиратами-неудачниками ошеломило не только подсудимых и судей. Оказалось, что никакой «почты» с борта «Си Хиро» никто не отправлял. Дальше – больше. Скрупулёзные судебные эксперты выяснили, что бразильцы выловили бутылку, скитавшуюся в волнах полтора десятка лет! Дело в том, что задолго до реальных событий вышла книга Джона Пармингтона о морских пиратах, которая так и называлась: «Си Хиро». Книга явно не была бестселлером, но предприимчивый автор сделал ей хорошую рекламу. Изорвав несколько экземпляров Библии, он написал на её листах стандартный текст, закупорил и разбросал в прибрежных водах около пяти тысяч бутылок. Трюк удался, часть бутылок выловили, книга получила популярность, Пармингтон – гонорар, а вот с мятежниками настоящего «Си Хиро»...

Природа шутит. И иронически посмеивается над зазнавшимся людским разумом с его возможностями вероятностного анализа. Математики обескуражено разводят руками: слишком велика цепь случайных совпадений; событие это – из разряда неповторимых, а науку, как известно, чудеса не интересуют.

2.

Хорошо помню, как после нескольких дней изумления я задумался.

И – первая мысль: история «Си Хиро» – выдумка. Обычная, жёлтая сенсационная «утка». Странное свойство человеческого ума – лихо отбрасывать всё, что невозможно измерить и подсчитать. Не изобрёл человек любвиметра, и в планах на жизнь умные люди любовь в расчёт не принимают. И надеются осчастливить себя, доверяя не Природе, а брачному контракту. Нечем измерить Бога – и Бога низводят до понятных разуму лубочных символов. А то и покруче: кол в сознание – Бога нет!

Слава Создателю, наделён человек и другими качествами. Природные свойства сомневаться и искать заставляют искать и сомневаться. И копаться в фактах.

Я покопался в фактах. То, что откопал, способно потрясти не только юношеское воображение. Приведу всего два примера и лишь из «морских» историй.

В 1898 году не очень удачливый английский журналист Морган Робертсон написал книгу под названием «Тщетность». Описанные в ней события повторились через четырнадцать лет, в апреле 1912 года, с такой буквальной точностью, что книгу и её автора прокляли не только на британских островах. Речь, конечно, – о гибели печально известного «Титаника». То, что совпали технические параметры и почти совпали даже названия («Титан» и «Титаник») вымышленного и реального пароходов ещё как-то можно пытаться объяснить, но объяснить все остальные совпадения с позиций обычной логики пока никому не удаётся.

А вот – менее известная история, связанная с именем более известного писателя. Томас Лоусон был настолько знаменитее своих коллег, что имя его красовалось на борту парусной шхуны. В числе прочих его книг была одна с названием «Пятница, 13 число».

Шхуна «Томас Лоусон» разбилась на скалах в щепки.

В пятницу.

13-го декабря.

Подобных историй – превеликое множество. Относиться к ним можно по-разному. Можно, например, никак не относиться. Ну, случилось – и случилось, мало ли что происходит. Можно удариться в мистику. Можно – в скепсис: куда вероятнее, что все эти «удивительности» кем-то слишком уж приукрашены.

Не буду спорить.

Готов согласиться с любой точкой зрения.

Потому что не в историях дело. А в простом и очевидном факте, совершенно неопровержимо доказывающем: уникальность – не исключение, а закон природного мира. То, перед чем пасует теория вероятности, что рассудок выводит за рамки возможной реальности, происходит массово, естественно и с неизбежностью восхода солнца. Может, приукрашиваю для красного словца? Да ничуть.

Попробуйте подсчитать вероятность собственного появления на белый свет. Как ни считай, какие суперкомпьютеры ни используй, а для просвещённого и высокомерного разума эта вероятность однозначно равна абсолютно круглому нулю. Потому что тут-то цепь случайностей уходит в совершенно необозримую бесконечность. И уж если теория больших чисел и может справиться с задачкой на вероятность возникновения жизни вообще, то объяснить чудо именно моего рождения не в состоянии никакая наука. Моя сугубо индивидуальная жизнь настолько уникальнее любых писательских и прочих историй, настолько невероятнее, что по всем канонам современной науки жить-то я как раз и не должен.

Живу.

Вопреки логике. Вопреки теориям вероятности и так называемому «здравому смыслу». Потому что назло всем вместе взятым химиям, физикам, математикам, биологиям, экономикам и прочим придумкам цивилизованного ума, в Природе происходят события, для ума недосягаемые.

Расчёту не поддающиеся.

Загадочные.

Совершенно невероятные.

Вот всё это я и называю: эффект  «Си Хиро».

3.

Строя плотины, предсказывая погоду, делая покупки и перебегая дорогу, определяя виды на урожай и выходя замуж, мы прогнозируем последствия и потом принимаем решение. А, решив, действуем. Ошибкам нашим – несть числа. И очень хочется ошибаться меньше. И мы думаем, подсчитываем, ищем закономерности в причинно-следственных связях, открываем законы, совершенствуем нормы эксплуатации... Нам до сих пор всё ещё кажется: вот учтём предыдущий опыт, придумаем новые формы более точного расчёта и уж тогда-то...

Успехи цивилизации потрясающи. Буквально. Трясутся не только недра и атмосфера, трясётся и вибрирует уже всё околоземное пространство. Рассчитываем на одно, опираемся на науку, втискиваем в алгоритмы немыслимое количество необходимых доминант, а результаты получаем в полном соответствии с эффектом «Си Хиро». Всё чаще. И со всё более катастрофическими и непоправимыми последствиями. Не помогает наука о вероятностях, слишком уж многое получается не так.

Чтобы понять – почему – попробуем на все науки махнуть рукой. Отвлечёмся от сложных расчётов. А проведём нехитрый эксперимент со школьной задачей, до которого я додумался тридцать лет назад, и повторить который легко может любой желающий.

Предложите вашим знакомым игру в «орлянку» и задайте им один и тот же вопрос: «Какова вероятность выпадения «орла»?» Спросите об этом пять человек, двадцать, сто...

Ответ, за очень редким исключением, стереотипен: «Пятьдесят на пятьдесят».

Это – неправильный ответ.

Потому что монета может упасть и на ребро, если играть в «орлянку» на песчаном пляже. А может совсем не упасть, а сгореть ещё в верхних слоях атмосферы. А может... И школьная задачка превращается в проблему с неоднозначным и труднопредсказуемым результатом.

«Эка новость», – скажет любой математик. – «Чтобы правильно решать, нужно сначала правильно задачу поставить». С математиками не спорю. По причине полного признания их правоты: принцип достаточности условий необходимо соблюдать. Сделать это совсем легко. В учебниках. И всё будет вовсе уж просто, когда эти наши учебники мы научим читать Природу. Пока – не получается. И не получится никогда, потому что у неё, у Матушки нашей, свои принципы и свои законы. Мизерное количество из них человек нащупал, и на этом основании сделал вывод о своём главенствующем положении в мире. Смешной вывод. Но когда слышишь недетскую наглость юных мичуринцев о том, что нечего, мол, ждать милостей от природы – становится не до смеха. Как-то сами собой вспоминаются озоновые дыры, чернобыли, «социально-справедливые» революции, мировые войны и прочие «достижения» высокого разума.

Почему продолжаем в том же духе? Неужто 100 веков опыта – мало?

Чтобы ответить, нужно посмотреть в каком мире мы живём.

Мы – это Homo Sapiens – Человек Разумный.

4.

Среди множества интеллектуальных центров цивилизации есть один, по значимости своей не имеющий равных. Это – парижская Палата мер и весов. Там хранится самое древнее и самое главное изобретение разума. Называется изобретение – эталон. Всё, чем обладает современная цивилизация, обязано своим появлением именно ему. Изобретение количественной меры – самое гениальное, самое всеобъемлющее, самое великое и, как всякое великое, – очень опасное изобретение. Полагаю – самое опасное.

Слов нет: разум – мощнейший инструмент познания. Но – два момента.

Во-первых: инструмент именно познания.

Во-вторых: отнюдь не единственный и не самый чуткий инструмент.

Давайте посмотрим на эти моменты пристальнее и по порядку.

Человеческий мозг – не только кладовая и не только собственных знаний. Язык разума так универсален, что в познавательной работе способен объединить усилия всех поколений всего человечества.

Поставим ему за это большую пятерку с большим плюсом.

Познание – это, прежде всего, сравнение. Гривну, например, можно сравнивать с долларом или песо. Можно сравнивать размеры звёзд. Можно – производительности станков или сегодняшнюю температуру со вчерашней, размеры комнат, уровень звука... Подобные сравнения дают количественную оценку мира, и придумал их человек.

Однако сравнивать можно не только величины. Птицы не смотрят на термометры, но это вовсе не значит, что они ничего не знают о температуре. Сопоставляя собственное самочувствие с изменениями погоды, я сделал вывод: в дождливые дни с сильным ветром мне нужно быть особо осторожным, потому что в такую погоду мой организм всегда находится в состоянии болезненного дискомфорта. Это – внутреннее знание, полученное не из газет, не из лекций и не со шкал хитромудрых приборов. Мир внутренних знаний – это мир ощущений, это – мир Природы. И состояние любого дискомфорта – совершенно определённый природный же знак опасности: что-то нарушает гармонию, происходит не так. Подавляющему большинству к сигналам прислушиваться некогда. Поэтому подавляющее большинство спохватывается уже в горячечной постели, а то и на операционном столе. Но есть странные чудаки, которые, внимательно прислушиваясь к себе и постигая собственный внутренний мир, взлетают к удивительным вершинам – вспомните хотя бы йогов. Или учеников Порфирия Иванова. Объяснить это нетрудно: знания синтезируются, резонируют, а в состоянии резонанса добраться можно до многого. Внутренние знания присущи любому живому существу, а если согласиться с академиком Вернадским, то и всей ноосфере. Не углубляясь, однако, в проблемы фило- и онтогенеза, отметим только два обстоятельства.

Первое. Не аналитические, а именно внутренние знания вызывают жизненную потребность не нарушать гармонию мира и, стало быть, поступать адекватно этой потребности.

Второе. Бесценный природный дар не только ощущать, но и мыслить, превращает человека из работника в творца.

За это разуму следует поставить ещё одну пятёрку. С большим восклицательным знаком.

А, подумав немного, присовокупить ещё один большой знак.

Вопросительный.

Эталон – это ведь не просто килограммы, метры, штуки или секунды. Додумавшись сравнивать явления природы с количественно-дробной абстрактной мерой, человек в своём сознании сотворил собственный – количественный, абстрактный, виртуальный мир. Мир обобщённых понятий и поверхностных ощущений. Из неделимого, бесконечного и вечного мир превратился в разрозненные куски, ограниченные несуществующими рубежами. И человек, заключив свою жизнь в границы рождения и смерти лишь собственного тела, сделал из себя временщика. Такое мировоззрение уже чревато катастрофическим финалом, именно такое мировоззрение и родило формулу: «После нас хоть потоп». Но дело, увы, и этим не закончилось. Расчётливый разум кроме выдуманного мира породил ещё одно – прожорливое – дитя. Монстра, имя которому – корысть.

Тут, во избежание недоразумений, необходимо определиться с терминологией, надо договориться, что именно понимать под словом «корысть».

Первоначально это общеславянское слово согласно этимологическому словарю русского языка означало «добычу». Если понимать его именно так, в его исконном значении, то корыстным, то есть – добывающим – является всякий, кто наделён природной способностью добывать. Но в современном русском языке это слово несёт уже иную, более узкую и специфическую смысловую нагрузку. Интерес просто к добыче ограничен самой добычей, корыстный же интерес не ограничен ничем. Так что будем понимать под корыстью не добычу и не полезность, а стремление к добыванию, причём к добыванию, как ради обладания, так и ради расширения возможностей для нового добывания.

В том, что такое стремление – порождение именно разума – убеждает следующее.

Во-первых: если бы генератор корыстных побуждений был присущ вообще всему живому, то наблюдалось бы и неизбежное следствие – всеобщее стремление к неограниченному расширению сферы своих интересов.

Наблюдается же нечто иное. К этому стремится один лишь Homo Sapiens. Массовый разум, как и массовая корысть, таким образом, характеризуют исключительно и только человечество.

Во-вторых: самые бескорыстные поступки – это необдуманные поступки. Они могут быть добрыми или злыми, приятными или не очень, глупыми, смешными, жестокими, они могут быть какими угодно, но не корыстными. Поведение детей и умалишённых иллюстрирует это вполне определённо и красноречиво, стоит лишь внимательнее  присмотреться.

В третьих: разум способен увлечь не только в необозримые потребительские дали, он способен остудить страсть накопительства и увлечь в дали куда более захватывающие. Разум высокоорганизованный, опирающийся на внутренние знания, именно так и поступает: набрасывает на алчность узду ограничений. И дракон сникает перед своим родителем.

Но он сникает только перед мудрым родителем. Потому что есть Разум и есть – раз-УМ.

5.

Была когда-то незатейливая песенка, начинающаяся чудным вопросом: «Человеку много ль надо?» Давались в ней такие же чудные ответы, и по всему выходило: нет, не очень много. Но стоит оглянуться, и содрогаешься невольно: «Да он ненасытен, ему необходимо – всё!» А зачем? Когда я задаю себе этот вопрос, то более вразумительного ответа, чем: «Хочу», найти не удаётся. Вот хочу и – баста; с таким желанием родился!

Это – ответ разума. Лукавый ответ.

Потому что все наши младенческие «хочу» ограничиваются удовлетворением лишь природных потребностей. Всё же остальное – из области «благоприобретённого». Во благо ли? Вопрос не праздный, потому что Природа ведь с запасом обеспечила нас всем необходимым, чтобы чувствовать себя вполне комфортно даже один на один со стихией.

«Если бы счастьем было услаждение тела, счастливыми назвали бы мы быков, когда они находят горох для еды». Это – мнение Гераклита. Высказано оно двадцать пять веков назад и в памяти людской не затёрлось, не умерло. Но тот же Гераклит утверждал: «Людям не стало бы лучше, если бы все их желания сбылись». И утверждение это тоже прошло испытание на истинность; время его не покорёжило. Как же воспринимать сей парадокс?

А никакого парадокса нет.

Мы все – потребители. Но природная необходимость потребления переросла у людей в стяжательство, в страшную и заразную болезнь, в эпидемию, рождённую прагматичным умом. И во времена Гераклита и Платона уже отчётливо понимали: счастье эгоиста не может быть продолжительным и наполненным. Понимали это и за пятнадцать веков до Гераклита. «Я знаю, что непостоянно богатство, ибо не достигают вечного невечным». Это – из «Упанишад», за 18 веков до рождения Христа.

Несомненно: понимали это и раньше.

Вопрос не в том, много ли человеку надо. «Что ему надо?» – вот это действительно вопрос.

Желаний наших не счесть, но все они легко укладываются в две коробочки с названиями: «отдавать» и «получать». Легко потому, что на основе «давать-брать» построена не только любая форма жизни, но и вообще весь мир. На этом прочном и едином для всего сущего природном фундаменте асси-диссимиляции покоится всё. Плавятся противоречия в необъятном и многоликом вселенском реакторе, аннигилируют минусы и плюсы, и рождается в животворящем огне прекрасная и постоянная гармония – гармония колеблющегося, и потому устойчивого равновесия.

Любая живая клетка знает: излишки, как и недостатки, – вредны. Любая живая клетка стремится поступать сообразно родившим её природным законам сохранения равновесия: недостающее восполнить, а от излишков – обязательно избавиться. Любая, кроме раковой. Эта – предела насыщения не имеет. И получает по заслугам: быструю гибель вместе с погубленным ею же организмом. Вопрос не в причине появления такой клетки, а в том, что она – аномальна, в ней нарушена природная основа жизни – баланс. Человек – это множество здоровых клеток. Каждая из них твердит: «Не смей пресыщаться; отдавая – приобретаешь». И мы ведь слышим этот внутренний голос живой Природы! Это – голос совести. И хотя трактуют это понятие по-разному, отнюдь не случайно и в древнегреческом, и в латинском языках слова «совесть» и «осознание» звучали и писались одинаково. Внутренний голос этот слышат все – включая младенцев, политиков, отшельников и людей с помутнённым рассудком. Поэтому смею утверждать:

СОВЕСТЬ  -  КАТЕГОРИЯ  НЕ  ТОЛЬКО  СОЦИАЛЬНАЯ,  А  И  ВПОЛНЕ  КОСМИЧЕСКАЯ.

Как и множество других категорий, непереводимых на язык абстрактных представлений и в расчёты не укладывающихся. Подобным категориям не находится места в виртуальном мире людского разума. И разум поступает с ними легко и решительно – он их отбрасывает как чью-то несуществующую выдумку.

Но настоящая выдумка – измерять Бесконечность метрами, а Вечность – секундами.

Выдумка, нелепая до гениальности.

6.

Так что же, выходит, разум во всём виноват? Нет. Не разум. Обвинять разум – всё равно, что обвинять в ударе по голове логарифмическую линейку. Ибо, повторюсь, разум – лишь один из инструментов познания. Нет, виноват не разум, а философия временщиков и вот тот самый расчётливый, прожорливый и ненасытный монстр.

Инженеры, строившие «Титаник», – люди знающие – тщательно соблюдали все нормы и законы судостроения. И объявили своё исполинское детище непотопляемым и самым безопасным судном. «Непотопляемый» с гулом ушёл в трёхкилометровую пучину в первом же своем рейсе. Судебное разбирательство катастрофы было ответственным и всесторонним. Принимались во внимание и время суток, и состояние погоды, и плотность паковых льдов, и скорость, и радиус циркуляции, и количество биноклей, и своевременность команд с мостика... Суд вынес вердикт: трагедия произошла в результате невероятной, почти стометровой пробоины, полученной при столкновении с айсбергом из-за повышенной скорости судна. В качестве «стрелочника» выбрали судоводителя. Но причина трагедии – не в трагическом наложении случайных технических обстоятельств. Истинные виновники беды – человеческие качества, к технике никакого отношения не имеющие. Вращаться винты «Титаника» с недопустимой скоростью заставило стремление получить престижный кубок за рекордно-быстрый океанский переход – «Голубую ленту Атлантики». Стремление сугубо корыстное, обещающее дополнительную прибыль судовладельцу, и по сути своей – аморальное. До «моралеметра» люди тоже не додумались, и потому дружно проклинают провидения робертсонов и удивляются невероятным историям. А удивляться нечему. Автор «Тщетности», в отличие от математиков и судей, учёл фактор аморальности. И попал в самую точку.

В ноябре 1945 года в Нюрнберге начался суд над нацистскими главарями. Им предъявили обвинение в преступлениях против мира и человечности. Преступников-побеждённых «судили» преступники-победители. Заранее сговорившись пресекать на суде все попытки обвиняемых напоминать «судьям»: в чём причины кошмара Второй Мировой войны и кому, кроме нацизма, следует предъявить счёт за преступления. Мероприятие провели на самом высоком уровне, вполне подобающем уровню политической аморальщины. Самому омерзительному и самому циничному объяснению «оправданности» стремлений жить за чужой счёт. Имперского Министра иностранных дел Иоахимма фон Риббентропа казнили в Нюрнбергской тюрьме 16 октября 1946 года. Наркоминдел СССР Вячеслав Молотов прожил долгую и обеспеченную жизнь, и покинул наш мир тихо и никем не замеченный. Что изменилось в политике? Что-нибудь вообще изменилось в жизни людей?

Изменилось. Аморальность и цинизм поднялись до недосягаемых высот. Нынешние учёные мудрецы от политики принимают решения, очевидная бессовестность которых уже даже никого не удивляет; бессовестность стала нескрываемой нормой «цивилизованных» обществ.

Десятки лет постулировалось: «КПСС – ум, честь и совесть нашей эпохи». Насчёт ума возразить трудно; КПСС прожила яркую, достойную любой политической партии революционно-боевую жизнь. Вот с честью и совестью всё обстояло не так гладко. Поэтому впечатляющая деятельность закончилась не менее впечатляющим крахом. Теперь постулируется нечто иное – «американский образ жизни». Жизни, в самой основе которой лежит неприкрытая даже кастрированной социальной моралью, корысть. Расчёт. Чистоган. Меня пытаются убедить: на умном расчёте можно построить земной рай. Общество всеобщего благоденствия. Приводят примеры всяческих изобилий. Но я задумываюсь: что, кроме изобилия прилавков, дал человеку аморальный расчёт? Чем ещё, кроме стремления к удобствам, мы наполняем свою короткую жизнь? И так ли уж безнаказанна нравственная ущербность человечества?

По этому поводу можно, конечно, и возразить: «цивилизованные» суды рассматривают ведь дела о «компенсации морального ущерба». Рассматривают, спору нет. Но «мораль», удовлетворяющаяся материальной «компенсацией», никакого отношения к морали не имеет. Это – мораль социального толка, всего лишь один из видов мимикрирующей корысти. Подобная «мораль» – чистый продукт расчётливого ума.

Можно возразить и по-другому, более весомо. Скажем – так: «Раз уж корысть присуща людскому сообществу, то стоит ли истреблять в человеке – человеческое?»

Отвечаю: стоит. Даже обязательно и хотя бы по двум причинам.

Во-первых: в противном случае не стоило бы истреблять ни насилие, ни разбой, ни рабство, ни войны, ни всё остальное, тоже присущее человечеству.

Во-вторых: негодяями, как и солдатами – не рождаются. Это – «заслуга» не природного, а социально-разумного мира. И речь, таким образом, идёт об истреблении в человеке не природного, а привнесённого исключительно цивилизацией.

Стоит задуматься: так ли уж это архаично – преподавание в школах «Закона Божьего», такое  ли уж это достижение – ликвидировать цензуру и поливать «мыльными» помоями умы и души, измеряя жизнь аршином коммерческого спроса, так ли разумно пользуемся мы своим разумом, не слишком ли страшным и безнадёжным становится наш виртуальный мир? Не пора ли, наконец, всерьёз вспомнить предостережения наших неграмотных, не знавших даже интегрального исчисления, предков?

Это не призывы, это – вопросы. Бессмысленно искать ответы на них в законодательных актах любых «правовых» государств; ответы эти необходимо искать в себе. Только в себе.

Поэтому когда я слышу хвалебные оды разумно-виртуальному прагматизму, мне неизменно вспоминается невероятное природное явление.

Эффект «Си Хиро».

7.

Во времена, когда солдаты армии Наполеона жгли Москву, а потом казаки атамана Платова разгуливали по Парижу, когда монархи платили жизнями своих подданных за новый европейский порядок, директор Нюрнбергской гимназии Георг Вильгельм Фридрих Гегель писал основной труд своей жизни: «Науку логики».

«Всемирно-историческая заслуга Гегеля заключается в том, что он... создал развитую систему идеалистической диалектики, синтезировав в ней диалектические уроки развития многих областей знаний». Так оценивает деятельность этого мыслителя «Антология мировой философии» под редакцией Института философии АН СССР. ( Издательство «Мысль», т.3, с.284, М. 1971 г.). Это – не единственная и, безусловно, вполне заслуженная оценка. Мировоззрение множества людей, включая и тех, кто никогда не слышал о Гегеле, держится на трёх китах гегелевской диалектики: законах «Единства и борьбы противоположностей», «Перехода количественных изменений в качественные» и «Отрицания отрицания». Держится потому, что мы ощущаем действие этих законов, как ощущаем действия гравитации, законов сохранения, небесной механики...

То есть – никак не ощущаем.

Как не ощущаем стука своего сердца. Как не ощущаем печени, ног, выпадения волос и роста ногтей. Как не ощущаем всех изменений в теле, когда оно молодо и здорово.

Мы – не дети природы. Мы – эта самая Природа и есть. И ритм Вселенной – это наш ритм. И никаких законов открывать не надо по той простой причине, что законы эти никто, никогда и не перед кем не закрывал. Их понимание доступно любому, независимо от возраста, вероисповедания или образования. Не болит тело – значит в гармонии оно с законами природного равновесия. Не страдает душа – стало быть, в согласии она с энергетическими, гравитационными или какими-то иными полями мироздания. Не мучит совесть – позови её, узнай: жива ли, не задушена ли корыстью цивилизованной? Потому что с искалеченной совестью – до беды недалеко.

Вся заслуга учёных – не в умении увидеть очевидное, а в изложении увиденного на условный, абстрактный, формульный язык людских знаний. Давно, однако, замечено: самый мудрый среди мудрецов – народ. Потому что формулировки народные понятны не только специалистам-философам, математикам, биологам, астрономам... В «устном народном творчестве» третий закон Ньютона звучит правилом простым и ясным любому младенцу: «Что посеешь – то пожнёшь», «Как аукнется, так и откликнется», «Не плюй в колодец – придётся воды напиться»...

Есть среди прочих правил и такое: «Не буди лиха, пока оно тихо». И ещё одно: «Человек предполагает, а Бог – располагает».

Обо всём этом, особенно о последнем, не худо бы помнить всегда, ибо строить жизнь на одном только голом расчёте – занятие весьма сомнительное.

Что и имеем, глуша зов Природы голосом расчётливого разума, забывая о совести и игнорируя существование ещё одного закона диалектики: ВСЁ ВОЗМОЖНО, ИБО ВСЁ - УНИКАЛЬНО.

8.

Мы пытаемся рассчитать уникальность, используя свои количественные представления о мире. Результат достаточно часто получается близким к расчётному. Но проходит совсем немного времени и обязательно появляется нечто, чего у нас и в помыслах не было. И оказываемся мы в неожиданном положении мятежных матросов «Си Хиро».

Так будет до тех пор, пока не научится человек не только оценивать расстояния, но и ощущать бесконечность. Пока не начнёт использовать свой разум по его прямому назначению – для поиска путей не к накопительству, а к Истине. Пока рай в нашем сознании будет оставаться санаторием, а Бог – лишь символом на иконе. Так будет до тех пор, пока не поймет Homo Sapiens, что жизнь его собственного тела – ещё не вся жизнь.

«Людей после смерти то ожидает, на что они не надеются и чего себе не представляют». Это не я сказал. Это сказал всё тот же Гераклит.

Думается мне, что эта мысль стоит того, чтобы помнить о ней всегда.

И думается мне, что имеет значение – с чем подойти к порогу.

Соразмерность

Эссе

Мы обманываемся видимостью правильного.

1.

Обычная наша жизнь до изумления необычна. Изумляться нам недосуг, просвещённым своим взором успеваем лишь общий план схватывать, но стоит чуть присмотреться...

А, ведь, стоит.

Вот идёт человек с букетом: семь бархатных роз. Кому эти цветы? Может быть невесте. А может – новосёлам или юбиляру; разве ответишь? Одно ясно: не на могилу. Туда тоже носят розы, но непременно парное количество. Традиция такая: чётным числом поминать. А поздравлять – нечётным. Чёт, нечет – да какая разница? Мелочь, деталь несущественная, могло сложиться и наоборот.

А вот это – едва ли.

Потому что нет их в жизни – мелочей. А ещё потому, что за пёстрой картиной мира конечных величин скрывается совсем иной мир: незримый и куда более значимый.

Точно как за холстом в каморке старого папы Карло.

У Бога всего много, – говорил мой отец. Много. И разного. Великолепной мозаикой этого разнообразного множества украшен фасад всего мироздания. В нём легко угадываются отдельные части, существующие как бы сами по себе, и, стало быть, всё это дробное великолепие вполне доступно для описания определёнными формулами или числами. Что успешно и делаем, всё подсчитывая, на расчётах выстраивая производство, быт и политику, и снисходительно поглядывая на неграмотных «меньших братьев». Но вот деталь: такой понятный грамотному человеку мир конечных величин как-то плавно и незаметно уводит в не очень понятное природное явление. В бесконечность. Туда, где любые числа теряют магическую силу и становятся тем, чем и являются на самом деле: выдумкой. Происходит это по той незатейливой причине, что Природа оперирует не количествами, не величинами и уж тем более не числами, а категориями совсем иного порядка. Среди которых заметно выделяется и этот самый «чёт-нечет».

Любой путь начинается с первого шага. Заметим: нечётного. Этот шаг выводит из состояния покоя и открывает дорогу к горизонтам и перспективам. Можно ещё раз шагнуть вперёд и ничего не понять. Но если второй – чётный шаг – сделать назад и вернуться в состояние исходного равновесия, осмысливается уже нечто интересное: в чётности явственно проступает округлая завершённость. Иными словами: любой непарный элемент нарушает гармонию равновесия, а парный – её восстанавливает. Как ноги-руки. Как плюс и минус. Как «да» и «нет». И тогда парное количество роз на могилу – этот символ окончания пути и возврата к истоку – перестаёт казаться традицией такой уж произвольной и несущественной.

2.

«Государство – это я», – самодовольно и нескромно заявлял известный монарх. Скажу более нескромно: «Природа – это я». Причём без малейшего риска показаться самодовольным. Потому что утверждение касается всех; в каждом из нас объективно присутствует всё, что имеет место и в мире окружающем – от микроэлементов до галактической энергетики. Отсюда – два попутных практических вывода.

Первый: так называемое «самокопание» – это элемент постижения не только себя.

Второй: маяками на пути к Истине могут служить только природные маяки. Двигаясь по маякам искусственным легко напороться на мель.

По этому поводу необходимо пояснение: дело в том, что привычная для нас количественная оценка мира подкупает доступностью и видимой эффективностью, но она же неизбежно и огрубляет наше представление о нём, исключая из поля зрения всё, что не укладывается в прокрустово ложе нами же придуманных эталонов. Эталон становится идолом, расчёт – ритуалом, а в итоге живая действительность превращается разумом в модель, в схему, в мир виртуальных представлений.

И вот это уже – опасно.

Судите сами. Разум сделался источником великого множества материальных благ, разум позволил человеку забраться в недра и преодолеть тяготение, но ведь все попытки монопольного вмешательства разума в обустройство земного общежития приводят к результатам без преувеличения катастрофическим. Границы, техногенность, разбой, идеология, политика – что это, как не стремление загнать жизнь в схему, в изобретённый разумом эталон? Обычное и широко бытующее объяснение: «Ума, мол, пока у человечества не хватает. Вот подучимся и заживём». У муравьёв, стало быть, ума хватает мировых войн не устраивать, а у человека не хватает? Что-то тут не так и, похоже, не хватает нам чего-то другого. Похоже, что разум – это непарный элемент Природы, и недостает нам какого-то парного и равновесного его дополнения.

Поэтому важно и необходимо различать маяки не только цивилизованной головой, но и своими первозданными чувствами. И не отмахиваться от «несущественных» мелочей.

3.

Человек изобрёл примус, осадные орудия и таблицу умножения. В чьей-то неугомонной голове родилось и то, чего нет даже в природе: идея колеса. И покатилась цивилизация; поехала, поплыла и полетела. Однако, кроме достоинств очевидных и видимых, имеется в колесе и нечто не столь прагматичное. Соединив начало с концом, человек получил удивительно зримый образ чего-то волнующего и влекущего. Вот она, бесконечность, – вполне ощутимая и осязаемая – на безымянном пальце моей правой руки. Воплощённая в материале элегантная замкнутость самодостаточного равновесия. И нет в ней ничего такого загадочного или мистического: вполне понятное объединение концов и начал.

Если бы всё было так просто! Но оставим учёному люду разбираться с издержками формальной логики, парадоксами Ольберса и Зелигера, космологическими моделями, вторым началом термодинамики... Пусть исследуют числа и выясняют, как правильнее решать уравнения общей теории относительности: по Эйнштейну или по Фридману. Обратим внимание на другое: как раз не совсем обычное, беспредельное число «Пи» напрямую связано именно со свойствами окружности, с этим неуловимым качеством мироздания: замкнутостью на себя.

И это основательный, природный маяк.

«Так ведь нет же в природе колеса», – возразит вдумчивый читатель. – «Откуда же вывод о природности этого маяка?»

Колеса нет, это верно. Потому что Природа без оглядок на все наши гениальные творения давно сотворила нечто более совершенное: сферу.

4.

Есть среди подобных маяков и ещё один. Настолько яркий, что мы, ослеплённые привычным его светом, света этого почти не замечаем.

Я – о симметрии.

Основа её – всё в той же парности элементов. Специалисты, как водится, делят это явление на виды, подвиды и прочие дробные группы, различая симметрию I-го, II-го и III-го рода, D, L и S-модификаций, точечную, плоскостную, осевую... Словом, поступают так, как и обязаны поступать учёные: анализируя мозаику в чём-то схожих дробных элементов, выстраивают соответствующую модель. Что ж: Бог – в помощь.

Будучи ещё студентом, я почти случайно набрёл на мысль, сразившую меня своею изящной простотой: если форма тела зависит от воздействий окружающей среды, то симметрия – результат воздействия чего-то обязательно постоянного. Не ахти какая «америка», хотя это и была – одна из моих «америк». Так что не очень и огорчился, когда, покопавшись, нашёл буквальное тому подтверждение: «Согласно теореме Эмми Нётер, наличие в системе симметрии связано с некоторой сохраняющейся для этой системы физической величиной». Не огорчился ещё и потому, что уже успел сформулировать и другую мысль, в книгах не обнаруженную: плоскость симметрии всегда перпендикулярна фронтам воздействий постоянных факторов среды. То есть – тяготению, атмосферным, магнитным, ветровым и прочим разнообразным, но обязательно постоянным нагрузкам. Стало понятно, почему ось симметрии земных объектов утыкается именно в Землю, почему вектор симметрии объектов движущихся направлен с лица, и почему теннисные мячи и звёзды симметричнее человека.

Вот тогда ощутил: вкус Истины – слаще шоколадки.

5.

Как-то попалась мне на глаза занятная подборка статей под общей рубрикой: «По ту сторону фокуса». Фокусам мы удивляемся, а фокусникам аплодируем. И правильно делаем. Потому что понимаем: фокус содержит нечто недоступное нашему взору, находящееся по ту сторону видимого. Но я задаюсь вопросом: «Почему же тогда мы не аплодируем жизни?» Почему живём и ведём себя так, словно нам известно о ней всё?

Впрочем, много их – парадоксов в нашем мыслительном аппарате. А ещё больше – самомнения о своём величии, рождённого исключительно тем же мыслительным аппаратом. Однако не будем отвлекаться, а вернёмся к природным маякам.

Изобретение, на которое хочу обратить внимание, нашло не такое вездесущее применение как колесо. Оно не столь универсально-практично, но, думается мне, что в его внутренней сути заложено куда больше, чем намеревался заложить сам изобретатель. Дитя заслуженно обессмертило имя своего родителя и называется: «Поверхности Мёбиуса», или – проще – Мёбиус. Такая поверхность, как и сфера, замкнута сама на себя, но замкнута особым образом. Особым, поэтому пить пиво из сосудов Мёбиуса затруднительно, в силу чего они и не встречаются на каждом шагу, но вот ленту Мёбиуса легко увидеть – её, например, применяют в матричных принтерах любого компьютера. Изюминка в том, что концы этой ленты соединены не как в обруче, а перекрёстно: лицевая сторона – с изнаночной.

Вот тут-то и начинаются фокусы. Если на такую ленту посадить муравья и позволить ему бежать только вперёд, то, чтобы добраться до стартовой черты, ему придётся сделать не один – как по обычному обручу – а два круга. Потому что после круга первого он пробежит под чертой, по изнаночной стороне. Пробежит, не заметив нового качества своей беговой дорожки – в силу природы мёбиуса – и будет удивляться, что путь оказался таким неожиданно длинным. Муравей не увидит черты, а мы – не увидим муравья. А что мы увидим? Что муравей оказался лентяем и на дорогу потратил в два раза больше времени. Но для него и для нас истина останется за пределом видимого. Так же интересен и сосуд Мёбиуса: наш муравей смог бы побывать в любой наружной и внутренней его точке, не перебираясь через края и не прогрызая отверстий, потому что и объём, оказывается, тоже может быть замкнут своей наружной и внутренней поверхностями. Это не теоретические измышления; сосуд Мёбиуса нетрудно изготовить собственными руками и убедиться в этом наглядно.

Мёбиусу и его фокусам можно поаплодировать, а, чуть подумав, задать себе несколько наивных вопросов.

- Почему, например, вопреки видимым успехам наук, технологий и законодательного права не уменьшаются, а катастрофически усиливаются сотрясения человечества конфликтами и катаклизмами?

- Почему разрушительное корыстолюбие в любых обществах приобретает повальный характер?

- Почему сострадание превращается в отчётливый атавизм и даже уже в быту становится поводом для откровенных насмешек?

- Почему, наконец, упорно учимся у жизни только одному: побольше ухватить?

Можно, глядя на Мёбиус, задаться вопросом и философским: так ли уж непогрешим постулат второго закона диалектики о скачкообразном, заметном переходе количественных изменений в качественные?

Подобных вопросов не перечесть. От них можно отмахиваться, можно ссылаться на их временность, можно и просто не соглашаться с их постановкой, забывая об озоновых дырах, СПИДах, наркомании, насилии, жестокости... Но можно поступить и не так. Можно попытаться вырваться из виртуального количественного мира, внимательнее всмотреться в «мелочи» и, по достоинству оценив природный дуализм и равновесную замкнутость Вселенной, увидеть жизнь не в каждом отдельном теле, не в обмене веществ, а в ОБМЕНЕ ОБЩЕЙ ДЛЯ ВСЕХ И ВСЕГО ЭНЕРГИИ.

6.

Романтики-поэты утверждают: истоком и причиной жизни является любовь. Материалисты-учёные с этим утверждением не согласны. Доказывают: жизнь зарождается в результате слияния двух клеток. И они убедительны: пробирки с белком можно потрогать руками, молекулу ДНК – увидеть в микроскоп и, основываясь на фундаменте знаний, провести любое количество положительных экспериментов и основать новое направление прикладной науки – генную инженерию. Но, опять деталь: ведь ещё до слияния клеток у кого-то возникает стремление к такому слиянию, рождая эмоционально-энергетический взрыв. Как быть с этим? Куда девается эта энергия, и есть ли ей место в прикладной науке? Не так уж они и просты – ответы на наивные вопросы. Да, наука весьма уверенно может ответить, что происходит с телом после утраты им способности к обмену веществ, но что происходит с энергетикой этого тела? Когда она вообще наступает – смерть? В момент остановки сердца? При падении температуры, давления, чувствительности, расширении зрачков? Где он – этот порог, не существует ли он только в нашем воображении?..

Природа отчётливо замирает перед надвигающимся катаклизмом. Четвероногие и пернатые чувствуют землетрясение ещё до первого толчка, ещё до того, как начинают слетать с барабанов стрелки изобретённых разумом сейсмографов. Юродивые, колпачные дураки и люди искусства, обитающие в мире ощущений, умеют почему-то смотреть не только вокруг, но и вперёд. В будущее. Почему?

Из бесконечного, непрерывного и неделимого мира энергетики разум перемещает человека в мир сиюминутной вещественно-количественной виртуальности а, проще говоря, – в мираж. И «цивилизованное умение жить» – это умение жить в мираже. Может быть так и надо. Политики усердно устраивают мою жизнь по своим «здравым» законам. Но ведь и себя спросить не грех: «А надо ли соблюдать их – эти законы, если они противны Природе? Надо ли гордиться принятием цивилизованной идеи, если она требует жить порознь, сообразно с формулой: «Это не моя проблема»? Чистоган способен раскрасить мираж в электрические краски, но чётный свой шаг сделать всё-таки придётся каждому. Куда? На какую энергетическую орбиту?

7.

Вокруг пылающей сферы называемой солнцем кружится благодатная сфера по имени Земля. И бесконечно много других сфер. Но бесконечность отчётливо проступает не в количествах звёзд и Метагалактик, а во всеобщей, объединительной сути любого её конечного проявления, включая и человека. Вот и думается мне, что мы не пыль беспредельного мира, и мысль эта – не от стремления к самовозвеличиванию. Разве не нами и не в нас неустанно творят свою непрерывную работу законы всего мироздания, разве моё тело не является лишь биологическим сгустком общей энергии Космоса, общей жизни? Одной – на всех. Жизни, в которой чужих проблем нет.

Материалисты утверждают: «Практика – критерий истины». Что ж, утверждение основательное. Нет прямых доказательств продолжения жизни вне конкретной оболочки, и это позволяет разуму делать соответствующий смертельный вывод. Но, смею заметить, нет и доказательных опровержений того, что разуму жизнь только представляется такой, какой он её созерцает: микроскопично-конечной и неповторимо-единственной. «Опровержения» – вроде того, что оттуда, мол, никто не возвращался – убеждают меня ничуть не больше, чем «доказательства» возвращений (как, впрочем, и вознесений) письменными свидетельствами апостолов.

Потому что нам только кажется, что в своей постели мы пребываем в состоянии блаженного покоя, а Солнце и весь мир несутся вокруг нас. Но казаться, как известно, – ещё не быть.

Хотя бы потому, что разум давно сделал и другой вывод: о наличии в природе законов единства и сохранения.

Приглашаю к танцу: не пришло ли время уравновешивать свою собственную раз-умность какой-нибудь «несущественной мелочью»?

Нерасчётливой совестью, например.

Своей же.