Ночь - река...
Ночь – река, в ней скрыта тайна сна, в чёрных водах месяца блесна
Некто, не иначе как Апрель, ловит звёзднобокую форель, чёлн его дрейфует в океан Бытия, а мир так первоздан, что пока читает по слогам Книгу Жизни первенец Адам.
Он покуда сам себя честней, при ребре, далёк от судных дней.
Только вот, о чём он видит сны, коль не знает ничему цены?..
Знаешь, сходством души...
Знаешь, сходством души либо строчкой шальною в глубину твоей памяти я проберусь. Неосознанно вдруг ты окажешься... мною, что-то там "из меня" прочитав наизусть.
И отступит во мрак суеты умозренье. Ты возжаждешь Евтерпу! И ею сражён среди прочих дорог сыщешь путь к Иппокрене, только -чур! - никогда не стремись в Пантеон!
Есть прекрасней удел - стать строкою для сердца, в чью-то душу запасть, прорасти в ней цветком. Даже если глупцы нарекут отщепенцем за твою несъедобность их куцым умом...
Моё утро... день... вечер...
МОЁ УТРО - туманят взор подушек облака. Ты рядом безмятежна и легка. Твоё дыханье - трепет мотылька, не знавшего ни ветра ни сачка.
МОЙ ДЕНЬ - и боль, и радость, и отчаянье, и счастья миг, и разочарование – всё это – вдохи.
МОЙ ВЕЧЕР - в выдохе - строка!..
Рос я болью маминой...
Рос я болью маминой и отца надеждой. Жизнь катилась мячиком пёстрым как букварь. То ли мир был паинькой, то ли мне, невежде, истины вычитывал пьяный пономарь. Колокольчик разума! Не всегда твой голос робкий и доверчивый отрезвлял мой пыл. Оттого швыряло мной с полюса на полюс, что я сам придумывал, тех, кого любил. Колокольчик памяти! Дряхлый мой ровесник, совестью озвученный в спину всем ветрам, ты мне стал соавтором поздних грустных песен, ну а я виновником предыдущих драм... Боль давно не мамина, сам себе надежда, на судьбу не жалуюсь, но и не хвалю. Мир вокруг не папенька, только я, невежда, снова напридумывал всех, кого люблю!
По шаткой лесенке…
По шаткой лесенке взберусь на сеновал, где ночевала дева Грусть, а я не спал, всё прижимался к ней щекой. И до утра ладья души плыла рекой из серебра. Нетороплива и легка блуждала мысль, и сквозь прорехи потолка стремилась ввысь. Я в темноту ронял слова, тоской пронзён, а где-то плакала сова мне в унисон... С тех пор легло немало дней в копилку лет, но я по лесенке своей к тебе, Рассвет, забыв усталость, тороплюсь с охапкой слов. Ступенек старых сиплый хруст дороже снов. Нетороплива и легка приходит мысль, и сквозь прорехи потолка взлетает ввысь. Благослови меня Заря, я жив пока. На терпких травах сентября пьянит строка!..
Нет, не вхожа дверь...
Нет, не вхожа дверь в проём осевший, нараспашку всем ветрам раскрыта. По углам избы осиротевшей грудами разбитые корыта.
На дворе как встарь по-Божьи мудро солнце и луна играют в прятки. Вновь к незрячим окнам липнет утро приручённой белою лошадкой цельный день храпит, прося водицы, ожидая хоть кого с порога, а под вечер вороной сестрице уступает к хате той дорогу.
Но внутри не строят гнёзд и мыши серые! Да как-то чуют сирых. Для чего им дом с худою крышей, где в чулане – ни зерна, ни сыра?
Сколько изб таких в местах окрестных взор привык уж, а нет-нет встревожит, ведь лохмотья судеб неизвестных на мою одёжку так похожи!!! |